швец

я таким же ребенком кричу позади,
отлученным от каменной теплой груди,
притороченным к воздуху
липким железом.
я мишень
под машинной иголкой прогресса.
гонит строчка взашей,
хоть завязки пришей
в отворот между линий огня
и отреза,
в горловину воздушных путей.
мне ли верить
раскатному ухарству слов.
материнская тайнопись снов,
патерик беспробудного светлого камня,
полированной кромки,
другой стороны,
не причастной ничьей ежедневной войны,
еженощною ниткой прошьет
и поранит.

***
зной прекрасен.
сайгак, огибая ковыль,
поднимает степную пыль.
наум,
полистав страницы иова,
снял окуляры.
через месяц-другой
дождь пойдет -- до потери крова.
отдохнуть бы под божьей дугой --
с кем на пару?
наобум.

***
"...от невозможности говорить с тобой
лучшим собеседником стала вода.
ты умываешься и гонишь на водопой
свои стада,
и мои стада
замирают под твердой стопой,
выживают в парнокопытной щели,
заползают в пастушьи сумки,
впиваются в кожу самозваного пастуха.
от невозможности коснуться тебя
болит рука,
меняется кожный рисунок,
эритема заката воспаляется --
не вотще ли,
время покажет
или
новый виток
невозможности говорить с тобой..."

***
слушай дед: это капернаум, дом, которого нет --
в подворотне кирпичный глухой беспросвет.
можешь ткнуть в него палкой со стертой насадкой,
деревянным ботинком
с давидовым грубым шитьем.
мы за этой стеной малосольное лето жуем,
нам не больно, не боязно,
хоть и не сладко.
слушай дед, твой воинственный профиль,
не знавший побед,
облетает с эмалевой памяти в сточное время.
не хватает минут и копеек в гнилом кошельке.
нарывает пятак на моей оголенной руке
и ячмень созревает в тягучее красное семя.
неподъемный цигейковый сверток
на санном ходу
отпусти, ничего не случится когда упаду. 
ничего не случится с тобой
и упавшими всеми.

***
вышла из берегов большая река,
грязный неукротимый поток.
знаю теперь, что чувствуют муравьи
в плодоносных разливах нила.

***
"...и не причт, а на камне стою как прыщ.
с языка слетело, что божий дом.
все приходится сочинять, помимо притч.
это праздное дело, их сочинят потом.
прихожу сюда забыть
о завтрашнем дне.
и одежда на мне просолилась,
засахарились слова.
мать жива,
отец не выходит из дому много лет,
кожа его покрывает чужой скелет.
но единым духом живы,
спору нет,
райским древом, прозрачной его смолой.
смилуюсь над собой --
ежедневно с кожей снимать одежды,
за любовь стоять и думать,
где ж ты,
милостив надо мной..."

***
подмети двор,
раздели вареные лушпайки на шестерых,
принеси воды,
вылей помои.
все ли успел, наум,
так рано стемнело.
строчи до утра.