Усыновляя мир

Одно из лучших чувств, испытанных мной после рождения Давида, – это чувство материнства по отношению к миру.

Вот идут мне навстречу двенадцатилетние мальчишки-хулиганы: один катит другого в угнанной из Пятёрочки тележке, другой басовитым фальцетом кричит выражения, обычно вырезаемые цензурой. А я смотрю на них и думаю: «А вот это – его одноклассники». То есть, конечно, пока что он мирно сопит в коляске и знать не знает о существовании школ. Но однажды ему будет двенадцать и, кто знает, может быть, он тоже будет катить какого-нибудь Ваську в угнанной тележке. И эта вероятность превращает моё раздражённое «хулиганы» на любопытное «а над чем они смеются?»

А вот сидит на лавочке помятый жизнью гражданин. Смотрю на него – большого и грязного – и вижу новорождённого младенца. Любила ли его мама, ждал ли его папа? Качали ли его, плачущего, или оставляли в тёмной комнате одного? И, когда я думаю, что оставляли, мне становится больно. Хочется вернуться туда, сквозь годы, и докачать, допеть оборванную колыбельную. Чтобы стереть кривую серую жизнь и нарисовать новую, прямую и солнечную.

Стала мамой одного, а как будто весь мир усыновила. Пока что мысленно, но, надеюсь, однажды эти мысли превратятся в дела любви.

А сколько же Ты качаешь нас, самый многодетный Папа. Сколько же колыбельных нам поёшь...