Судорога

  9-13  июля 2021 год

Судорога

Эта история на всегда осталась в моей памяти, как -будто, она произошла только вчера. Но моя молодость проходила в в 20 веке. В стане был другой режим, страна тоже другая, многое было по иному. Сейчас медицина достигла больших высот, но тогда кругом лечили бесплатно и во всех клиниках были все врачи.

Все, что в нашей жизни происходит, все события многому учат, делают мудрее и позволяют , полученный опыт переносить на другие события в своей жизни.
Я была молодой мамой, в то время, но работала в университете по 4 часа в день, так как муж был аспирантом. Нужно было, как то жить.

У меня рос замечательный ребёнок, к этому времени ему исполнилось 11 месяцев. Как для любой мамы, для меня он был очень миленький, спокойный, улыбчивый и ласковый мальчик. У него были голубые глаза, мягкие, волнистые волосики совершенно жёлтого цвета. Кожа мальчугана была нежная и белая, как и у его папы, у него была большая голова и крупный лобик.

Ребёнок рос спокойный,  плакал очень редко . С 8 месяцев начал ходить, а с пяти месяцев сидел часами в большом деревянном манеже и играл с  игрушками. Ночью просыпался часто, поэтому, мой сон был редким и все время жила недосыпая.
В три месяца у меня пропало молоко, которого и так было немного, потому, что в то время , мы жили в квартире моих родителей. Мой отец, замечательный человек, был директором крупного предприятия, но у него было заболевание, беспричинные вспышки гнева.
В тот день, у него была такая вспышка  гнева, после чего, у меня в одночасье пропало молоко. Поэтому, я смогла пойти работать в университет на пол дня.
Так с трёх месяцев, сынок стал, полностью,  жить на кефире и твороге. В то время по всему городу имелись детские молочные кухни. Для тех мам,  у которых не хватало молока или вовсе не было, выписывали рецепты у участкового педиатра, по этому документу можно было получать питание для ребёнка в молочной кухне.
С первых дней, наш сын стал получать специальный кефир из этой кухни. Кухни были в каждом районе по одной, работали они для нас с 6-30 утра до 10, а потом закрывались.
 
Детская кухня, нашего района, находилась не близко. Чтобы туда добраться, нужно было идти пешком около получаса, так как на транспорте, туда добраться можно было , только с пересадками.
Полтора года, мой супруг,  каждое утро к 7-30 бегал в эту молочную кухню и приносил шесть бутылочек кефира. Причём,  в зависимости от того, какого возраста был ребёнок,  кефир изготавливали по разному.
После полугода,  к его еде присоединился детский творог. После года получали одну бутылочку закваски и сами делали сыну кефир и творог. Это было очень хорошие кухни, так как дети питались натуральными продуктами. В магазинах были смеси, но невысокого класса,  с сахаром, от  которого, приходилось  избавляться, с помощью сита, выбор тоже был невелик.
 
Мой малыш, сложно переносил рост зубов и чем ближе к годику, коренные зубки стали расти парно. Он переставал есть, был вялым, поднималась температура, стул становился жидким. Но через сутки, зубки прорастали, и все недуги прекращались.
Была средина июля 1980 года, дни стояли жаркими. С утра Сережа капризничал, слюнки текли, десна набухла, есть не хотел, немного попил кефира. Так как стул был жидкий,  напоила его черёмуховым отваром, так делали , в то, время все.
День шёл к завершению. Положила сынка спать, подогрела немного бутылочку с кефиром и дала ребёнку. Обычно, он перед сном сосал кефир из бутылочки и когда его выпивал,  то выбрасывал из кроватки и засыпал. Ушла в соседнюю комнату и все время прислушивалась, как моё солнышко там. Ждала, когда бутылочка стукнется о кроватку с веревочной сеткой с боков. Но к назначенному времени,  этого звука не услышала, сразу поспешила к ребенку.

Бутылка с кефиром была недопита и лежала рядом с ребенком. В кроватке лежал не мой ребёнок, а вытянутая в струнку, красивая кукла, с открытыми и неподвижными глазами. Не могу сказать, что в этот момент почувствовала, наверное, ужас, но не было времени на эмоции.
Сиюсекундно выхватила дитя из кроватки. Положила его животиком на согнутую руку, опустила голову ребёнка книзу, открыла пальцами его ротик и прижала язычок. Остаток кефира быстро вылился изо рта, и ребёнок вскрикнул и ожил.
Прижала его к себе, приласкала, отдавая всю свою душу этому родному сознанию, понесла  в большую комнату. Он крутил головкой и его глазки были усталыми и влажными. Эта судорога была на высокую температуру, так как шёл быстрый рост коренных зубов.

Вроде всё позади. Но не тут-то было. Весь ужас начался вскоре, но тогда я ещё не знала, какая ночь у меня будет, и что я переживу за следующие двенадцать часов.

Моя мама была по диплому врачом терапевтом, она начинала свою врачебную деятельность заведующей медицинской частью на машиностроительном заводе, потом работала несколько лет участковым врачом. В 28 лет стала заместителем главного врача городской поликлиники.

В 29 лет, её назначили главным врачом в городскую поликлинику, которая должна была располагаться в новом панельном жилом доме, в строящемся микрорайоне. Рядом с поликлиникой, которую мама открывала, находилась новая, по тем временам современная школа №80, в которую я пошла учиться в 1 класс в 1961 году.
В последствии, моя мама ездила дважды в Ленинград и там обучилась специализации кардиолога,  научилась давать заключение по плёнкам кардиографа.
За заслуги, что строила поликлинику, молодого врача наградили медалью «За трудовую доблесть». В последствии, моя семья уехала в небольшой шахтёрский город, где отец стал директором крупного машиностроительного предприятия в 35 лет. Мама возглавила, сначала крупный  больничный комплекс с поликлиникой , а вскоре  стала руководить медициной всего города.

Прошло больше 4 лет, сестра должна была поступать в ВУЗ, и мы вернулись в областной центр, где ранее жили. Я пошла учиться в 8 класс, сестра поступила на первый курс экономического факультета в политехнический институт.
Мама возглавила медицинское училище. Она до пенсии там работала, и за время работы её ещё наградили орденом «Трудового красного знамени».

Так как, дома с нами была бабушка, мама и папа, делали свою карьеру. Награды и должности, сделали мою маму, авторитарным человеком .  Это высокая награда и её само величие возросло до невиданных высот.  Она считала себя самой умной и не терпела никаких возражений от своих домочадцев. Папа и бабушка, никогда ей не возражали и поощряли её эгоизм. Это я пишу, для того, чтобы понятно было, дальнейшие действия моей матери.

Вскоре,  как я вышла из спальни с ребёнком на руках,  и рассказала, что произошло. Без моего согласия, мама вызвала скорую помощь. Приехали молодые врачи, посмотрели моего сына. Сказали, что есть небольшие изменения в мышцах, как последствия судороги. Они не считали, что ребёнок нуждается в госпитализации.
Но мама настаивала, чтобы ребенка везли в больницу. Она обосновала мне это так: «А вдруг у Сержика, ещё что-то произойдёт, все меня знают в области и будут осуждать, что врач, не помогла никак своему внуку». Под её натиском  не возможно было устоять ни приезжим врачам, ни мне, которая весила 50 кг, с постоянным недосыпом и только, что пережившая стресс.

Врачи спросили меня, что я сделала, рассказала и они спросили меня не врач ли я,  ответила, что инженер, они очень были удивлены, так как все действия, которые провела с сыном,  были профессиональными. Я им ответила, что интуиция матери, главное в таких случаях. Врачи, не знали, как им быть, так как, они боялись перечить начальнику от медицины.

В это время, посадила ребёнка на горшочек и кал у него был от черёмухового отвара тёмного цвета. Фельдшер, сразу сообразил, как с себя снять ответственность и не перечить  медицинскому начальству. Предположил, что, у ребёнка желудочная инфекция.

Объяснила, что это отвар, но нажим матери – организатора здравоохранения,  был сильнее силы Ниагарского водопада. Пришлось ехать  с сыном в больницу. В первой больнице, вообще не стали разбираться и отправили нас в инфекционную клинику.
Была ночь и просто взять, раздетого ребёнка и уйти, не решилась, тогда ночами такси не вызвать, телефонов сотовых не было.. Инфекционная клиника находиться далеко от центра города. Она и  сейчас там  находится.
У меня, достаточно грубо, забрали ребёнка, и унесли его.  Я осталась сидеть в коридоре,   как позже я узнала, они промывали его пустой желудочек водой.
Слышала , как он горько плакал, понимая, что это ему не нужно делать, моё сердце умирало с каждым его возгласом.

Тогда,  я ещё не была столь сильна духом, чтобы не позволить это делать с моим ребёнком.
Сына вынесли, с мокрыми от слез глазами, совершенно несчастным и обиженным. Когда прижала его к себе, сынок почувствовал мою любовь и мою защиту, в этом несправедливом мире людей,  стал успокаиваться.

Нас вели по коридору, палаты, называемые боксами, имели стеклянные стенки, сквозь них было видно, что много боксов не заселённых, в некоторых лежали младенцы, совершенно одни, спелёнатые и спали. Позже  узнала, что медицинские сестры дают этим детям снотворное, чтобы они им не мешали.
Большинство из этих младенцев были без матерей, они от них отказались  или дети из неблагополучных семей. Меня с сыном поместили в бокс, в котором находилось кроме меня,  ещё три мамочки с детьми.

Кроватка Сергея, находилась рядом с окном. Сынок уже спал на моих руках. Положила его в чистую постель, но было очень душно.
Уже было около часа ночи, но свет горел. Около кровати и сына не было ничего, на что я могла бы сесть или лечь. Поняла сразу, что детки лежат все с разными инфекциями. Поэтому, сняла верхнюю простынку,  этой простыней, обвязала с четырёх углов кроватку, сделав для сына из кровати и простыни шатёр. Конечно, это было хоть что то, как маска, которую мы носим в период пандемии.

С другой стороны кроватки сына, на полу, лежала грузная женщина, в чёрном синтетическом платье мини, застёжка этого платья была на спине, размером не более 20 см, под головой, вместо подушки лежала вязанная кофточка. Женщина, храпела с переливами и посвистывала и от нее шёл резкий запах застаревшего пота.
Её младенчик, которому не было и  двух месяцев от роду, был явно болен инфекционным заболеванием. Из него периодически лился кал, он просыпался и плакал, мамаша не слышала.

Приходилось её долго  будить, ребёнок кричал громче и громче. Когда, удавалось все же её пробудить, то  она медленно и долго расстёгивала платье, потом снимала его. Потом, кое-как, обтирала дитя остатком  пелёнки, вместо того, чтобы, его подмыть. Просила дать ей новую пелёнку, оборачивала его и начинала кормить грудью седьмого размера. Младенец утихал, она одевалась, благоухая своим потом и снова ложилась на пол, и немедленно засыпала, извергая устрашающие звуки непрекращающегося храпа. Это повторялось каждый час.

В другой стороне палаты лежал ребёнок, возрастом три месяца, у которого,  по какой то причине гноился пупочек. Он спал, его мама очень бледненькая и бедно одетая женщина, тоже спала на полу. Где был сквозняк, так как окна в коридоре были открыты. Молодая мама лежала на какой то подстилке, думаю, что наши четвероногие любимцы, свои ночи, проводят в более комфортных условиях.
Вдоль детских кроваток стояла лежанка, рядом сидела несчастная женщина, с уставшими глазами, маленького роста, светло-голубыми глазами, в которых отражалась глубокая боль, длительная усталость, желание спать, так как, её голова, периодически, падала на грудь, но она вновь, себя будила.
Вид у неё был чрезвычайно несчастным, как у дворовой кошки, которая постоянно подвергается насилию от окружающего мира. Её грудной ребёнок лежал под капельницей, и эта женщина держала руки перед собою и придерживала своего дитя, чтобы он не пошевелился и не навредил себе иглой в его вене.
У мальчика, было обезвоживание из-за поноса. Постоянно, его пелёнка становилась мокрой, мальчик начинал двигаться. Несчастная и беспомощная мама, тонким голоском, пыталась звать на помощь медицинский персонал, но увы её никто не слышал.

Тогда она обратилась ко мне. В то время, разовых перчаток не было. Я подходила, аккуратно вытаскивала грязную пелёнку из-под ребёнка. Стараясь сделать так, чтобы не запачкать своих рук, и несла её в туалетную комнату, которая была в нашем боксе.
От туда,  приносила новую пеленочку,  и мы вместе, чтобы не потревожить ребёнка и  его ручку под капельницей, просовывали пелёнку под дитя. Потом  шла в туалетную комнату, там было только хозяйственное мыло, вернее обмылок. Долго мылила им руки, пытаясь мылить все участки пальцев, ладоней и запястья, потом долго смывала его и так я делала два раза и только потом шла к своему сыну.
Чтобы поговорить с персоналом, который бросил больных детей без присмотра и помощи, вышла из бокса и увидела такую картину. Два худосочных и прыщавых практиканта сидели, один на подоконнике, другой на кушетке, молодая, крупногабаритная медсестра, в коротком халате, почти на голое тело, с голыми ляжками, не смеялись, а гоготали от пошлых анекдотов и глупых историй из жизни. Их хохот слышался во всех палатах и поэтому они не могли слышать, бедных мам.
Подошла к ним и спросила, как мне ночь провести рядом с ребенком, если нет ни кровати, ни стула для мамы. Спросила также, что очень много пустых боксов, зачем же здорового ребёнка держать ночь с инфицированными детьми.
Мне в грубой форме пояснили, что , это палата - отстойник, что завтра будут определять, чем больны дети и куда их поместить.

В этот момент, во мне включился инстинкт защитника, и поэтому,  жёстко и уверенно почти приказала, найти мне стул, на котором мне можно будет дожить до утра. Пригрозила этой весёлой компании, что про их проделки узнает руководитель. Компания приутихла и все разбежались по своим рабочим местам.
Я ушла в бокс к сыну. Минут через десять пампушка в белом халате принесла мне металлический, обшарпанный стул, у которого одна ножка из четырёх, была короче других.

Как-то его пристроила и села, положив голову на подоконник.
Вскоре, в холле, компания снова начала веселиться. Женщина с ребёнком на капельнице, обращалась ко мне ещё много  раз и все повторилось, что я описывала выше.

Вскоре я увидела, что раствор в капельнице уже закончился, мы с мамашей были в шоке. Быстрее побежала к сто килограммовому колобку в халате и сказала, что капельница уже закончилась, что надо быстрее идти к ребёнку. Колобок невозмутимо ответил мне, что ничего страшного. Она не торопилась, и только минут через пять появилась, все делала нехотя и очень медленно, можно представить, что мы пережили за это время пока это тесто, соблаговолило появиться в палате.
 
Ночь была в полном разгаре. Посмотрев, что сынок мой крепко спит, пошла в ординаторскую, там спал дежурный врач, попросила позвонить. Замечу, что сотовых телефонов тогда не было, да и телефоны не у всех в семьях были, у моих сватов, проживающих, в частном доме на краю города, не было таких благ цивилизации, как стационарный телефон.

Позвонила маме, по чьей воле мы оказались в этом аду. Она была недовольна, что я её разбудила, её душа была спокойна. Так как она сняла с себя ответственность за внука. Я рассказала ей, все в подробностях, что здесь делается. Интересно то, что она не спросила меня о внуке, видимо, считая, что он в больнице, значит все должно быть хорошо. Очень строго сообщила, чтобы они приехали рано утром за нами, так как мы уезжаем домой. Уже , мой голос был уверенным и требовательным. Сказала, чтобы приехали рано утром.

Как потом я узнала, мама позвонила в инфекционную клинику, погрозила своими званиями и потребовала, чтобы меня обеспечили спальным местом, она даже разбудила главного врача клиники, с которой была, видимо, знакома.
Следует отметить, что после этого звонка, весёлые лошарики, в белых халатах, разбежались. Вскоре, мне в палату принесли раскладушку. Пришла пожилая медсестра и с укором, поведала мне, что эту раскладушку, она взяла у другой мамочки, у которой очень тяжёлый ребёнок и ей нельзя ночью спать. Она говорила с тоном упрёка, что как это я посмела, что-то попросить и жаловаться на них. Но мне было , в этот момент все равно, что и как она говорит, так как моё состояние, было очень воинственное, но спокойное, спасала своего ребёнка. Это было самое главное и ничего другого для меня не было.

Медсестра, с опухшими глазами, высказалась и гордо ушла. Раскладушка была цвета хаки, так как её вытирали хлорсодержащими растворами, поэтому она была в разноцветных пятнах от серых до чёрных, похожих на масляные. Все пружинки, от старости, растянутые, кое-где их вообще не было.

Когда удалось её поставить, в моей душе была надежда немного поспать, но увы, когда  попыталась на неё сесть, то она меня захлопнула, так как у неё были сломаны ножки. Поэтому, мама больного ребенка от нее избавилась.
Пришлось раскладушку сложить, вынести в коридор, потушить свет и осторожно сесть на качающийся стул и попытаться как-то расслабиться.

Через час, открылась дверь, громкий голос приказал, проснуться всем и начать брать  анализы у детей. Протянула мне стеклянную баночку их под майонеза для кала. Пыталась ей пояснить,  что мой сын сутки уже не ест и ему вчера промыли желудок. На что, грубая дама, меня попыталась напугать, что если мы не сдадим анализ то, у моего сына эта будет делать принудительно и высказавшись, надзирательница, гордая собою, проследовала стращать несчастных мам в другом боксе.

Дома гостила моя любимая тётя, мамина младшая сестра, которая каждый год приезжала к нам навестить нас и мою бабушку, её маму. Она была учительницей в интернате, переживала всю ночь за меня и Сереженьку. Как обычно, мой муж, в выходной день, уехал ночевать к своим родителям на другой конец города. Так уж получалось, что за 16 лет нашей совместной жизни, всегда, когда, что - то ужасное происходило в нашей семье с сыном, он всегда был у родителей.

Моя милая тётушка, в 6 утра поехала на такси в Кировский район, в частный сектор, где проживали сваты, разбудила моего мужа и с ним на родительской машине, поехали домой. Она осталась ждать нас, а мама с моим мужем, поехали в клинику.
Как только настало утро, забрала сына, взяла свои вещи, которые не сдавала в гардероб ночью,  вышла в коридор, нашла место на диванчике, где веселились ночью практиканты. Мы с сыном ждали приезда моих родственников. Мой сынишка, был весёл и здоров.

К половине восьмого прибыла заведующая отделением, вскоре приехала и моя мама. Без эмоций рассказала заведующей все в подробностях, как прошла эта ночь. Она молча слушала и вздыхала. Потом сказала, что может быть, я передумаю и мне предоставят с сыном отдельный бокс и понаблюдают за сынком.
За эти сутки стала мудрой, осмелела и распустила крылья уверенности в своих решениях, подписала нужные документы и очень быстрым шагом, с ребёнком на руках и с сумкой с вещами, бежала с третьего этажа по ступенькам из этого ада на воздух.

Вскоре мы с сыном были дома. Утром него прорезались два коренных зубика. Он, как обычно, улыбался, прекрасно поел и принялся играть с игрушками. Сын был совершенно здоров.

Пару дней не разговаривала со своими родителями, но они тоже не лезли, как, впрочем, они никогда не помогали мне с сыном, да и практически, с ним даже не играли. Они жили своей нормальной и привычной жизнью.
Свою радость и внимание к нам проявляла тётушка и бабушка. Мама же, пыталась показать всем своим видом, что ничего не произошло и, что она права, только однажды все же сказала, что не могла и предположить, что такое может быть в клинике, которая всегда, по показателям в городе, считалась одной из образцовых.

На всю жизнь запомнилась эта история, благодарна тому, что прошла эти испытания. После этого события, повзрослела и стала принимать все решения в жизни сама. Всегда брать на себя ответственность, слушала советы, но окончательное решение, всегда принимала сама. Никогда не поддавалась на уговоры авторитарных родственников и людей, что помогло мне и в моей работе.

Это позволило мне вырастить умного, доброго, искреннего , заботливого сына, который, сейчас сам отец и руководитель, он тоже принимает обдуманные решения в жизни и не поддаётся на уговоры, если сам этого не хочет.

Так случилось, что его молодая жена, в этой больнице была с моим внуком несколько дней, так как у нашего Володеньки не падала температура много дней. Она, как и я, была ещё молодой мамой и согласилась поехать в эту больницу, хотя я отговаривала. Мои дети, все решения принимают сами, к сожалению, учатся на своих ошибках. Правда они жили в отдельном боксе, с самого начала и там были  кроватка для внука и для мамы, но к сожалению, многое, что там с ними произошло,  напомнило мне 80-тый год прошлого столетия, но это уже другая история.