586 Василь Стус. Из Рильке. Сонеты к Орфею, II, 19

Золото проживает в банках неженных где-то,
и дела приватные заводит с гостями.
А слепой тот, бедняк, — он для медной монеты весь — как
место порожнее, как порох тот за углами.

При гешефте те деньги чувствуют себя как дома,
перебравшись в шелка, гвоздики, мех новых шуб.
Он, молчаливый, стоит — слушает, как недвижимо
спят, а то вдруг проснутся деньги, точно живут.

О как она хочет сложиться  на ночь, ладонь простертая та!
Завтра судьбу свою она испытает снова,
нищенка, попрошайничеством истощена до края,

пока кто-то, глядя, чудом не поймет до конца
и прославит стоянье долгое.
                Только воспетым — слово
и лишь божественный – им внимает.


Золото мешкає в пещених банках десь,
і приватні справи заводить з відвідувачaми.
А сліпий той, жебрак, — він для мідного шага весь —
наче місце порожнє, як порох поза кутками.

При гешефті ці гроші чуються, як удома,
перебравшись у шовк, гвоздики, хутра нові.
Він, мовчазний, стоїть — слухає, як нерухомо
сплять ачи прокидаються гроші, наче живі.

О як вона прагне стулитися на ніч, долоня простерта ця!
Завтра долю свою вона іспитує знову,
жебрами зморена, виснажена до краю,

поки хтось, споглядаючи, з дивом збагне до кінця
і прославить довге стояння.
Тільки оспіваним — слово
і лиш божественний — наслухає.