Женщина массового потребления

Она буквально рождена среди пропорций,
Что тут и там мелькают на рисунках и экранах,
Идеально созданных руками чудотворцев,
И сотни раз прочерченных на чертежах, лекалах.

Сплошь рядом ими окружённая, как будто в павильоне,
Всё поминутно ловит взгляды на себе бессчётных чисел глаз.
С неистовым желанием восторги миллионов
И их аплодисменты захватить стремится каждый раз,

Как только появляется среди людей,
Пытаясь сделать из любого места высший свет
И пупом быть Земли, центром Вселенной всей,
Телеэфир занять собой и полосы газет.

К всей этой пышной красоте стремилась с малолетства,
Как только первый солнца луч узрели девы юной очи,
И овладело ей чувство прекрасного средь беззаботной неги детства
С желаньем утопать в свете софитов, воссияв ярче всех прочих

Быть идеальной, соответствовать стандартам безотказно
И чётко следовать шаблону без изъяна,
Быть воплощеньем массовой мечты, соблазна
Или, хотя бы, им казаться на больших экранах.

И неуёмно этот идеал её влёк за собою,
Она сердца одним лишь взглядом, жестом покоряла,
Одним лишь словом иль улыбкою одною,
Толпы парней младых в себя без памяти влюбляла.

Ей нравилось всеобщее вниманье
И быть пределом каждого мечты,
Плененье, воздыханье, обожанье
И из своей же дивной красоты,

В коей ни разу, ни на миг она не сомневалась,
Была уверена в неотразимости своей,
Умело выгоду безмерну извлекала,
И вскоре научилась пользоваться ей.

Всю необузданную мощь ей обладаемой той силы
Она на окружающей её среде в полном объёме ощутила.
И впрямь- зачем же быть порядочной, умной, прилежной,
Когда достаточно красиво говорить и привлекательной быть внешне.

И она знала непременно, где и как ей повернуться,
Чтоб прелесть внешних данных подчеркнуть, себя преподнести,
Где, как и что сказать, как посмотреть, где засмеяться, улыбнуться,
Чтоб по сословной пирамиде классов вверх идти.

Мечты о ней лелеяли простолюдины,
Они, под окнами её воспев, цветы дарили,
Всех их любовных мук томленье, боль, кручины
Младой прелестнице забавой знатною служили.

Она, как будто бы, в бирюльки в кубики играла
Их чувствами, притворным жестом пламенно-притворно-нежным,
Когда, с подругами смеясь, красуясь, только изредка двусмысленно их обсуждала,
Маня к себе, юным сердцам дарила ложную надежду,

Что, словно яд в них проникая, их всё больше постепенно разъедала,
Пустив им пыль в глаза туманным облаком позолочённым,
И, их с пути сбивая, медленно их истощала,
И, души их опустошая,
Их быть в забвенье обречённых
Оставляла в рабство обращённых.

Дотла сгорали их потраченные дни,
Сердца и судьбы их о скалы разбивались,
Всё это льстило ей и забавляло, как они,
Из-за неё мучались, дрались, убивались.

Плела интриги себе на забаву
И на потеху ненаглядной свиты,
Ловя восторги и купаясь в лучах славы
Среди палат, бриллиантами и золотом покрытых.

С толпою всех её желавших и безмерно обожавших
Вела себя, словно с предметом быта
И много искренней любви и счастья ей желавших
Остались будто в дальний угол шкафа брошены, как старый и ненужный хлам забыты.

Что чувства их? Бесплотные порывы.
На хлеб их не намажешь, в руки не возьмёшь,
Не ощутишь, как прыть и страсть, задор самцов ретивых,
Что так захватывают целиком и сплошь-

В них там, где надо правда, там, где надо- ложь,
Где надо- рыцарские жесты и где надо- подлое и скользкое притворство,
Где надо- неказистости и привлекательности грош,
Где надо- ласка, где- назойливое жёсткое упорство.

Они бесспорно совершенно точно знают непременно,
Чего же хочет она, в чём её желанья и стремленья,
Даже когда сама она не знает откровенно,
Чего ей надобно для своего полного счастья достиженья

Шаблонные отточенные финтифлюшки и приёмы соблазненья-
Вот то, что разум её истинно тревожит,
Ну, и конечно, жениха финансовое положенье
Особняком всему стоит и род людской веками гложет.

Итак, в отличье от хороших и простых парней,
Сиим магическим набором обладая,
Любой без всякого труда добиться мог ключей
От её сердца и всех прочих мест, туда легко и безвозмездно проникая.

Таким вот образом её, как флюгер, переменчивого сердца героем
Мог стать любой носитель упомянутых уже заветных нот
В своём характере, решительно обставив прочих рыцарей одною
Условной внешности чертою, пунктом в жизни, первый встречный недалёкий скот.

И вот, уже сама объектом потребленья
В руках надменных царственных особ и прочих кавалеров становясь,
Она, до этого с усмешкой потребляя простецов душевные стремленья,
Теперь сама, подобно им, бросается в порыве страсти в грязь.

Валяется у них в ногах, за ними бегая, и следует за воплощеньем своих идеалов,
Её воздушных замков обитателями, вымышленных на белых конях чредою принцев,
За коими таких же, как она, красавиц батальон немалый
В пропасть бездонную несбыточных страстей стремится,

И их герои соблюдают тот же принцип,
Их потребляя, словно паразиты кровопийцы.
И вот, былые всех пылающих сердец царицы-
Теперь рабыни, их меняют, словно рукавицы,

И увядает медленно её душа, без того скудная по содержанью-
Весь интересов её круг сужается до редкого напоминанья
О своей собственной персоне среди светских всех мероприятий и собраний,
Латанием изъянов внешности, на коей и держалось всё к ней прежнее вниманье.

Да, красота- страшная сила, она всем повелевает-
Сводит с ума и все природные силы в могучий шторм взвивает,
Продукт на рынке продвигает,
И выгодоприобретателя обогащает,

Но у неё срок годности рано иль поздно истекает,
Как у всего, что на планете обитает,
И вот, уж потребители предпочитают помоложе,
Которых позже всех отправят на помойку тоже.

И вот уж наша героиня остаётся не у дел-
Теперь её воспринимают, как пустой пробел.
Весь высший свет, что прежде только лишь о ней шумел,
Теперь уж лики новых дев воспел.

Женщина массового потребленья,
Страшна теперь ты, как оружье массового пораженья,
Скучна, до бесконечности смешна, извечный символ классового разделенья,
И жемчугов, что топчешь ты, словно копытами, разбрасывая их с презреньем,

Тебе служивших лишь для одночасового развлеченья,
Что обрели сияние без твоего надменно-праздного прикосновенья,
Ну, а копыта у тебя растут и впрямь, пока отплясываешь ты в забвенье
У зеркала кривого своего, продолжив наслаждаться его искаженьем.

Ещё растут рога, и это ясно видно в отраженье,
Как и росли у тех когда-то, кто к твоему образу прекрасному в изнеможенье,
У ног твоих валяясь, бесконечно унижаясь, безответное питал и страстное влеченье,
В раба безвольного неспешно превращаясь и теряя к «я» своему уваженье.

Но вот сиянье потускнело и угасло прежнее свеченье,
Теперь твой вид нелепым стал ужасным недоразуменьем-
Лоснится и свисает жир везде, морщины частые в своём скопленье,
Нос пятачком уж стал, свершилось монстра безобразного явленье,

Что так давно сидел внутри, скрытый в прекрасном облаченье.
Теперь осыпалась вся штукатурка, и открылось миру неприглядно-серо-тускло-грязное строенье-
Потёртый вид за сорок лет, в глазах обрюзгло-властное стремленье,
Убогое стяжательство свело к маразму всё мышленье.

Носителей высокого Парнаса положенья,
Надменной той четы роскошных гран-паласов населенья
Сменились уж давно в единогласном предпочтенье,
И чахнет карликовая звезда, теряя силу, массу, излученье.

И все попытки наведенья псевдокрасоты-
Всего лишь на всего посмешище для неотёсанной молвы.
Так постепенно рушатся внушённые фальшивые мечты,
Наскоро сделанные из дешёвой и потрёпанной канвы.

И так на фабрике по производству в свет пустых фарфоровых однообразных кукол
Людей штампуют по лекалам с производственных станков с унылым скрежетом и стуком.
Их имена, слова и мысли- всего на всего набор обычных пустых звуков,
Идущих вместе с времени рутиной каждодневной, нагоняющих тоску и скуку.

Так же, как эта заурядная, сварливая, заносчивая баба
Прошлыми шашнями пред здешними подругами горазда всё хвалиться,
Во всяких мыльно-жёлтых светских хрониках время от времени являясь, воздух сотрясая слабо,
И на скамейке сидя, пред себе подобной чернию звездиться.

Дешёвый алкоголь закусывая, неустанно похвалялась,
Как в времена былые половина света высшего у ней в ногах валялась,
Но вот, за искушением, подобным своему, в один прекрасный миг она погналась,
И, потребляя чужих душ страдания, сама в употребленье оказалась.

Меж тем десятки юношей, ей брошенных, от тяжкого дурмана просыпались,
Сна и всех мыслей, что внушали, что они ничтожеством являлись.
По мере пробужденья шаг за шагом познавали и осознавали
И что кроме любовного стремленья примитивного есть тысячи самых различных начинаний, открывали,

Новые смыслы и стремленья в своей жизни обретали,
Мечты, идеи, им навеянные новым вдохновеньем воплощали,
За грань действительности с трепетом заглядывая, следующую страницу мировой истории приоткрывали,
Их силы вновь приобретённой от оков свободы вверх превозносили, окрыляли.

А потускневшая красавица, став заурядной серой и унылой бабой,
Теперь уж бывшая в употребленье-
Так истощает и на чистую воду выводит всех людей ничтожных, слабых
Их ко всем прочим людям потребительское отношенье,

Заполнить собственную пустоту стремленье,
Пустых фантазий, мании величья воплощенье.
Такие карточные домики одним лишь дуновеньем ветра рушатся удачным,
И всех этих людей система пережёвывает, как жевачку.

Потом выплёвывает их в ведро,
Выкидывает их из памяти, предав забвенью,
Как пыль предав их веянью ветров,
Что носят без толку пустые мысли их, желания и изреченья.

Обёртку скомканную швырнут брезгливо
И за полётом её в грязное ведро лишь проследят лениво,
Забыв всю разукрашенность и прелесть внешнюю, что так пленила,
Хоть пустота- есть всё, что вообще за нею было,

Да заурядная субстанция из простой резины,
Которую добавками на производстве вкусовыми начинили,
Что, пока пережёвывали бесконечно её, устранились,
И снова всё во что, чем оно было превратилось.

И примитивное и одноразовое резиновое изделье,
Весь вкус свой потеряв и внешний вид, и шарм, и зелье,
Использованным будучи, вполне логично отправляется в небытиё помойное,
Пока на его место всходят новые ему подобных копий ряды стройные.

И многие людские особи всех возрастов, полов
Проходят через этот муторный конвейер из станков.
Что их для ширпотреба форматирует промывкою мозгов,
Не оставляя места в них здравому смыслу и для индивидуальности мышления ростков.