Девушка - Подкаменная Тунгуска

Девушка – Подкаменная Тунгуска

С такой любовью, не бывает грустно,
как с прошлым, что забралось в эту даль,
застывшим во мне, затаившим печаль -
воспоминаниями о Подкаменной Тунгуске.

С такою красотою, в бысть девчонкой,
Катангой покатилась, по таёжному пути;
по каменным порогам, удавалось пройти,
резвясь со смехом, вечной песней звонкой.

С характером порожисто-шиверным,
способным, каждого, на нервы извести,
и к гробу, если что? уж, точно довести;
с чем все, считались здесь, наверное.

Прекрасная; в доллеритовом сарафанище;
с саранкою, приколотою к зеленым волосам,
под каменными, исполинскими колоссами;
спешила к нам, к охотничьему пристанищу.

А познакомились мы с нею на 235 километре,
там поселились наверху, на горной макушке,
в кернохранилище, в просторной избушке,
под кедрами, перешептывающимися с ветром.


Сиплый дождь на Подкаменной Тунгуске
Галке

Сиплый дождь, у сих широтах, сыплет,
Пенные разводы, оставляя на воде;
И, туманами, влагу теперь не выпьет -
Осень, подступившая к каменной гряде…

С низкого неба, с свинцовою хмарью,
Сочится дань, дождевого ненастья.
Пахнет тайга, горельниковою гарью.
Ничто не мешает нашему счастью.

У ручья, нашли избу «на курьих ножках».
Каменные истуканы, сошлись к изголовью.
Веткою, рассвет, постучался в окошко,
Где, в сиплый дождь, занимались любовью.



На горельнике

На горельниках -
Живут бурундуки.
Там травы -
Очень высоки.
Зацвели саранки -
Вдоль реки…
Мы стали, любовью,
Очень близки.


Кедровок -
Слышна перекличка.
Они тут как тут,
Как обычно.
У них появилась –
Скверная привычка:
Когда у нас близость -
Они, как со свечкой...


Во время грозы


Тайга тряслась, как поле боя,
Гремели громы над горою,
И ливень, плетями хлестал.
Визжали кедры, будто скрипки,
Избушка наша – казалась хлипкой,
Едва удерживала шквал.

Ручей, что рядом был, вздыбился,
Поток воды в нем грозно бился,
О берег - разбивая вал.
Он стал каким-то шибко шумным,
Ревя, как зверь, потоком бурным,
Мотаясь меж замшелых скал.

В тебя же? словно бес вселился!
Твой лик желанием искрился
Пуская бесики из глаз.
И - без любви – невмоготу!
На топорно сделанном плоту,
Мы плюхнулись в поток, на раз

А на средине – сущий ад!
Плот разметался – вот, же, гад!
Сама, оставшись на бревне,
И, словно та, речна наяда*,
Расхохоталась, будто рада!
Гарцуя на лихой волне!

Тебя, с остатками плота,
Тащил, до берега оплота.
Там и спросил, мол: Чего ты?
Притихнув, ты ко мне прижалась,
И, вдруг, прошептала: Показалось
Лицо твое – смешней, всего-то!

Тайга взметнулась и взмолилась!
И будто пламенем пролилось
У вспышках молний над горой!
Земля и вода, как инь и янь,
Тела сплелись – у: ты и я…
(Свершалось, все, - само собой).

2021-01-20

* - В греческой мифологии, Наяды нимфы источников, ручьев и родников, хранительницы вод. Наделяли воды способностью дарить бессмертие.

Рыбалка на таёжной речке
Верлибр

1

Одеялом, - лоскутным, -
Осень, -
Словно бабушка внучку, -
Тайгу накрыла.
В просинь, -
лежат
Горы, - издали -
Груди земли, -
под покрывалом,
что бабушка,
Осень,
длинной ночкой мастерила.
И, -
сквозь полупрозрачную, -
дымчатую мгу, –
по утру проступают –
елей и пихт –
сарафаны зеленые.
На подиуме –
серые скалы –
расшиты узором,
по роскошному мху.
Выступают –
одетыми, –
как всегда, –
по последней моде, -
в красивые платья,
из ситцев, –
это стиль –
белокожих берез -
которые будут носиться –
даже в сильный,
сибирский мороз.
Смотрится -
классно! –
С видом девичьих кос.
Алые галстуки –
осинников, -
рдеющих на солнце.
Салатным цветом, –
лиственниц много, –
в распадках, на склонах.
Словно школьницы в школу –
скалистые останцы спешили.
Смехом, возней -
разнёсшимся ветром, -
рассмешили; ручей, -
заискрился –
солнечными бликами.
И, –
речка Хакдас, -
что под нами,
по ущелью гарцуя, -
несет свои воды –
в Подкаменку,
струями.
Вид на Хакдасе –
в тающей дымке –
таежная выть.
Неба лазурь –
а под ней -
тальниковая прыть…
Что-то есть женское,
в этом крае суровом:
И красота, и любовь, и постава.
В румянце здоровом.
Эвенкия!
Косматая спина, -
России.
Огромность ее туши,
Запомнилась мне, -
1/6 суши-
еще называясь Союзом…

2

Рассказать, о рыбалке
и хариусах?
Что водились,
тогда, на Хакдасе?
Они поместились,
в памяти – грузом.
Вот!
чем удача, мне потакала!
В струях -
ям, каскадных…
«мушку» в стремнину макаешь…
Весь в напряженье…
Рывка ожидаешь...
И, –
черный лапоть! –
хвать!
И, скорее в пучину.
Остается, лишь –
дернуть -
вот такую! рыбину…
Их там много таиться;
многим даже не снится.
Осень торопится -
счастливым мгновеньем;
держит, -
в азартном волненье…
С рыбного места -
чтоб не ногою.
Пока мест –
до отплытия строка –
в этом потоке –
попадаются хариусы.
Спать я ложусь –
с шумом в ушах.
Прикроешь глаза –
водные струи, –
все хором, –
поют аллилуйя!
Вплоть до камней,
Что на речном берегу.
Это во мне –
никогда забыть не смогу;
уж до самой кончины:
Цветы кровохлебок, –
И рывки –
полукилограммовой рыбины…

Ссора

На Лебяжьей ставили палатку,
Сделав каркас с березовых жердей.
Поправляя брезентовую складку,
Надо бы еще – набить гвоздей…

Здесь в тебя, как будто бес вселился,
Психанув, запустила молоток…
Если б в тот момент не уклонился,
Угодил бы прямо мне в висок!

Ночью, достав пистолет с баула,
Отправилась к островку с камней.
Там тебя медведица спугнула…
После чего, пропятилась ко мне.

Объяснив свой выбор небогатый, -
Что-то буркнув, - словно через сон -
Мол: «Был во всем ты виноватый,
Потому, что не до конца влюблен…»

Утром, все еще слышались упреки.
И, чтоб заладить досадный инцидент,
Выпросила маршрут у «Щеки»,
Подгадав удобнейший момент…

Среди скальных нагромождений,
Что застыли над шустрой течиёй,
Словно отойдя от снисхождений,
Отличалась покладистостью своей.

Лапочкой пихтовой, представляла
Ты себя; став вежливой со мной.
Будто тебе медведица подсказала:
Трудно выживать в тайге одной.

Ту, медведицу, походу добре знаю,
Она давно вертелась у тех камней,
Каждый день, с которых, я таскаю,
На обед, тебе, краснопёрых окуней.


За ершами
Галке

Помнишь: как ходили за ершами?
Тройную уху, пытались сварганить.
За излучиной, пустынными берегами,
Шли там, где ногу сложно поставить.

Будто отправились за святым Граалем,
Ведерком позвякивая, идя за ершами,
Как нам улыбались, таёжные дали!
Счастливые часы, впереди обещали.

От берега – метра два – плавился елец!
Широкой полосой, – к голове головой, -
Их тоже пришлось приобщить, наконец,
К знакомству с тайменем  – в тройной ухой!

Солнечный день, на пустынной реке;
Рыболовецкая конструкция вся на руке -
На палец привязан, крючок на леске.
Лупатые ерши, на желтом песке.

Не мещанские картинки с лебедями,
Лубочным сюжетом стены украшали;
Любовный сюжет, развивали мы сами
С тройною ухою; с пойманными ершами.

Когда уже уезжали. Лебедя с лебедкой.
На воде увидали; были нам на прощанье.
Мимо них уплывали далёко, на лодке,
У берега, по которому ходили за ершами.


Титаны духа

Река, в преддверии порога,
Встречала гулом; рокотом;
Будто в ней тунгусские боги,
В бубны били, с грохотом
 
У всякого порога есть роль.
Спешили, Титаны Духа, откуда?
Себя испытать, исподволь -
Подкаменкой пока, покуда...

Сем верст - большущего порога*,
Великолепие, обступивших гор,
Величественные и строгие отроги,
Языки курумников смотрели в упор.

Им юность дерзкую, напоминает:
Обилие брызг и пены, как надежд.
Кто прошел пороги, - много знает;
Живали в краю бичей, среди невежд.

И бьют порогом, по титановой судьбе,
Стараясь ее хлестнуть, чтоб больнее,
Как плетью, - бог и черт, в своей борьбе,
Дорогами стегают – им все виднее.
 
Титан пройдет и через болевой порог,
И упадет. Чтобы подняться за порогом,
Свет веры им преодолеть помог,
На нервах, чертыхаясь с Богом.

Титаны Духа смертные. Как не крути,
Не выдержит ли сердце напряженья?
Но сколько новых, по заветному пути,
Пойдет.
Вниманием, отметая пораженья.


За порогами

Плеск Вельминского порога;
Шаг ступил – и, если рассудить:
От него совсем иная повела дорога,
Что-то детское оставив позади.

Юность и любовь, запели в унисон,
Средь  - житейских зим, и стужи.
Клонит, разум мысли, в липкий сон,
Прежний, я самому сам не нужен.

Сделав шаг, я вышел за порог,
Осмотревшись, в городе-пространстве,
Чтоб его обжить когда-то смог,
Свою душу, нарядив в его убранство.

Я, останусь жить за тем порогом,
Частичкой, чтоб о детстве пожалеть,
Сентиментальность - порыв от Бога,
Этим прошлым надо б переболеть.


Семиверстный (Большой) порог

Рокот Семиверстного порога,
Вызывает дрожь моей памяти.
Ну и что? спросят у меня в итоге,
Выглядывая из прошлого, замети.

Среди доллеритовых останцев,
Пенные валы играют марши,
Как волны беснуются в танце!
Чего еще пожелаешь, краше?

Волнующий сердце, неистовый рокот;
Склизкие камни, на ручьях пенных;
Камни курумников, лежащих в покат;
В краю - красотой благословенной.


Молодость

Окутанный ветром,
Бреду чрез пороги.
Тепло мне, как в свитере,
В надеждах от Бога.

Романтикой дыма,
Курю сигареты.
Ветром гонимый,
Надеждой согретый.

Вера в сверхчеловека,
Любовь заменила.
Ну, что ж, что «калека» -
Коль Она изменила?..

Закутавшись в смыслы,
Общаюсь стихами.
Лишь книжные мысли;
В жизнь, пока, не вникаю.


Во время пирушки

Пятистенок гудел. Пили брагу.
За столом не смолкал гулкий смех.
Сам хозяин, Митяй, был в отваге:
Хохотал и шумел больше всех!

Остановился в него, вроде гостя.
Древних слов, не могу разобрать.
Подсадили мужика, чтобы просто,
И доходчиво мне смог толковать.
 
В это время, к кержацкой пирушке,
Прибился мужичок. Кто-то позвал?
Зашумел и Митяй, плеснув у кружку:
- Ты пошто, нам, Гитлера, не помал?

Мужичок улыбнулся, виновато.
Выпил брагу, видать не впервой,
Терпеть колкости сходки, быдлатой.
Он смирился с судьбиной, такой.

- Он в войну побывал у штрафбате!
В Рокоссовского, он воевал.
Сплоховал, был в бою. Вот те, нате!
Вот, Митяй его, шуткой, достал!

От толмача своего, услыхав о таком;
Об эмпатию споткнувшись, впервой;
Застеснявшись испанским стыдом -
Я ушел с той пирушки, хмельной.


Таежная Джульетта

Припоминается, как в Бурном мы стояли,
Старухи на крыльце, – заканчивался день, –
Они еще, о Никоне вещали (им внимали).
Закат лизал, на пол реки, вытянутую тень

От той скалы, что над Вельмо нависала.
Я, видно, что-то пропустив от тех старух.
Ты увлекла меня, потом, и рассказала,
О том, что поразило твой, девичий, слух.

Легенду о той скале, с которой как-то раз
Девчонка бросилась, разбившись на камнях.
И каждый с нас в себе, представил: этот час
Поэзией – и выбор смерти, на исходе дня.

Она любила парня ( вспоминали) молодого.
Ну, что ж? Не ново: любовь, как видно зла,
Что не пожелаешь и своему врагу, такого,
Чтоб замуж выдавали за старого козла.

Я посмотрел в твои глаза, чтобы узнать?
(Все женщины, в чем одинаковы на свете?)
Им жизнь свою хотя бы, мысленно, отдать,
Чтоб слыть похожими на юную Джульетту.

 
Эвенкийские тропы

Тропа, как нить судьбы,
Она сшивает Случаи.
С картинами борьбы,
За долю жизни  лучшей.

Версты там вплетены,
И бревна буреломов.
От радужной мечты,
Там много чего, кроме.

И: снова жизнь в избе,
Секс на медвежьих шкурах,
Иллюзий спор в себе;
Стаи хариусов в курьях.

Хрусталь прозрачных вод,
Ты ножкой разбиваешь.
Звезд дальний хоровод,
Глазами обнимаешь.

Турмалин! Вот, что: да!
Не зря топтали стопы!
Случайно не ведут сюда
Эвенкийские тропы.

Со святынь небесных…

Маршрут окончен, в тот же день;
Уже началась полуденная жара.
(Мы покидаем, Бурный, в полдень).
Достали нас: и пауты, и мошкара.

Попрощались с кержаками (унося в уме).
Плывущих облаков по небу образа.
В окладах их неистовый Аввакум.
Со святынь небесных, льется бирюза.

И время, опередив лет, этак, на триста,
Спасаемся, мы, от призраков старины.
Где Духу протопопа молятся неистово.
(Исконной вере здесь все подвержены).
 
Мы возвращаемся на свой Хакдасис.
Ждет нас еще не пройденный маршрут.
Нас ожидает какой-то условный базис.
И кедров шум, – под окнами растут.


Танцующие хариусы

Пять километров таёжного пути;
Добираться до плеса «пешкариусом»*.
По узкой тропе, предстояло пройти,
Чтоб увидеть «танцующих» хариусов.

Распадок, – красы неописуемый, -
Со спокойным плесом Майгунки.
На глади которого, рыбины гарцуя,
В воздухе, вытягивались в струнку.

Не просто так, чтоб Бога ради,
Показаться всем, во всей красе -
За мотыльками тянулись, поди?
А, выходило, зрелище для всех!

Необычною красотою любовались,
На пляшущих хариусов, стать,
Видели, как рыбины вскидывались,
С пируэтом, разбивая водную гладь.

21. 05. 21/05.06.21

* производная от марки венгерского автобуса «Икарус», поездка в котором, ассоциирующегося в советских граждан с иностранным шиком и комфортом.

Ангарский посол

Не о послах далеких стран,
Рассказ свой передам.
О том, как встретил, сам,
Людей, подобных медведЯм.
…Как по дороге к Бору,
в фактории Кузьмовка,
в обеденную пору,
мы сделали остановку.
Фадей на закусь нам достал
из бочки протухшую рыбу.
И в миске на стол поставил.
Скорчив, на лице своем, лыбу.
Я отказывался ее, лопать;
но, под водочку, уже, спросил:
- Что же такой рыбный «лапоть»,
и почему, хорошо, не просолил?
- Это же, особенный запах, –
и, еще: так и так, мол, –
привыкай к этому, парень,
это же: «ангарский посол»!
- Оставайся! Всего научим.
- …будешь за соболем ходить.
- …путик тебе поручим…
- …будешь с нами жить…
- …устроим в леспромхоз…
- …женим на кержачке…
- …путиком, в сильный мороз…
- …зимой медведи в спячке…
- …хоть и вера в нас иная…
- …получше будет комсомолу…
- …живем не плохо, полагаю…
- …привыкай к нашему посолу…
К протухшей рыбе
привыкнуть трудно,
и, даже, к таёжным избам…
Я представил себе, смутно:
«Это еще та романтика…
я без книг никогда не смогу;
к скучной роли изгнанника;
От которой, я тут же сбегу.
Что меня, здесь, так и ждут,
среди скуки в этой глуши,
долгие мили тягучих минут…»
Соглашаться, я, не спешил.
В конце, приключилась беда,
сопряженная с некоторой болью:
тайменей своих, я тогда,
засолил йодированной солью.
Потом в Бору, у дебаркадера,
этих красавцев, в полной красе,
выбрасывал, к едреной матери,
в омут,  в батюшку-Енисей…
 За мной морячка наблюдает:
- Ты, что там делашь, пАря?
- Рази не видно? – отпускаю…
Слова ее - льнут и парят:
- …они протухли, говоришь?..
-…йодированной солью, засол?..
- … ко мне их притащишь?..
- …это же «ангарский посол»!
Потом, опираясь на леер,
с рыбин обдирала кожу,
(делала это, как инженер;
с такой, довольной, рожей).
И вкушала, словно на завтрак.
Относительно к этим людЯм,
Осенила тогда догадка, вот так:
«Эти люди, подобны медведЯм!
Те, тоже, любят мясо с душком,
свою добычу не сразу пожирают.
Перед тем как пустить ее на прокорм,
жертву, обычно, в землю прикопают».
05.06.2021
 
Останутся навсегда

Пылающие костры на берегу Енисея,
как видится с крутого косогора.
С концом сезона, из глухомани всея,
геологи собрались, здесь, у Бора.

Все как одна семья: все бородатые;
и водка, и гитара, и веселый смех;
по правую сторону от дебаркадера.
Спустился к ним; я был одним из тех,
 
кто был участником многих рассказов,
и, за спиной, уже не тысячная верста.
Мы понимали друг друга как-то сразу,
один лишь раз, посидевши у костра.

Я встретил парня (знакомились не долго),
достали водку, пол ведерка тугуна,
и то, какой он замечательный геолог,
я слушал, сию сказку, до самого утра.

Я знаю этот мир не понаслышке:
в тайге - тяжелая работа на износ;
и если кто даже привирает лишку,
то: что из этого? не для меня вопрос.
 
Не сегодня-завтра, по всему Союзу,
разъедемся, и разбежимся, кто куда;
с ящиками, с пробами и с грузом.
Лишь в памяти оставшись навсегда.



23.12.2020 – 05.06.2021 г.г.