Шестой

Свинцовый мрак дымился в небе,
Окутал без остатка, всё,
Кружилось, словно чёрный пепел,
Зловеще в небе вороньё.

В бурачно – грязных пятнах плаха,
Народу собралось не счесть,
Ведь любопытство сильней страха,
Приговорённых было шесть.

Цвет серой пыли лик имели,
Поблекли васильки в глазах,
Их цепи на ногах гремели,
И в облике читался страх.

Они все воровство чинили,
Испуг был зрим со стороны,
И лиходеям присудили
Казнь с отсеченьем головы.

Дав слово дьякон перед казнью,
Всем приговор им зачитал,
Палач, как голову баранью,
Потом её им отсекал.

Арбузами они катились,
Помощник складывал в мешок.
Глаза, как молоко застыли,
На землю капал алый сок.

А самый юный жизнью грезил,
У лиходеев - он шестой.
Осталось жить минут на десять,
Потом уйдёт он в мир иной.

И время быстро побежало,
Да так, он просто очумел.
Увидел с самого начала
Всю жизнь и прокрутил в уме.

В хлеву он вспомнил жеребёнка,
И первые свои шаги,
Зелёный луг, себя ребёнком,
Уду и берег у реки,

И полнолунье каравая,
Кувшин парного молока,
Поля, которые без края,
Медовым цветом облака.

Так день за днём всю жизнь увидел,
Всю посмотрел, как будто сон,
Где своровал, кого обидел,
Как зоревал и был влюблён.

Без головы воров вид жуток.
Взглянул на циферблат кремля,
Прошло четыре лишь минуты,
За них, как вихрь вся жизнь прошла.

Пред ним один живой остался.
Он волю завязав узлом,
Покаяться в грехах собрался
Перед Всевышним за всё зло.

Тут дождь с небес, открылись ставни,
На плахе воробьи – Чив! Чив! -
Покаялся и вдруг представил:
Как жил бы он, останься жив.

Увидел вдруг, что с ним бы было,
Когда б не плаха и не смерть,
И время сразу закружило
Свою в грядущем круговерть.

Увидел дом, своих детишек,
Как год за годом их растил,
Узнал из них кто в жизни вышел,
И, как он после с ними жил...

Пришёл черёд, уста сомкнуты.
Всё пролетело словно сон.
Прошли последние минуты,
Взошёл на плаху теперь он.

Живёт народная примета,
Что цифра шесть всегда к беде,
Видать хвостатая комета
Сыграла роль в его Судьбе.

Был рядом с плахой царский терем,
Следил за казнью его глаз,
Был, как другие суеверен:
- Сей вор помилован, указ! -

Как молоко сбежало, страсти
Вдруг захлестнулись над толпой.
Не мог поверить в своё счастье
На лобном месте, тот шестой.

Увидел он, что день хрустальный,
Улыбку солнца, дождь прошёл.
Палач унёс мешок печальный,
«За упокой…» монах прочёл.

Поклон народу сделал в ноги,
В глазах блеснула неба синь.
Когда покаялся он Богу,
Увидел будущую жизнь…

Послесловие

По рудникам потом скитался.
Отбыл на каторге свой срок,
Потом домой к себе подался,
И прав был в жизни потом Бог.

Минуты те, когда на плахе,
Запомнил чётко, навсегда!
Одни – наполненные страхом,
Другие – праздник на года!

И время, шедшее до казни,
Врубилось в память, как топор,
Вместившее в себя две жизни:
До казни этой и потом.

Когда все пройдены  маршруты,
И смерть скребётся без затей,
Он говорил, что те минуты
Длинней, чем жизнь иных людей…