Станислав Щетинкин Немног о себе и о поселке Чагда

Немного о себе и посёлке Чагда
С.И. Щетинкин

Прилетел в посёлок Чагда я осенью, в сентябре, на самолёте АН-2 из аэропорта Алдан. Сверху посёлок казался небольшим, по реке Алдан – как два рукава рубашки, а в середине центр, т. е. строения, от реки вглубь, где влево от реки – взлётная полоса аэропорта, а влево от полосы дома по берегу ориентировочно на 3 км, вправо несколько улиц длиною до 2-х км.
Взлётная полоса построена перпендикулярно к реке. Посадку произвели сразу, по курсу через реку. Река сверху показалась узкой, как выяснилось, в это время было просто мало воды: жаркое лето. Садимся, как на полуостров, т.к. слева в Алдан впадает река Учур, а за посёлком – озёра и болото, которое начиналось за взлётной полосой.
Сверху всё было красиво. На жёлтом, золотистом, фоне песчаная поверхность, яркая зелень сосен. После посадки убедился, что красота не только сверху: пешеходные дорожки чистенькие, жёлтые, аллеи сосен вдоль дорог. Поразила тишина, красота и дурманящий запах сосновой смолы, каких-то трав, тот воздух хотелось вдыхать полной грудью. Оказалось, что климат здесь исключительный, воздух сухой, а отроги гор Учурского хребта не пропускают к посёлку сильные ветра.
Основан посёлок в 1932-1934 гг. как речной порт. Тогда только по реке возможно было сообщение от города Якутска до города Алдана. В то время – начало золотодобычи в Алданском районе, а посёлок Чагда – как перевалочная база. Посёлок строился быстро, население увеличилось до такого количества, что потребовались школы. Их было две. Магазины, больница, Дом культуры на 200 мест, Райком партии, милиция и т. д. Посёлок получил статус районного центра. Аэропорт Учур появился позже, во время войны, когда появилась необходимость перегонки английских и американских самолётов из Аляски через Якутию на запад. То есть, когда открыли второй фронт. Для этой цели силами заключённых по маршруту следования были возведены более двадцати зданий аэровокзалов, совершенно одинаковых, построенных по американскому проекту и, в прямом смысле, на костях людей. Основная цель: осуществление связи по маршруту, но связь была несовершенна, а необозримые расстояния Якутии и тяжёлые климатические условия зачастую приводили к тому, что самолёты не долетали до конечного пункта. И сколько их, молодых пилотов, погибло при этих полётах – история умалчивает, но для общей победы эти жертвы были необходимы. В дальнейшем аэропорт Учур пришёл на помощь посёлку Чагда для сообщения на Якутск, Алдан и Усть-Маю, а также в районы горного Учурского хребта, где велась основная добыча золота. Это посёлки: Улахан, Мар-Кюель, Нелькан, Курун-Урях и др.
После войны стране потребовалось много золота, цветных металлов, драгоценных камней, нужны были изыскания и геологическая разведка. В наш Алданский район были направлены десятки геологических партий из крупных экспедиций: 2-я Московская, 2-я аэрологическая и другие. Основные изыскания велись в Учурском районе. Требовалось увеличение самолётного и вертолётного парка. Полётов было очень много: от восхода до заката, а когда я приехал – диспетчер был один. Это Усенко Мирон Ульянович, бывший фронтовик, военный штурман, а подменял его на обед начальник аэропорта Хохряков Тимофей Матвеевич, светлая им память. В шестидесятые и семидесятые годы были особенно интенсивные полёты. Шесть официальных стоянок для самолётов АН-2 и четыре стоянки для вертолётов, но зачастую этих стоянок не хватало. В здании три пилотские комнаты на двадцать пять-тридцать коек, и тоже не всегда хватало места для ночёвки пилотам.
В шестидесятые годы летали только днём, а в начале семидесятых задействовали ночной старт, стали выполнять рейсы круглосуточно и вскоре стали принимать новый скоростной самолёт Л-410 Дополнительно хочу сказать о полётах «Лесавиа», по охране, патрулированию лесов и тушению пожаров. В посёлке постоянно дежурил и базировался транспорт «Лесавиа»: АН-2, МИ-4, МИ-8. В жаркий период нескончаемые взлёты и посадки с полосы. Постоянно работал отряд АПК (Авиационно-пожарной команды) из местных ребят посёлка. Их спускали на ленте с вертолётов к месту лесных пожаров. Начальником АПК был Просвирин Георгий Георгиевич, бывший начальник связи аэропорта Учур. Одно время там работал и сын мой Женя. Руководили этими работами лётчики-наблюдатели (летнабы). Двое из них – Семёнов и Морозов – жили в посёлке постоянно. Ребят АПК тренировали: производили спуски с вышки, которую построили на территории аэропорта. И, конечно, нельзя не вспомнить полёты по выполнению санитарных заданий, в любое время при сложных метеоусловиях. Как в песне поётся: «только самолётом можно долететь». Полеты 350-400 км над горной местностью до аэропорта Чульман (г. Нерюнгри), аэропорта Алдан или Якутска.
Мои коллеги-диспетчера по работе в аэропорту в семидесятые-восьмидесятые годы: Капитонов, Болдин, Алиевский, Зарукин. Все они были ответственные, грамотные специалисты. Я очень благодарен, что мне довелось работать с ними продолжительное время. Хочу особенно отметить Зарукина Валерия Константиновича, обладающего огромными организационными данными, который по просьбе командования Алданского объединённого отряда был назначен начальником аэропорта Учур. Он замечательно справлялся с обязанностями руководителя коллектива и часто подменял нас, диспетчеров, за пультом управления. В данное время он на пенсии, живёт в посёлке Чагда. Валера, счастья Вам семейного с Людмилой Яковлевной!
Просвирин Георгий Георгиевич также живёт в посёлке. У них обоих страстное увлечение: охотой и рыбалкой. Желаю Вам, дорогие, долгих интересных лет в Учуре и большой удачи во всём! Мне было радостно и приятно встретиться с Вами и увидеть, что задор у Вас остался прежний. Счастья Вам семейного и благополучия. Также всего самого наилучшего желаю Галандину Владимиру, Карякину Валерию и их семьям. Особую благодарность и признательность приношу за встречу и тёплый приём в 2014г Максименко Любови Владимировне, моей куме и подруге моей покойной жены Людмилы Константиновны, с которой они много лет проработали в службе отдела перевозок аэропорта Учур, её мужу Сосунову Сергею Владимировичу, который поразил меня своими творческими музыкальными способностями и возможностями, как исполнитель песен под гитару. Он так виртуозно и так красиво владеет этим музыкальным инструментом! Прошёл год, а я, кажется, и сейчас слышу его голос и игру на гитаре. Думаю: «Эх, вот бы этого барда – нам на программу наших концертов! Вот вчера провели концерт «Памяти Высоцкого». Ты бы у нас, Сергей, был на высоте». Вспоминали с женой, как вёз ты нас из посёлка с полной загрузкой на лодке вверх по Алдану, когда лодка с трудом выходила на редан, и пришла в Томмот ночью в полной темноте. В общем, спасибо большое за всё, здоровья, счастья и удачи!
Немного напишу о буднях и праздниках посёлка и аэропорта. Это всё практически едино, т. к. в коллективе аэропорта работали поселковые, все праздничные мероприятия проводились в поселковом клубе, где ставили концерты с большой программой. Наш коллектив художественной самодеятельности аэропорта Учур пользовался в посёлке большой популярностью. Зал был всегда полным, а дети сидели на полу. Телевидение пришло к нам поздно, в конце семидесятых, поэтому народ шёл в клуб с большой охотой. А после торжеств в клубе мы в здании аэропорта, в одной из пилотских комнат, расставляли столы человек на шестьдесят – и начиналось дружное, шумное застолье с шутками и песнями под баян нашего первого музыкального руководителя и баяниста Левченко Виктора, а позже под аккордеон Коншу Александра. Всегда всё проходило весело и дружно. Спасибо Вам, дорогие, за творческую дружбу. Сколько мы с вами поставили концертов…
Случайно сохранилась одна программа. Концерты всегда были в двух отделениях. Первое отделение – какой-то спектакль или отрывок, а второе – эстрадное. Так вот, в этой программе вначале «Медведь» А. П. Чехова – это 40 минут, а второе отделение двадцать номеров: это песни, интермедии, клоунады, танцы, музыкальное трио (баян, мандолина, балалайка) – это ещё на час с небольшим.
Хочется отметить активных участников самодеятельности аэропорта тех лет, но это больше половины коллектива, и все вы были активные и замечательные творческие люди. Я благодарю вас всех. Некоторых уже нет, как нет моей дорогой Людочки, также активной участницы. Я склоняю перед Вами голову. Я очень благодарен за встречу в прошлом году со своей соседкой по дому, работником метеослужбы, активной участницей наших концертов, ведущей вокалисткой Панфиловой Валентиной Максимовной. Здоровья тебе, также детям и внукам, от нашей семьи всем огромный привет. Благодарю Александра Яковлева (бывшего радиотехника аэропорта Учур), Светлану Яковлеву, начальника связи (почтамта) пос. Чагда за встречу и тёплый приём нас с сыном Женей. Они в данное время живут в Синегорье.  Спасибо Вам, дорогие за всё, и за то, что устроили нам встречу с земляками, которых мы очень рады были видеть. Александра Иванова, работника гортопа, бывшего начальника аэропорта Учур, Елизавету Иванову (служба отдела перевозок аэропорта), Чупрова Валентина, Чупрову Галину, жителей пос. Чагда. Ну, а в городе Алдане мы встретились с Друговым Александром (радиотехником аэропорта Учур) и Друговой Любовью (преподавателем школы в пос. Чагда). Всем Вам, мои дорогие, – здоровья, семейного счастья, благополучия, исполнения желаний!
Ещё хочу рассказать немного о работе. Как я уже написал вые, семидесятые-восьмидесятые годы были очень продуктивными в работе аэропорта Учур. Движение было такое, как говорят, «летают, как осы». Когда работает диспетчер, в одном лице отвечая за взлёт, посадку, переговоры с экипажем, ведение графика, передачу устной и письменной информации о движении аэропортам и центральной диспетчерской службе Якутска, не остаётся порой времени, чтобы покушать. Приходилось брать из дома «тормозок» (запас еды на смену) или просить пилотов принести что-нибудь из столовой. Питались у нас пилоты в поселковой столовой. Еда там была питательная, калорийная, жалоб не было. Наша служба медсанчасти и начальники аэропорта следили за питанием и отдыхом экипажей очень строго. Ну, а я опять о диспетчерах. О том, что при большой интенсивности полётов и сложных метеоусловиях по вине нашей службы движения за все мои годы работы не случилось ни одного чрезвычайного лётного происшествия, которое бы поставили в вину службе движения аэропорта Учур. Хотя предпосылки к ЛП и даже лётные происшествия, которые запомнились, в нашем районе были. Некоторые из них закончились смертельным исходом. Это произошло в середине шестидесятых годов. Вертолёт МИ-4 взлетел из Учура в наборе высоты в район Мар-Кюеля через горный хребет. Пролетел он 15 минут, передал «погода хорошая, продолжаю набор» и связь прервалась. Через полчаса в тот район был направлен другой вертолёт, который передал, что попал в мощный снежный заряд и возвращается. Через час и к нам пришли снежные заряды. На следующий день возобновились поиски, которые вели и на самолётах и на вертолётах. Искали две недели, потом дополнительно ещё какое-то время, а нашли через 10 лет, не там, где его искали, а намного ближе к нам. Потом комиссия сделала заключение, что борт попал в заряд, дал ложную информацию, стал снижаться, искать «окно», потерял ориентировку и рухнул. Так что он оказался почти рядом с аэропортом. Вертолёт был разбросан на расстоянии 500 метров.
Ещё случай с бортом АН-2 в конце шестидесятых годов. Маршрут был тот же, в горах удаление 180 км от Учура. Экипаж передал, что набрал положенную высоту, пролетел 35-40 минут, и связь прервалась. Направили вертолёт и АН-2, те вернулись. Шли снежные заряды. Пять дней из-за непогоды невозможно было вести поиск, там превышение почти 2000 метров, острые шпили почти с острыми углами, без всякой растительности, а был январь, морозы под минус пятьдесят градусов. Я полетел вместе с комиссией. Погода установилась, видимость отличная. Самолёт увидели строго по маршруту, он был как бы «прилеплен» к верхушке горы, не дотянув метров двадцать до верхушки. Каким-то чудом он не скатился вниз, непонятно. Склон такой, что устоять наверху невозможно, и страшной силы ветер. Ну, это уж потом анализ, а сначала у нас всех был шок, и на глаза навернулись слёзы. Мы думали констатировать трагедию, ЧП с человеческими жертвами. Это было ещё далеко, но мы увидели на белом снегу две ползущие чёрные точки. Произвести посадку у самолёта мы не смогли из-за сильного ветра и острой вершины горы. Пилот посадил вертолёт метрах в 400 от самолёта, нас высадил и сказал, чтобы мы дошли до экипажа и помогли их спустить ниже метров на сто, где более пологое место. Мы добирались минут тридцать по верхушке этого шпиля, рискуя скатиться, потом держась друг за друга, а нас было пятеро. Мы добрались до самолёта. Командир лежал на снегу, а второй пилот был на ногах, но еле держался, лица у обоих обморожены. Минут двадцать мы транспортировали экипаж вниз. Вертолёт завис над нами, посадить невозможно. На весу, одно колесо на горе. Подсаживаем, порыв ветра – и вертолёт снова относит. Долго мы грузили командира, второй пилот практически сам залез, мы только подсаживали. И снова – порыв, борт отнесло, ветер усилился. Командир показал нам, чтобы мы шли на площадку, где высадил нас, а он за нами прилетит. Опять полчаса добирались, а потом ещё почти час ждали. Все были в шубах и меховых ползунках, а продувало на морозе, как будто мы голые. Когда залезли в вертолёт, казалось, уже нет сил, терпеть этот холод. И у каждого вопрос: «А как же они пять суток на таком морозе?» Оказывается, спас их неразрушенный фюзеляж и деревянная решётка для груза на полу, которую они рубили на мелкие кусочки и жгли маленький костёрчик внутри, чтобы разогреть банку с бортпайка, а главное – они были защищены от ветра. Каков итог? Командиру ампутировали пальцы на одной ноге и, конечно, списали. Второй пилот продолжал летать, наверное, молодой организм помог. Они сознались, что попали в заряд, но возвращаться не стали и увидели, что впереди очень близко вершина горы, отвернуть, уйти невозможно. Потянули рули на себя, но мощности не хватило – и самолёт врезался, но не носом, а, как говорят, «на брюхо». Вот это и спасло от полного разрушения.
И ещё хочу рассказать об одном страшном и диком случае, не у нас в районе, но вылетел самолёт Л-410 из Учура в Алдан. В отделе перевозок проверили загрузку, всё соответствовало документам и наличию. Загрузка была полной – 17 пассажиров и груз согласно положенным нормативам. В аэропорту Алдан самолёт пошёл на посадку, и вдруг, как говорят в авиации, «посыпался на хвост», потерял равновесие и с большой высоты рухнул на полосу, разрушился. Экипаж и пассажиры погибли. А причина оказалась банально простой. В Учуре, когда борт вырулил в конец полосы для взлёта, к самолёту на большой скорости подскочил грузовик и мужик забросил в открывшуюся дверь два огромных мешка картошки, что нарушило центровку – и вот результат на посадке. В этом самолёте погиб и наш работник аэропорта Максименко Володя, наш авиационный техник, муж Любы Максименко, то есть, мой кум. Царствие небесное тебе, Володя, дружили мы с тобой, рыбачили. Произошло это лётное происшествие в августе 1993 года.
Ну, достаточно о мрачном. Я опять про посёлок, о том, какой он оставил светлый след в моей душе. Я полюбил его сразу: эту природу, эти водные просторы, обилие этой природы, широкое разнообразие грибов, ягод. Я до работы утром пробегал вдоль взлётной полосы и набирал ведёрко ядрёных грибов (маслят или подосиновиков). Иногда всей семьёй ходили там же, вдоль полосы, и собирали землянику, а после работы загружаем мотоцикл «Урал» и к лодке. Плывём или на рыбалку, или за ягодой, или за грибами. В конце весны и в начале лета по берегам красота: белым-бело черёмуха цветёт, а запах… Вы сами знаете, как она пахнет, когда её много. И в посёлке черёмуха в каждом палисаднике. А ещё дополнительная красота – на берегах красное море цветов. Кажется, маки, но это не маки, а красные саранки, всё равно красиво – на зелёном ковре дикого лука, который любит есть медведь. Видят его на берегах в это время часто, особенно по реке Учур. Берега рек обрывистые и высокие, на самом верху, где луга, травы, ландыши, земляника – сенокосные угодья. Раньше в посёлке держали много скота – коров, лошадей, готовили много сена, и коллектив аэропорта тоже принимал участие в сенокосе. Мы держали коня для подвозки питьевой воды, и для посёлка ещё было нужно заготовить стог тонны на три. Это проходило весело. А между делом плавали за ягодой: жимолость наверху по берегам, а внизу у воды гроздья дикого винограда. «Охта» – в переводе с якутского «дикий виноград». На вид похоже – синие гроздья, на вкус уступает, напоминает чёрную смородину. Вино из него – от виноградного не отличишь. А на болотах моховка, тоже чёрными гроздьями на низких кустиках, а на вкус нежная, сладкая, как нектар. Иногда такая полянка сплошняком, падай на колени, если в болотных сапогах, и бери её горстями. А тут и морошка, недалеко, тоже болотце и берега низин любит. Её у нас было не очень много, но попадалась часто, как костянка, или правильно костяника по форме, красная и нежно сладкая. И вот уже август, начало сентября, собираемся за брусникой на острова. Вот этой-то ягоды было тогда, как выражаются, «ступить некуда», набирали по несколько вёдер совком, а потом пока плывёшь обратно на «Казанке» с мотором «Вихрь» 25-30 сил, на скорости, сыплешь бруснику в ведро – все листья отлетают. Приезжали уже с чистой ягодой. И куда мы только с моей Людмилой-Людочкой не плавали за ягодой. Вот вверх по Алдану на 30-м километре начинаются скалы. Мы забираемся на самый верх, очень высоко и круто, внизу всё такое маленькое. Лес небольшой, березняк, бывшая гарь, любимое место для смородины, вот тут настоящие плантации, набирали столько, сколько можно унести.
А вот уже совсем холодно, по утрам заморозки, мы плывём с Людой и собакой Блэком, который стоит на носу, по реке Учур вверх 15 км на озёра. Собака Блэк ещё небольшой щенок. Ходим, вдоль озера немного воды, без резиновых сапог нельзя, берём клюкву. Её в этом году много, красно-бордовая, с белыми бочками, красивая, ядрёная и крупная, величиной с ноготь большого пальца. Уже набрали прилично, когда случилось непредвиденное. Блэк убежал далеко и несётся к нам стремглав, бросается под ноги к Людмиле, и я слышу её дикий крик – её укусили или ужалили сразу несколько ос, которые летели, гнались роем за собакой. Я успел ей крикнуть «не маши и нагнись», но было уже поздно. Рой пронёсся дальше, а мы были вынуждены срочно уезжать, так как сильно болели укусы. Всё обошлось, у Люды больших осложнений не было. Ну, а Блэк на следующий год вырос уже в большого пса и ходил по болоту тихо, осмотрительно. Запомнил, значит, чем грозит разорение осиного гнезда. Летом было «непробудно» – некогда, грибы начинались, одни за другими вырастали, сколько их всяких разных, не знаешь: за какими сегодня идти в лес за посёлок, или плыть на лодке? Вкратце, хочу перечислить их наличие:  грузди белые (которые молоденькие – такие мохнатенькие), грузди жёлтые, грузди чёрные, подосиновики, маслята, моховики, волнушки, белянки, рыжики и другие. С женой и дочерью Светой набирали полную лодку. Спросите, зачем так много. Был интерес. Наша торговая организация «Райпо» принимала у населения грибы, ягоду и рыбу, и за это отоваривала нас дефицитными товарами, импортом. И «на зиму» нужно было заготовить себе и родителям жены. Ко всему этому нужно было и порыбачить. На рыбалку я тоже азартный, и рыбы сколько разнообразной ловилось. Ловили мы тоже в большом количестве, как сейчас говорят, «на бартер»: отправляли её солёную, копчёную в аэропорт Алдан и нам присылали взамен, чего у нас нет или недостаточно: пиво, огурцы, сыр, колбасы и др.
Вот у меня иногда спрашивают: не скучал ли я на Севере? Были ли увлечения, хобби? Я отвечал утвердительно.
Первое хобби – это моя работа. Я всегда в порт шёл «как на праздник», мне очень нравилась наша служба, хотя иногда приходил домой едва живой от усталости.
Второе хобби – интерес с детства к сцене и театру, который я получил от мамы, участвовавшей в художественной самодеятельности, когда я был маленьким. Но помню, как они репетировали «Медведь» А. П. Чехова, и по прибытии в Учур я сразу с женой Людмилой и баянистом Виктором Левченко поставил этот спектакль, что имело большой успех в посёлке. Самодеятельности в посёлке практически не было. Я стал приглашать участвовать членов коллектива аэропорта. Через год-два был уже большой коллектив, с хором и театральной группой. Я режиссировал: ставил спектакли, сценки, клоунады, сам играл роли и читал стихи. Мы ездили с концертами по Якутии в аэропорты и посёлки. Это моё хобби было для зимнего периода.
А третье хобби – для весенне-летнего периода. Это я уже перечислял: рыбалка и сбор ягод, грибов. Даже сам себе не могу ответить, что больше нравится из этого. Для меня это всё было очень интересно и азартно. Так что интересов было настолько много, что времени оставалось мало на другие хозяйственные дела. А ещё нужно было посадить огород, картошку обработать, выкопать, позже у нас появилась большая теплица, длиной 13 метров. Поливка требовала времени. Но я всё успевал. Я был радостен этой жизнью, поэтому в начале книги в стихах я часто говорю: я счастлив, что прожил такую жизнь.
Я достаточно много написал о нашем посёлке. Теперь о наших соседях – ближних к нам посёлках. Это якутский посёлок Кутана 70 км вниз по реке Алдан. В посёлке раньше было большое стадо коров, и сметана там была такая жёлтая и жирная, практически масло. На следующие сутки сливки становились такими густыми, как говорили, «хоть ножом режь». Мы заказывали туда с пилотами сливки трёхлитровыми банками. Также там выращивали огромные плантации картофеля и капусты. Следующий посёлок через 20 км от Кутаны – это Белькачи. Он известен тем, что там в те годы была центральная база старателей «Артель «Амур» Лопатюка Виктора Ивановича.
Вернусь к посёлку Кутана. Кроме того, что я перечислил, посёлок славился своими охотниками, оленеводами, которые в тайге, особенно зимой, одеты, конечно, в якутскую одежду, которая вся – от шапки до унтов на ногах – пошита из оленьей и сохатиной кожи. Женщины в посёлке, в основном, в шубах и пальто, только на ногах оленьи унты, а на голове соболиные шапки. Наши, русские женщины, тоже практически все в унтах и собольих шапках, потому что это тепло, легко, и, конечно, красиво, когда унты ещё расшиты бисером. В пищу якуты употребляют много свежей сырой рыбы и мяса. Так называемая «строганина», мясо и рыбу строгают в мёрзлом виде, а сверху эту стружку посыпать солью и перчиком – «пальчики оближешь». Это первая закуска, конечно, под водочку. А под вторую рюмочку, если салом медвежьим закусить, а оно нежно-розовое, такое нежное, как коснулось языка – тут же и растаяло. Ещё готовят женщины мороженое из жирной сметаны по их особому рецепту, тоже во рту – одно наслаждение. Там получается непроизвольно, мы что-то берём от них, а они у нас. Жили всегда в дружбе, никакой вражды не было, часто бывали друг у друга.
Хочется рассказать несколько случаев про жителей посёлка. Я называю это «Учурский юмор».
Это было до меня, когда Чагда называлась районом. Некий дядя Гриша Селиванов, который жил и при мне ещё долго в посёлке, очень любил выпить, разговаривал на «о», т.е. «окал». Он пошёл в милицию, там ему пригрозили за пьянство. Взвинченный, он дома выпил бутылку водки, взял ружьё, направил стволы в направлении милиции, и громко скомандовал себе: «По милиции огонь!» Канонада продолжалась несколько раз, под ту же громкую команду самому себе «По милиции огонь!» Всё обошлось, жертв не было, дело не возбуждали, но отобрали ружьё. Жители при встрече с ним шутливо спрашивали «По милиции огонь?» он отвечал охотно, с юмором: «Огонь, огонь…»
Ещё один интересный человек в посёлке, к теме «запоминающиеся моменты». Он появился в посёлке неизвестно откуда, с белоснежной бородой до пояса, такой вроде бы неказистый, чуть ли не юродивый мужичок. Звали его Тимофей или Матвей, уже не помню. Над ним подшучивали, при встрече кричали «не кусай зайца», он не обижался. Однажды в порту, на грузовом складе, это я уже работал в Учуре, в этот период ещё не было отдела перевозок, работала одна женщина – бухгалтер аэропорта Зарукина Екатерина Григорьевна, мама Зарукина Валерия. Она в одном лице исполняла обязанности в бухгалтерии и по оформлению грузовых документов. На складе ей было необходимо передвинуть или перенести метров на пять товарные грузовые весы с грузовой площадкой один метр на полтора метра, огромные и неподъёмные весы килограмм на 150 весом. Она попросила помочь двух молодых, крепких на вид, пилотов. Они тщетно старались справиться с этой работой. Мимо проходил, как его называли в посёлке, «белая борода». Екатерина Григорьевна попросила его помочь ребятам. Он сказал: «Отойдите, будем мешать друг другу». Наклонился, приподнял весы и перенёс, куда просили. У пилотов был ступор и, как говорят, «отвисла челюсть» от изумления. О «белой бороде» несколько слов. Он шифровался и прикидывался таким. На самом деле был грамотным, умным и незаурядно сильным. А главное, это был профессиональный шулер, который обыгрывал старателей. Его много раз пытались убить, но, скорее всего, делал это он для поселковых. Он был безобидным, как и все ссыльные, которых много было в посёлке после войны.
Много есть чего вспомнить про жизнь в Учуре. Например, нашествие волчьей стаи, которая зимой спустилась с района Мар-Кюеля, Улахана, там были сильные снегопады, и добыть себе в пищу оленя по глубокому снегу не было возможности. Огромные горные волки оккупировали посёлок, задрали много собак. Люди выходили из домов с оружием, в то время ружья были почти у каждого. А затем наши охотники объединились для уничтожения волков. В их числе были и наши работники порта Просвирин Георгий (начальник узла связи), Зарукин Валерий (авиадиспетчер, впоследствии начальник аэропорта, заменивший бывшего начальника аэропорта Ершова Юрия Ивановича). С Юрием Ивановичем мы работали в шестидесятые и семидесятые годы. Сейчас Ершов Ю. И. живёт в Киеве. Юрий Иванович, мы все тебя помним, уважаем, так как ты тоже всех нас уважал, и ценил коллектив, был строгим, но справедливым. Я до сих пор помню рыбалку с тобой по горному Учуру и по реке Джанде. Незабываемые денёчки и впечатления.
Отвлёкся от волчьей стаи. Их отстреляли. Было, кажется, более десяти, и такие огромные, до невероятности. Часто бывали и другие «гости» – медведи, тоже приходилось держать оборону от них. Охотники были профессиональные, и нам, как в песне поётся, «не страшен серый волк».
Где ты теперь, Ваня, наш «курский соловей»? А Иван-то Шумский и свистеть не умел, а получил это прозвище потому, что родом из Курска и оттуда прилетел на Север работать. Короткая характеристика ему: командир самолёта АН-2, пилот, как говорят, «от Бога», внешность рыжий блондин, здоровый, молодой мужик с тонким, «елейным голоском», с длинными ресницами, которые он при разговоре опускал вниз, как стеснительная девушка. Но внешность бывает обманчива, он был таким, когда был трезвым. И у него была одна, но большая отрицательная черта – исключительная тяга к «питию». Но я что-то сразу перешёл к недостаткам, и не сказал о всех достоинствах. Кроме лётной профессии, он был отличным мастером-закройщиком женской и мужской одежды. Вот в одном флаконе намешано столько всего. Лётчик имеет право и возможность летать в месяц строго определённое санитарной нормой количество часов. Иван умудрялся как-то вылётывать эти часы до 20-го числа и мог десять дней быть свободным. Тогда Иван начинал отдыхать «от души». Он покупал 2-3 ящика водки, денег хватало, платили тогда на Севере хорошо, приглашал к себе гостей-якутов, и начиналась гулянка на несколько дней. А жил он у меня за стенкой: «в нашем доме поселился замечательный сосед…» Голос у него менялся до неузнаваемости с каждой рюмкой и становился как «Иерихонская труба». И эта труба извещала и трубила на весь посёлок: «Я всех… кто ниже меня ростом!!!» Но мы с ним всё же по-соседски ладили, когда он летал, такого себе не позволял. Я брал его с собой на рыбалку. Там было позволительно только одну бутылочку на двоих, после того, как поставим сети, перед сном. Однажды поплыли с ним ставить сети. Купил я бутылку, он потихоньку тоже купил, я нашёл у него, забрал, закрыл в бардачок под ключ. Сказал, что будет «табу» до того, пока не поставим сети и не придём в избушку на ночёвку. Плыть оставалось ещё пять километров, была осень, пробрасывало снежок. Он всё время нудил и просил, чтобы я ему налил рюмку, я отказывал. На лодке на скорости холодно, одеты мы были в меховые куртки и меховые ползунки. Заплыли в курью (заводь), чтобы поставить очередную сеть. Иван встал на нос лодки «Казанки» и с криком «теперь ты всё равно нальёшь!» прыгнул в воду, пришлось помогать, вытаскивать его из ледяной воды, срочно заводить мотор, наливать ему стакан водки, плыть в избушку, затапливать печь, раздевать его и наливать ему снова водки. А он даже запел, хоть и не обладал сольными данными, и между пением повторял: «Ещё одну для сну, ещё одну для сну!» И так до тех пор, пока действительно не уснул. Но утром, проспавшись, он работал «как вол», работоспособность и сила у него была страшенная. Были моменты, когда рыба не ловилась из-за погоды. Мы с ним ловили неводом. В каждую тонь, т. е. заводь или заброс, попадает одна-две рыбки, нужно бросать, собирать снасть и домой. Иван же не соглашается, просит продолжать и может один грести на вёслах до самого утра. Говорит: «Если 30 раз забросим, то будет 30 рыбок. А это уже полное ведро». Вот такой он был азартный и трудоспособный. Если бы не водка, которая уже без меня, но на моей лодке с Ваней сотворила пренеприятнейшую шутку, печальную историю. 
Публикация на сайте ХРО РСП 2019г