Несколько печальных романсов

РОМАНС ПРИЗНАНИЯ

Вот то, что так нравится мне — твой летящий шаг.
Вот то, что всего милей — лучезарность глаз.
И то, что живет твой голос в моих ушах —
сквозь нежный смех неразборчивость смелых фраз.

Вот то, что так манит в тебе — этот плавный жест,
когда за плечо откинешь ты прядь волос,
с улыбкой открытых губ — разве мне надоест
глядеть на то лучшее, что увидать довелось?

И то, как подносишь пальцы к щеке, к виску.
И то, как вдохнешь аромат луговых цветов.
И как не завидовать синему васильку,
когда твой рот его целовать готов?

Вот то, что прекрасней всего — как ты дышишь во сне,
как утром трепещут ресницы в луче золотом.
А то, что все это досталось другим, а не мне,
так я и стараюсь совсем не думать о том.


РОМАНС ВОСПОМИНАНИЯ

Печальная прелесть зашторенных комнат,
венчальная смелость той розовой спальни.
Раскидистым вязом в проеме оконном
связала нас тайна, и жили мы в тайне.

И в ней нас укромно, но кровно связала
кровать с кашемировым покрывалом,
зеркал откровенья — движенья и стоны,
накал напряженья и сладость истомы.

Печальное счастье, когда обладанье,
владенье чужою возвысит на время
беспечной удачей. Так щепку в фонтане
вода вдруг поднимет потугами всеми.

А дальше — за пылким, за пламенным летом —
осенние письма, и все без ответа.
Печальная радость от воспоминаний,
где вяз облетелый под розовой спальней.


РОМАНС ТЕРПЕНИЯ

Речам внимая ложным и прихотям безбожным,
«Да, совершенно верно», — ей скажешь осторожно.
Ты все равно так скажешь, любую стерпишь муку
и в подтвержденье даже ей поцелуешь руку.

Потворствуя притворству, лукавству потакая,
ты все равно ей скажешь: «Конечно, дорогая».
И согласишься с пошлым жеманством и кокетством,
капризом и упорством, оставшимся от детства.

Ты все равно ей скажешь: «Да, ты права, родная»,
безумному упрямству всю волю преклоняя.
И за окно посмотришь, а там — листва и вечер
с тобой во всем согласны, а ей противоречат.


РОМАНС ОТЧУЖДЕНИЯ

Словно змеи, сплетённые руки
и холодный хрусталь ее глаз
свой букварь бессловесной науки
предо мной открывали не раз.

Открывали свое межстраничье,
где листались глава за главой:
отчуждение, безразличье
и презренье, что я не такой.

Не такой, как должно быть, как надо,
как положено, заведено,
унижая бесценной наградой
оставаться со мной всё равно.

И вращаясь в бессмысленном круге,
снова выплывут, как на заказ,
словно змеи, сплетённые руки
и холодный хрусталь ее глаз.


РОМАНС УСПОКОЕНИЯ

Здесь нынче все, как было при тебе.
Все тот же сквер, и низкие скамейки,
и воздух свеж — благоволит ходьбе,
чтобы хрустел все так же гравий мелкий
на чуть разбухшей от дождя тропе,
и пахнут травы мятой и корицей.
Здесь нынче все, как было при тебе.
Как было... и уже не повторится.

На длинных стеблях розы в цветниках,
покачиванье пьяное бутонов.
Ничто не изменилось здесь, и в прах
ничто не превратилось. Монотонно
и однолико, ты уж мне поверь.
Ничто не подтолкнет к сердечным войнам.
Как было при тебе, так и теперь.
Но сердцу стало тихо и спокойно.


РОМАНС ПРЕДЧУВСТВИЯ

Тот самый наш последний разговор,
где было мало слов, но много взглядов.
И дни прошли, и месяцы с тех пор,
но ощущенье — это где-то рядом.

В душе уравновесив тишь и блажь,
мне что-то вновь печалится, грустится.
Тот самый разговор последний наш,
и взгляд твой, как у раненной орлицы.

На бледности тревожного лица
лишь губы, как всегда, пылали ало.
Казалось, напряжению конца
не будет. Ты ушла — его не стало.

Но чую вновь — все это не мертво.
Не ястребиное чутье ли зоркой птицы?
Неистребимое предчувствие того,
что с нами все, как прежде, повторится.