Взгляд на душу. Аристотель 8
Откуда у тела вообще берётся деятельность? Внешние тела, называемые нами неодушевлёнными, обладают исключительно движением, но никак не деятельностью (движением пребывающим в самом себе, имеющим себя целью). Получается, что Аристотель разделяет всю реальность так: мёртвые тела (вещи) это те тела, которые подвержены только движению; а живые тела (организмы, то есть тела имеющее органы) это те тела, которые способны к деятельности. И концентрация этой деятельности внутри них самих и есть то, что мы называем душой. По отношению к движению это выглядит как феномен начала движения и покоя, находящийся внутри самого организма. То есть живое - само источник своего движения и покоя. Но это получается лишь классификацией. Это нисколько не объясняет и не стремится объяснить нам того факта, что массы тел, почему-то способны подвергаться лишь чужому внешнему движению и передавать его, и они почему-то соседствуют с массами других тел, уже по неизвестным причинам способных к самодвижению. Одно мы именуем живым, а другое не живым, а Аристотель именует душой, или отсутствием души, что дальше? Вот мы упаковали все движения и покои тела в него самого и назвали это душой и теперь у нас в руках есть подходящая теория?
Аристотелю вообще свойственно всё рассматривать в функции и деятельности. Однако он признаётся - "не ясно, есть ли душа энтелехия тела в том же смысле, в каком корабельник есть энтелехия судна". Да действительно не ясно. Почему вот это тело действует, в то время как другие лежат, тяготеют, костенеют и лишь накапливают инерцию? И почему, если корабельник и судно вышли из одного единственного, имеющего название "плавание" (распались так сказать на составляющие в ходе развития этого процесса), то почему в таком случае не сказать, что душа и тело также вышли совместно и равнозаконно из чего-то одного единственного, которое теперь и следует поискать? Если же душа и тело существуют не в таком смысле, то в каком? Поскольку у Аристотеля они покрыты той же самой энтелехией, какой покрыты и все остальные реальности мира.
Итак, как я уже сказала, если мы верим Аристотелю, то приходим к корабельнику и судну, а если мы приходим к корабельнику и судну, то мы вынуждены признать, что они общее двуединое порождение одного и того же способа бытия, в котором корабельник оказывается более активной стороной, чем судно, но никак не "совершенной деятельностью судна". Или кто-то вслед за Аристотелем хочет сказать, что корабельник - это ничто иное как совершенная деятельность судна, принадлежит судну, но не есть судно (вслед за аналогичными рассуждениями Аристотеля о душе)? Так что как ни крути, один только ответ возможен после прочтения подобного учения: корабельник принадлежит плаванию, а не судну; и судно принадлежит плаванию, а не корабельнику - иначе мы ничего не поймём и никогда не достигнем истинного знания. Душа и тело одинаково принадлежат какому-то единому способу бытия, и вырастая из него смотрятся друг в друга.
И теперь обратите внимание на существенную гносеологическую разницу двух выводов отсюда - аристотелевского и нашего. У Аристотеля есть неживые тела и живые тела, которые отличаются от первых душой (кстати, это является нашим общим укоренённым метафизическим предрассудком); в нашем выводе есть неживые тела и жизнь, которая отличается от первых - и своим телом и душой (чем-то совершенно новым, распавшимся на две половины). Это существенно. Кто не понимает насколько это существенно, вынужден будет понять со временем. Не душа добавляется к какому-то одному и тому же продолжающемуся телу (соблазн так увидеть велик, поскольку такое видение само собой напрашивается), не душа является прибавкой к мёртвому телу; но вся структура кардинально перестраивается, и новым оказывается и тело, и душа. Живое тело никогда не встречается просто так посреди мёртвой природы - никакие физические законы не приводят к нему, оно не может встретиться даже как аномалия, как случайность, ибо оно живёт и существует в совершенно особенных физических и геометрических пространствах (жизнь кардинально отличается от мёртвой геометрии). В прекрасной книге французского философа Вутру "О случайностях законов природы", он обстоятельно показывает, что все живые тела могут рассматриваться нами лишь как формируемые "сверху" искривлённые и приспособленные под жизнь физические закономерности, то есть как в некотором роде для физики - искусственные. Например, мы ведь хорошо понимаем, что зубочистку в природе не встретить, или молоток, или топор - сколько бы бесконечные вариации атомов ни складывались, они не сложатся в это орудие - именно потому, что сложится через случайность они могут только в бесконечности, а бесконечность неисчерпаема по своему понятию. Точно также не сложится само собой и живое тело - не произойдёт из мёртвого напрямую - вот почему и до сих пор тщетны наши попытки открыть источник жизни. Так не происходит и так не бывает, происходит как-то по другому. И вот это другое мы и должны искать - мы должны искать то, что вызвало к жизни одновременно и душу, и новое исключительное тело, их обоих.
Мы не должны пытаться понять как из тела возникла душа, потому что она не возникала из тела. Корабль не возникает из досок (а у Аристотеля это так - дом складывается из кирпичей) - ну если вы хотите быть натуралистами, то да, корабль возникает из досок - вот вам доски делайте корабль. Но, может быть, из чего-то ещё, кроме досок? И, может быть, из чего-то ещё более главного? Я не хочу вслед за Аристотелем называть вот эту мраморную глыбу - возможностью статуи Давида Микеланджело, я хочу поискать эту возможность в тех специфических отношениях, из которых родился сам Микеланджело.
Свидетельство о публикации №121071506900