Периоды немоты
слезятся от ярких дней.
И тело, в полной своей наготе,
отказывается от затей.
Вышедший из пещеры мальчик –
высохший и слепой.
Стоит, подпоясанный кафтанчик.
Ему говорят все: "пой!".
А он – замелькал, подпрыгнув, ножкой,
и вслед замелькал второй.
В конце – приземлился осторожно,
и произнёс: "я свой".
Но уже тащат ветки, прутья,
разжигая костёр.
А он говорит: "ластиком будь я –
всю бы действительность стёр".
Но, как это часто бывает,
стирают, конечно, его.
И он рисует себя на бумаге,
где-то на уровне гор –
уже оттуда узором танец,
кружится синева.
Орнамент – золотом на кафтане,
запрокинута голова.
А под горою сцепились люди –
водят они хоровод.
Любо-дорого звуки лютни
лад щекочут, и вот:
раздаётся с вершины грохот,
с гор покатился крик.
Там, наверху, казался крохой,
а приземлился старик.
Засыпав каждого слоем пыли,
встал, отряхнулся. Вдруг –
там, где ещё вчера все были,
сегодня – смысловой труп.
Но поднимаются, в полудрёме,
восстают мертвецы.
И снова сколачивают брёвна
упоротые наглецы.
Мальчика тащат в петлю ущербно,
так тут заведено.
А он вырывается, и – в пещеру,
где уже всё равно.
Свидетельство о публикации №121072201996