Город-сюрреалист

 Я гляжу на сознание, оно морщится и впитывает водяные столбы иероглифов. Персонажей столько, что голова распухает. Рушатся древесные паутины. Люди-антенны превращаются в вихри высших эмоциональных образов. Один рыбак жуёт капусту и выплёвывает обрывки папируса на плоскость радуги. Сознание-мутант рождает новых слуг и начинает бродить по городу, как квашеная капуста в бочке. Мне дико и немощно на дне стакана-амфибии. Я продолжаю нащупывать пульс у мозга-творца, но он оказывает сопротивление. Вдохновляться сутками невозможно. Мозг, похожий на батон хлеба, кидает жёсткую капсулу на язык, и она, сначала упав капелькой мандаринового сока с подбородка, возвращается в рот и смачивает всё нёбо, а потом спускается в желудок. Профессор надевает очки и залезает прибором внутрь. Это похоже на скучный сон меланхолика. Доктор производит операцию на желудке и достаёт наконец-то миниатюрного динозавра. Мозг хихикает, как кальмар-строитель. Мне хочется уйти поскорее из иллюзорного костного пространства, но меня утягивает обратно. Город продолжает реветь, как бегемот в зоопарке. Змею тошнит. Автомеханики подключаются к процессу и ремонтируют автомобиль, на котором приехала обезьяна в платье принцессы. Боже! Боже мой! Я рассматриваю вскользь сознательные шурупы. Они ввинчиваются в холодный воздух, нагревая его комнатушку. Спектакль не прекращается. Поют акробаты и цифры. Цирк расширяет грань мыслительных клеточек. Существа в зелёной обёрточной мебели поглощают какую-то жидкость и превращаются в философов-египтологов. Я роняю тень на урну, и урна трескается, как набитая рыбой банка. Слово выбрасывает язык и лижет сладкое повидло. Мёд наворачивается на усики моего духа. Я достаю гитару и начинаю вспоминать древнюю нотную запись. Мандариновый сок сверлит окошечко в ротовой полости. Ему хочется плавать и наполнять. Персонажи чрезвычайно объёмны и мелодичны. Город шарообразен. Луч солнца ветвист.