Маленькая повесть

Безмятежное лето. Пунктирный осадок болезни.
Кто поверит – любить никого мне намного полезней,
Чем тебя, вероломный, далекий, прекрасный, внезапный…
Все теснее сжимает гортань безыскусное «завтра».
И порою ужалит, шаля, запятая ошибки…

Пустяки. Я случайно наткнулась на след от ушиба.
И хотя много лет, как не больно, не больно, не больно –
Я, бывает, жалею иных за несходство с тобою.

Ты не водишь меня кровожадной дорогой фиесты
Вдоль страны, где Жуанам навеки – и время, и место.
И мадам Рекамье на меня не взирает надменно.
И в параболах Гауди вьется не наша «Омега».
Ни кровавые дали Дали, ни прохладные тени
Серебристых мадонн не смутят неумелых хотений.
Шумный запах торжеств – бесполезней и злей, чем у Хэма.
Вероятно, поэтому я остаюсь молодой… и надменной.

Кто бы там ни считал, ни твердил, – умирает надежда.
Ни лохмотья небес, ни твоя равнодушная нежность,
Ни тщета мирозданья, ни кофе, ни жажда апреля
Не заменят волшебных кружев в облаках акварельных.

Я внушаю тебя вероломству прибрежных просторов,
Не пытаясь скрывать ни тоски, ни щенячьих восторгов.
Я прощаю весну, что исполнена света и смуты,
Но тебя лишена. Ей и так без тебя неуютно.
Часто снятся шаги, чей-то хохот над гладким «Пассатом»,
Что чертил серпантин, не стараясь догнать адресата…
Серый плащ, золотые цветы, черно-мокрая трасса.
Вероятно, нам следует пить и взывать к Фортинбрасу.

Тридцать семь – или больше? – извечных сюжетов в колоде.
Я сыграю в тебя, отыскав близнеца или вроде, –
Воскресив твое тело в асфальтовом августе, кроме
Озарённого профилем солнца в больничном проеме,
Кроме смеха, которому всякий из встречных подвластен.
Кроме голоса - не повторить! - потому что прекрасен.
Кроме снега в Ливадии, стужи в раю и круженья
В холле древнего корпуса, в вальсе с чужим отраженьем.