И снова Панджшер. 9

***
Дозорным, погибшим разведчикам 1-ой роты,
погибшим друзьям, оставшимся в ущелье Панджшер.


На Б.М.П. мы на броне сидим.
Ветер обдувает наши лица.
Мы пядь земли не отдадим чужой,
Не говоря уж о своей родной!
На ней пролита наша кровь.
Баграм нам стал как дом родной,
Здесь потеряны в ущельях души.
Ночами они бродят.
И афганец ветер их трепет, сушит.
За нас они погибли на чужбине,
Чтоб выжил я и ты,
И где-то там, в душе родимой,
Ночами вспоминаю ваши судьбы.

Игорь Черных

 
Реактивные снаряды подаются специальным манипулятором. От урагана во время выстрела сзади летит клочьями земля, от чего пыли ещё больше и дышать ещё тяжелее. Стемнело, сходим с техники, разминаем ноги, перекусываем, справляем нужду. Ставят задачу: «Блокировать ущелье, занять высоту». И мы пошли в дозор и вперёд. Броники мы не носили, на близком расстоянии от них толку мало, только жарко, тяжело и лишают манёвренности. Впереди нас пошёл блокировать высоту сорок пятый полк с брониками, с миномётами. Как волы, тащат на себе это тяжёлое вооружение. Я посмотрел на их измождённые лица и понял, как им тяжело. Обливаясь потом, мы блокируем высоту, находим старые СПС и окопы, минёры проверяют - мин нет. По возможности углубляем, маскируемся, выставляем посты. Получаем задачу, чтоб нас никто не заметил, внимательно осмотреть ущелье, посчитать боевиков, найти пещеры и доложить наверх. Сидим день, два, три. Паёк на неделю, экономим. Видим в бинокль духов, насчитали человек двадцать. Ущелье глубокое, внизу течёт горная речка, видим пещеру, куда они входят и выходят. Ночью уже прохладно, воют шакалы, ползают змеи и волосатые фаланги (большие скорпионы, как тарантул). Даже верблюд умирает от смертельного укуса фаланги. Однажды я решил залезть в спальник, но перед этим стряхнул его, а изнутри выкатился чёрный лохматый мячик, прокатился с метр, как колобок, встал на ноги и побежал - это была огромная фаланга, укус которой смертелен. Все сведения докладываем ротному. Ротный у нас уже другой, пороха ещё мало нюхал. Ротный докладывает наверх, комбат даёт приказ: «Нужно взять живого языка, именно боевика». Первая рота от нас разместилась где-то с километр, правее, если смотреть на ущелье, вторая рота ещё правее, блокируем высоту. Ротный собирает заместителей, командиров взводов и ставит нам задачу идти вниз, в ущелье. На что я ему как разведчик говорю, что это равносильно смерти, приговор для всей роты. Во-первых, мы не знаем полностью численность боевиков, во-вторых, очень много молодых бойцов, нужно хорошее прикрытие, ущелье очень глубокое, внизу горная река, в реке и по ущелью большие валуны. Когда я смотрел в бинокль, то видел, как душманы ходили по тропинке вдоль стены горного ущелья и потом исчезали. В конце мы поймём, почему они исчезли, когда прочёсывали это ущелье. С годами река была шире и вымывала по бокам ущелья впадины, и там были тропы, стена нависала над головой. Ни сбоку, ни сверху их не заметишь. Так и проходили караваны с оружием, с наркотиками, героином и боевиками. С ротным продолжаем обсуждать приказ сверху. Кто возьмёт языка в эту ночь, будет награждён орденом Красного Знамени. И говорит нам: «Идём, их там мало». Я и Валера Ивченков говорим, что наше решение: «Без прикрытия не пойдём, а наград и своих хватает!» То, что боевиков там намного больше, предчувствовали мы, старые разведчики, чувствовали нутром, что там целая армия Ахмада Шаха. Выставили посты, решили кто первый из сержантского состава проверит посты. Я уснул, проснулся от боя в ущелье, взрывы, чувствовалось, что это разведка, стрельба велась очень грамотная, коротко, но наверняка: увидел-убил, а не садить «в молоко», каждый патрон на счету. Нас срочно у себя собрал ротный: меня, заместителя командира взвода и командиров взводов. Он нам сказал, что первая рота пошла за языком в ущелье. У нас рация всегда включена на приём, как вдруг радист первой роты по рации стал звать на помощь, просил подмогу. Я услышал из уст нашего радиста третьей роты, что духов очень много и их обходят, есть раненые разведчики и убитые. В их плену находится язык. Здесь рация умолкла, бой длился ещё двадцать минут и сразу стих. Наш радист пытался наладить связь. Вышли они из ущелья, не вышли - никто не знал. Мы не спали, куда и в какую сторону они ушли - мы не знали. Чувствовали, что что-то случилось очень плохое, связи не было. Идти в ущелье, не зная куда - это смерть. И куда они пошли за языком, мы не знали. Духи могли на нас устроить засаду. В шесть утра нам передали, что спасся раненый командир первой роты и разведчик первого взвода. Все остальные, не бросая друзей, прикрывая друг дуга, погибли из-за какого-то мудака, который захотел себе Героя.

Погибшей разведроте 781 разведбатальона,
погибшим друзьям-разведчикам, 1984 г.

Они - забытые в ущелье,
Россия, ты их прости.
Не ждут они прощения.
Они отдали жизни
За честь, достоинство отчизны,
За друга, прикрывая тыл.
А ты, солдат, оставшийся в живых,
Ты их совсем забыл.
Когда пронизывали пули,
Дозорный, где ты был?
Ты шёл не там, зашёл к врагу.
Теперь твои друзья спокойно будут спать в тылу!!!
                Игорь Черных

А было так: спускаясь вниз ещё к одной пещере, где жили духи, оставляя прикрытие, подошли ко входу логова. Так как автоматы были с предохранителями, они тихо сняли часовых, которые были полусонные, а после запустили три мухи в пещеру, взяли бородатого, остальных добили. Был рукопашный бой, двое были ранены. Стали отходить, но не учли, что сверху были ещё пещеры для прикрытия нижней, пещеры были соединены переходами. Снайпера стали бить по ногам, наши отходили под обстрелом к камням, вели огонь те разведчики, которые прикрывали отход, они пришли на помощь, потому что было много раненых, и это была ошибка. Духи их обошли и взяли в кольцо. Уйти могли немногие, но они не бросили раненых и бились до конца с огромным числом наёмников и боевиков. Ротный оказался далеко не герой, повёл пацанов на смерть, а сам взял раненого разведчика и бросился в горную реку. Быстрое течение прибило его к нашим, где внизу у входа в ущелье стояла техника. Погибла целая рота моих сверстников, душевных и просто классных ребят-разведчиков. Сколько придёт похоронок родным и близким!!!

Убитому разведчику 2 -ой роты Мурату
и командиру 2 -ой роты,
минёрам, связистам, погибшим в горах
в районе поста ущелья Руха

Мазари-Шериф, Хайбек, Бамиан,
Джалалабад, Пещевар.
Прошли мы поперёк Афган –
Наш доблестный 781 разведбат.
Громили банды, караваны,
Не перечесть и в нашу честь.
Когда комбат Сулаберидзе
В ущелье нас послал,
Нам не хватало пищи,
И не было воды.
В бою теряли роты,
А выживших тащили на себе.
Атаковали духовские С.П.С. и дзоты.
Враги нас не забудут никогда!
Нас заедали вши.
Целый месяц уже на сопке.
На голодный желудок попробуй поспи.
Не прилетят вертушки,
Никто не должен видеть нас,
Ведь операция секретна.
И старшина: «Зависит всё от вас».
Мы наблюдаем день и ночь
И видим лаз в пещеру.
Никто не сможет нам помочь,
Даже звезда Героя.
И первая разведрота
Уходит за языком.
О чём ты думал, ротный,
Когда повёл ребят ты в ад?!
Мы слышали тринадцатиминутный бой,
Потом всё прекратилось.
Не бросили они друг друга.
Легли бок о бок все герои.
 
Игорь Черных

Вся армейская операция по спасению первой роты была почти готова, но нас не пускали в бой, потому что не все горы были заблокированы. Мы спустились с того места, где мы находились, по хребту примерно на восемьсот метров. В бинокль мы уже видели духовскую пещеру, куда наша рота могла пойти за языком. Внизу было очень много валунов и трупов наших ребят. Но живых совершенно не было видно. Не успели мы занять боевые позиции, как вдруг вижу, летят вертолёты-крокодилы, слева и справа у них как два огромных глаза, поворачивают в нашу сторону, я кричу: «Прячьтесь!» Разведчики
все спрятались, прогремел залп из нурсов, поднялась пыль, и полетели осколки. Я вытащил, зажёг и бросил за землю дымовую шашку «дым» оранжевого цвета - это был наш опознавательный знак, также дымовые шашки бросили и другие разведчики. Ротный по рации начал орать мат-перемат: «Куда бьёте, свои!» Одеты мы были и впрямь, как боевики: все в трофейных пакистанских, американских куртках. Вертушки ушли вверх, качая крыльями, как бы извиняясь за ошибку. Мы-то спрятались, а командированные к нам сапёры и артнаводчики не успели. Троих тяжелораненых перебинтовали и спустили вниз к нашей технике, куда прилетят вертушки в госпиталь. Вертушки МИ-24, крокодилы, стали обрабатывать ущелье, из ущелья заработали ДШК, вертушки улетели. Мы всматривались в ущелье, но духи ушли вглубь, пехота пошла вперёд блокировать правую сторону очень глубокого ущелья напротив нас. Впереди шёл танк, у танка катки с гусеницами от мин. Танк-75 шёл медленно, пушка направлена на ущелье. Останавливаемся там, где река уходила от танка налево, он стал бить по ущелью, ему ответили ДШК. Пули, как комары, коцали о броню танка, в небе появились наши «сушки» и «миги». Четыре «мига» сначала зашли по одному в ущелье, и двое пускали от стингеров ракеты и сбросили две огромные бомбы из напалма на парашютах. Первый взрыв, вторым меня даже обожгло в бинокль. Видно, как всё горит, это напалм. Танк двинулся дальше, дорога шла на бугорок, и танк ехал под наклоном. И вдруг прогремел такой взрыв, и я вижу, как будто в замедленной съёмке - танк переворачивается на бок, взрыв чёрным облаком ушёл в небо. Взрыв пришёлся на правую гусеницу, элементы катка и гусеницы взмыли вверх. Сколько же там было тротила? Дым рассеялся, открылись люки, и из них вывалились полуживые контуженые два танкиста. Держась за голову, они никуда не уходили, а корчились от боли на видном месте около танка. Мы им кричим: «Уходи!» И здесь по ним открыли огонь, мы - встречный. Но били из глубины ущелья. Тут к танкистам на помощь рвануло БМП. Пехота, на ходу закрывая ребят, стреляла из скоростной пушки по ущелью. Тут началась - дуэль ДШК по БМП, БМП по ДШК, и так продолжалось минут пятнадцать. БМП, взяв раненых, задом ушёл к своим в другое ущелье. Опять пошли «миги» и опять бомбы, после «мигов» - «крокодилы», артобстрел из миномётов. Только к вечеру заблокировали высоту. А утром мы пошли в бой забирать своих. Картина была ужасной: все погибли в бою, видно, что духи добивали уже убитых и тяжелораненых разведчиков, оружия и РДР у них не было, они лежали кругом в одной куче, не бросая друг друга, а ведь могли прыгнуть в речку, как ротный. Зацепили одного крюком, он взорвался. Духи заминировали ребят. Рядом, где шёл бой, было очень много крови, пустых гильз. Духов и самих очень много погибло, валялись их пакистанские шапочки, везде окровавленные бинты импортного производства. По зубам они получили хорошо. Так погибла ещё одна рота. Светлая им память. Господи, прими их душу с миром.
За трусость, проявленную в бою, ротному был трибунал, разведчика первого взвода комиссовали. А мы пошли дальше, убивая духов, беря языков. Смерть жила рядом с нами бок о бок каждую секунду. Ощутил и осознал эту потерю я уже в батальоне, когда с утра зашёл в три палатки первой роты. Я ощутил пустоту и сколько их погибло, геройских ребят. У нас была традиция целый месяц каждый день застилать кровать убитых, менять воду в стакане и сверху на стакан хлеб с солью. В трёх палатках стоит гробовая тишина, как будто ребята только что заправили кровати и с вещами ушли на задание. Я и сейчас не могу понять, почему они не последовали за ротным?! Помню, что я сам в бою играл как будто в войнушку, только смерть близких товарищей говорила, что это Война.

***
И снова зелёнка, где можно покушать, тепло и хорошо, и крышу над головой можно всегда найти в кишлаке. Мы идём в темноте в глубь кишлака, идём тихо, только наша третья рота. Я в дозоре иду первым, в ночной бинокль осматриваю всё вокруг. Слышим, как кричат ишаки, гавкают дворняжки. Комары облепили всё тело. Выходим на равнину, уже светает. Принимаем решение занять впереди разбитый кишлак. Подходим к разбитому дому, оттуда свисает бревно, опускаем его и через него перелезаем в кишлак. Я и два разведчика ломаем веники и от тропинки, которая идёт прямо, заметаем следы, перелезаем в дом, подтягиваем бревно назад, занимаем оборону. Не прошло и часа, как появились духи, идут по следам. Видимо, учуяли, что ночью кто-то прошёл, не могут понять, крутят головой. Один подошёл к двери дома - видит на двери висит нетронутый старый замок. Мы-то умные, залезли с крыши в дыру, которая образовалась после попавшего снаряда. Видит - дом пустой, наверное, хозяева погибли. Я и Валера прямо у проёма, где был взрыв. Видим, духи пошли вперёд. Мы ушли очень далеко от своей части, помощи ждать неоткуда. Один душман с автоматом подошёл к проёму, как будто провоцировал нас. Мы с Валеркой пригнулись, Кислый готов нас прикрыть, опускаем автоматы и только с ножами хотим прыгнуть и взять языка, ещё секунда - и он наш. И тут мы услышали афганскую речь, к нему шло боевиков десять человек, они подошли к нему, поговорили и ушли вглубь. Переводчик таджик перевёл нам, о чём они говорят. Они поняли, что кто-то здесь прошёл, но подумали, что это чужая банда, так как их территории поделены. Прыгать и рисковать мы не стали, дождались ночи и ушли назад в засаду.
Ганзи (название ущелья), мы в ущелье, ночью идём в засаду. Прохладно, дует маленький ветерок. Мы идём по тропинке, впереди кишлак. Перед кишлаком зелёнка и кладбище, на многих могилах зелёные флаги на копьях и рука, вырезанная из металла. Значит, этот человек был убит и за него будут мстить, то есть кровная месть. Также это для нас означало, что в кишлаке есть боевики. Решили устроить засаду прямо на кладбище, где проходила тропинка. Заняли круговую оборону. На афганских могилах стоят камни, они служили нам укрытием. Под утро завыли шакалы и запел мула в мечети, читая молитву, и слышен шелест ткани на ветру на копьях. По мне пробежала дрожь, никто не прошёл мимо нас, мы снялись и ушли вниз, в ущелье. Впереди ехал мужчина-афганец на осле, а может, и их разведчик, мы подкрались к нему незаметно. Увидев нас, разведчиков, он был очень испуган, заметя русских рано утром в этом районе. Переводчик таджик стал его обыскивать, осмотрел его плечи. Если он боевик, то от ремня видны следы. Следы от ремня были, но мы решили отпустить его. Шли по тропинке, впереди росло гранатовое дерево, на нём висели семь гранатов, таких огромных, каких я никогда не видел в жизни. Я сорвал себе один гранат и стал его грызть, высасывал сок, как вампир. Впереди увидел свежую могилу. Иногда духи прятали склады оружия в могилы или в каналы. Перегораживали арык, выкапывали яму, брали камеру с КАМАЗа, смазывали оружие, завязывали с двух концов, закапывали и снова пускали воду. Никогда в жизни не найдёшь. Иногда они и сами забывали. Решили могилу разрыть, сразу пошла невозможная вонь, там лежал мертвец, накрытый тканью. Пошли дальше, чтобы занять высоту и отдохнуть, увидели СПС из камня, позвали сапёров, пошли к другому СПС, увидели, как блестят провода от мины. Я сказал: «Мина». К нам подошёл офицер-сапёр и приказал молодому, чтобы тот отошёл. Солдата, кажется, звали Володя. Солдат говорит: «Я сам попробую, я уже разминировал такие». Офицер говорит: «Похоже, что это мина-ловушка». Но упрямый солдат снял вещмешок, достал маленькие инструменты, аккуратно откопал мину. Я стоял рядом, лейтенант ему говорит: «Не спеши». Я по интуиции отхожу и прячусь за камни. Только я укрылся за камни, как в этот момент прогремел взрыв. Когда я вышел, то увидел страшную картину, солдат ещё сидел, но был весь в крови. Взрывная волна, как сварка по металлу, раскроила череп до глаз и оторвала по локти руки. Из головы кровь не текла, она прямо внутри запеклась, несколько раз он качнулся и умер. Офицер-лейтенант стоял, руками закрыв лицо, из раздвинутых пальцев сочилась и текла кровь. Подбежал медик, мы с трудом убрали руки. Осколки покалечили лицо и выбили глаза. Укололи новокаин, стали бинтовать, вызвали вертолёт и ушли прочь с этого места. И опять мне повезло, я стоял рядом со снайпером даже ближе, чем офицер. Чутьё снова меня спасло, а может, потому что мать всегда за меня молилась, как она рассказывала, и утром, и вечером.

Дозорным разведчикам 2 -ой роты,
погибшим на задании, и взорвавшему себя
командиру 2-ой роты

Мама, иду я на гору Саланг.
Промок, и сквозняк на ветру.
Служу в Парван-Баграм.
Мне тяжело, но об этом тебе не скажу.
Не скажу, как здесь трудно, опасно.
Я просто тебе напишу,
Что здесь здорово и хорошо.
А сам на прочёску иду.
Сапожки от снега промокли,
В прицеле у духа сижу.
Но чтоб ни случилось, мама,
К тебе я домой приду
Живой или мёртвый.
Обнимешь меня.
Прости ты, родная,
Что правду не смог написать про себя!!!

Игорь Черных

И снова Руха, и снова Панджшер. Нас построили, задача: основа мы должны занять высоту и выставить посты, где были афганцы царандой, которые сражались на нашей стороне. Их прошлой ночью душманы выбили с этих постов, и нам снова нужно выбивать духов и ставить этих уродов. Это одно из Панджшерских ущельев проходило рядом с Пакистанской границей, стоит только перейти перевал - и там Пакистан. Была всеармейская операция, заблокировали горы. Мы и десантура, кажется, сорок пятый полк, пошли на зачистку ущелья. Нашли блиндажи, где были склады с оружием и цинки с патронами. Духи только что ушли, ещё тепло осталось в костре. Обнаружили тюрьму, где они пленных афганцев человек десять убили, там были цепи и кандалы, увидели тельняшки. Видно, пленные специально оставили куски от них как знак о помощи. Русских убитых не нашли. Доложили по рации комбату и пошли догонять духов в надежде отбить наших пленных. Пройдя километр, тропинка уходила в ущелье к Пакистану, нас вернули назад. Десантники сорок пятого полка разведроты вступили в бой в ущелье, и мы пошли им на помощь.

Погибшим разведчикам 3-ей роты,
1-го взвода, 2-го взвода, 3 -го взвода

Дувалы, перекрёсток
Перебежать нам надо,
А там душман, он смотрит в крестик,
В оптический прицел.
Нас прикрывают Ивча, Кислый!
У каждого по тысяче патронов за спиной.
Не высунет враг головы,
Беги, мой друг родной.
Мы не бросали ни раненых, и ни убитых.
Чтобы потом могли смотреть в глаза друг другу.
И в трудную минуту
Прийти смогли мы на подмогу.

Игорь Черных

В районе Гарден-Дизари я иду в дозоре, всматриваясь в каждый камень, каждый куст, понимая, что, если будет засада, выйти живыми у нас шансов будет мало. Мы устройли засаду, а утром пошли в кишлак. Вдруг по нам полосонули очереди. Я и другие одновременно ударили по домам и дувалам, откуда вёлся огонь. Поступила команда «отступить», мы заняли оборону километрах в полтора от кишлака. Уже темнело, подогнали технику, спрятали её за дувалом, и получи лось, что мы находимся на маленьком пятачке, заняли оборону. Артиллерия вела артобстрел, я слышу, как свистит снаряд, а раз свистит, значит упадёт где-то рядом. Так и было, наши артнаводчики ошиблись в координатах, и первый снаряд упал около поста, где были связисты и химики, я услышал стоны, были раненые. Я и Валера пригнулись под БТР, ещё один снаряд разорвался около нашей техники. Артнаводчики исправили ситуацию, плотно обложили кишлак, но в итоге у нас трое тяжелораненых. Рано утром пошли на прочёску, но духи и мирные жители уже ушли, было пусто. Я зашёл в кишлак, перешагнул маленький коридорчик, зашёл в комнату и вдруг услышал взрыв. Это разведчик подорвался в этом коридорчике, где я перешагнул. Ему уже оказывали помощь, у него оторвало ступню. Впереди завязался бой, первый взвод убил троих боевиков. И опять мне повезло, я старался перешагивать такие коридорчики и смотрел на ступени. Если подозрительно, то перешагивал. Наверное, это всё же опыт ведения боя, который приходите годами.
А сейчас я расскажу про минное поле.
 
Ночь, зелёнка, я иду первый в дозоре, нож разведчика пристёгнут на голени на боку на ремнях, на глазах ночной бинокль, за мной Божан Пашка и Валера Ивченков. Вышли из зелёнки, автомат снят с предохранителя, прислушиваюсь к каждому шороху, как волк на охоте. Никто из нас почти не курил, а ночью в засаде это было табу: как хочешь, так и терпи. Поэтому многие сразу бросали. Табачный дым и другие запахи я чувствовал в зелёнке или в ущелье за сотню метров. Впереди маленькая пустыня, иду по ней осторожно, голое место. Когда я прошёл метров сто, за мной тронулся Валера Ивченков с пулемётом, Божан прикрывает нас. Тут ещё, как назло, вышла луна и нас осветила. Я присел на корточки, как будто камень, одновременно это сделал Валера и другие. Божан Пашка тихонько свистнул нам, показал знак сидеть. Тихонько подошёл по нашим следам к нам, другие разведчики стали нас прикрывать. На открытом поле было не так страшно, но тут Паша сказал, что мы находимся на минном поле, которое обозначено на нашей карте. Ротный и минёры это вовремя увидели. Выходим обратно по нашим следам. На самом деле это было страшно. Хорошо, хоть был песочек, видны были следы. Когда я вышел с этого поля, я обливался потом. Вот так мы рисковали, учились на своих и чужих ошибках, свой опыт передавали молодым офицерам и солдатам.