Тупиковая ветвь

Тупиковая ветвь. Ищем выходы из тупика,
натыкаясь на стены. Квартирный вопрос на повестке.
Те же люди живут в симбиозе, неясно пока,
что послужит развитию. Довод достаточно веский
не нашелся ещё - все пятнадцать голов дележа
заседали в лесу, там, где нетерпеливо дрожа,
коммуналку делили - охота неволи-то пуще.
Разлагался хозяин, его хоронили живьём,
претенденты ругались, и каждый - о чём-то своём,
и вздыхала древесным нутром Беловежская пуща.

Все разъехались мигом, оставшись на тех же местах,
а иначе-то как, перемешаны разные крови,
но метраж тот же самый и укоренившийся страх,
и суровая жизнь, иногда даже смерти суровей.
Голосил славянин, ухмылялся в ладонь азиат,
и горячий кавказец ворчал, бородат и носат,
непонятное что-то, копался прибалт в саквояже -
документы искал. И топтался в тени у дверей
ни туда ни сюда, как всегда виноватый еврей,
понимая, что все тут в пролёте - и наши, и ваши.

Было время зимы, новогодний расклад, кутерьма,
поскорее закончить раздел барахла - и по коням!
Что ж, гулять, так гулять, кто, что мог, утащил в закрома,
ну, а если ушел налегке, то уже не догоним.
Согреваться - так белым, а красное прибережём,
сыновья подрастают, привычка стоять под ружьём -
это наше исконное, брат отвоюет у брата
коммунальную собственность - ложки, столовый сервиз,
всесоюзная вольница, значит, гуляй да резвись,
кто своё потерял, тот уже не получит обратно.

Покупается и продаётся, бери - не хочу
полуостров и горы, и выход к морским побережьям.
Кто сильнее, тот прав, ты решил, что тебе по плечу
проживать самому? Не волнуйся, жилплощадь урежем.
Отопление наше, зимой забалуешь едва ль,
да к тому же умеем гнобить непокорную шваль,
ну, а коль не прошло, так заплатим - ресурсы имеем.
Раздадим индульгенции - право, земельный надел,
несогласному - пуля, чего же ты, милый, хотел,
мог прикинуться голубем, что ж ты прикинулся змеем?

Можно мыслью по древу, но это не нужно пока,
соглашение было подписано, пусть и с подвохом,
а теперь никуда, и лови облака с потолка,
как пристало подельникам, выжигам и выпивохам.
Там, за окнами лес, там за окнами, знай, снегопад,
только ели скрипят и могучие зубры сопят,
и взирают куницы на белок, играющих в салки.
Дед мороз потирает давно отмороженный нос,
все жильцы подписали бумагу с пометкой - под снос,
хоть хозяина мёртвого было немножечко жалко.

Соберутся ещё не однажды, соседу сосед,
разумеется, бывший, предъявит за то и за это,
и начнутся суды из-за долларов, евро, песет,
и о сносе жилья неожиданно вспомнит газета.
Беловежские бонзы не раз возвратятся сюда,
чтоб смотреть, как туда и оттуда идут поезда,
и гуляет ночами зверьё, спотыкаясь о шпалы.
А страна разделилась, кто рай вспоминает, кто ад,
но себя, разумеется, в сносе квартир не винят -
виноваты евреи, Клеймёный ещё и Беспалый.

Это проще всего, так удобно раздать ярлыки,
удивляются звери, свидетели тайных делишек -
люди хуже зверей, да ещё на расправу легки,
тут любой норовит умыкнуть неучтённый излишек
у любого, пеняя, что смуту затеял он сам.
Что снимающим голову плакаться по волосам -
говори ерунду, что угодно проглотят невежи...
Разделили участки, а лес-то, гляди, поредел,
у хозяев сыны подросли, впереди передел,
и великую тайну хранит до сих пор Беловежье.