Разведка всегда готова. 4

***
Павлухину Владимиру,
разведчику 3 -го взвода, десантнику
 
Лифчик, четыре магазина, сзади Р.Д. и муха.
А на лице колючая щетина.
Твой маскхалат пропитан потом.
Стреляет вражеский А. К.
Рывок - и ты бежишь галопом.
Свист пуль не остановит нас.
Навылет пробивает руку,
Не жду я помощи от вас,
А сам ползу к дувалу,
Хочу я кровь остановить,
Она фонтаном льётся.
Ну как дувал пробить?!
Душман бежит, Аллах-Акбар.
Чеку я вытащил с гранаты,
Всё, что услышали ребята - взрыв.
Простите вы солдата.

Игорь Черных

Учились ходить след в след, чтоб незаметно было, сколько прошло людей. А порой ветками заметали следы, чтоб спутать противника. Бывало, снимешь обувь и босиком перейдёшь на другую тропинку, там наденешь обувь, пройдёшь метров 50-100 и возвращаешься обратно тоже босиком. Или по неглубокому ручью-арыку мы шли, чтоб потерять свои следы и быть для противника незамеченными. В общем, мудрили, как могли. Против нас воевали иранские наёмники, арабские, американские, пакистанские, китайские мусульмане. И мы, пацаны 18-летние, им противостояли.
Однажды ночью, проходя через кишлак, дождь льёт, как в тропиках. Мы, все мокрые, идя, прижимаемся к стенам дувал, сливаясь с ними воедино, что, когда освещает молния, тебе кажется, что ты растение. Ты чвакаешь по этой грязи, ноги расползаются в разные стороны, но ты стараешься идти след в след. И если впереди сел разведчик, то ты сядешь в эту грязь и будешь сидеть, пока впереди сидящий не встанет. Иду я в дозоре первый, незнакомая зелёнка, за мной идёт Валера Ивченков, за ним Божан. Только я увидел что-то подозрительное, быстро глазами нашёл место или выемку, где могу присесть, чтоб мозги хотя бы не сразу выбили, хотя пуля летит быстрей, чем до тебя доходят мысли. Я сел и не успел ещё подать знак, как за мной одновременно сели все, как единый механизм. Пока я прицеливаюсь в это подозрительное место или объект, другие разведчики по моей команде обходят слева и справа, занимая боевые позиции. Мы медленно приближаемся к объекту и видим, что это всего лишь часть упавшего дувала, и я даю знак, что опасность миновала, и мы идём дальше к себе во взвод.
Мы стали одеваться, как духи, но не всегда это было нам на пользу. Был как-то случай на Панджшере. Вышли на высоту, только стали делать СПС из камней, как увидели, что вертолёты-крокодилы заходят в нашу сторону. Я сразу понял, сейчас раздастся выстрел нурсами ракетами, только успел крикнуть: «Ложись! Вертушки шмаляют!» - все врассыпную, спрятались кто куда смог, и сразу вспышка выстрелов. Мы сразу - хлоп-хлоп дымы оранжевого цвета, цвета могли меняться. Наш радист по рации стал сообщать: мол, в своих шмаляете, но вертушки уже заметили дым и ушли в ущелье. Вот так мы одевались, что наши путали нас с врагами, а в результате два человека раненых. Но в том, что мы одевались, как партизаны, были и хорошие стороны. Был бой с духами, вокруг дувалы и кишлаки, зелёнка, г. Чаррикар Парван- Баграмской провинции. Горячий бой, духи отступали группками в разные стороны, вокруг узкие пересекающиеся между собой улочки с вдавленными высокими глиняными дувалами. Продвигаемся вперёд, впереди дозор, глаза крутятся на 180 градусов, мозги готовы реагировать в любую секунду, ища каждый камень или ложбинку для укрытия, тело сжалось в единый комок. И вдруг из-за угла выбегает наёмник на нашего дозорного. Дозорный наш одет, как партизан-дух: американская куртка, кепка джинса без опознавательных знаков, небритый. Наёмник был растерян и принял его за своего, нашему этого момента хватило, и он первым нажал на курок. Наёмник был убит, а те, кто бежали сзади него, свернули на другую улочку, пытались уйти в горы и скрыться. А там был первый взвод, и эти духи наскочили на троих наших. Божан, Круглый, Николай обошли духов и расстреляли их. Когда идёт война, ты будто в войнушку играешь детскую, страх сначала приходит, но за ночь он проходит, а утром всё забывается. Наверное, это молодость. Только сейчас, в сорок два, понимаешь и осознаёшь все отголоски афганской войны.

Ущелья, склоны и высоты,
Далёкий путь, нелёгкий труд.
И за Евгением Высоцким
Подразделения идут.
Свободу гор от банд спасая,
В гранит их крепкий на века
Строку бессмертную вписали
Мотострелковые войска.
Сурова воинская служба,
Опасны выстрелы во мгле,
Но крепче скал народов дружба
Во имя мира на Земле.
               
Эркин Baxuдов

«Первый бой - он страшный самый», - так поётся в песне. На самом деле - проходит секунда, и ты уже в бою. Зелёнка, кругом виноградники, чистый воздух, тишина просто мёртвая, мы располагаемся в засаде. Меня, Кислого, Ивченкова оставляют на тропе. У Кислого пулемёт с лентами 7.62 ПК. Рядом журчит арык, трещат сверчки, звёздное мусульманское сказочное небо. Мы с Валерой Ивченковым залегли у края тропинки, взвод наш расположился и приготовился к бою, к нему мы всегда были готовы. Скорее всего, это гены наших предков. Сидим час, и вдруг свист - кто-то идёт, слышим шёпот старшего Овода Александра: «Подпускай ближе». Эти слова были адресованы мне и Кислому. Вокруг меня виноградники. Я, можно сказать, вжался в канаву рядом с тропинкой. Кислый остался открытый, поставил пулемёт ПК на ножки, защитой была только коробка с лентой. Враг был рядом, как дичь на охоте, не видя опасность, шёл прямо на нас. Сначала был мандраж, потом страх, выстрелы заглушили всё, крики, стоны - всё было кончено - это был боевик. Другие, кто шёл сзади, ушли в зелёнку. Это был дозорный, нас похвалили и всех остальных молодых заставили каждого по одному разу добивать уже мёртвое тело, чтоб мы все знали, как выглядит враг. Оставив его на земле, мы ушли назад на пост отдыхать. Утром услышали шум, это пришли местные жители спросить разрешения похоронить труп. Они думали, что он заминирован. Так иногда делали. Получив согласие и ответив на наши вопросы, мы поняли, что он чей-то родственник из этого кишлака, они ушли хоронить его.

Тревога

***
Разведчику-десантнику
Комарову


Пуля пробила плечо,
Кровь бьёт фонтаном.
От неё мне стало горячо.
Пробую я сам забинтовать.
Ведь пуля сквозная.
Кто придумал оружие, убивать?
Лежу я у арыка,
А снайпер-наёмник бьёт прицельно.
Враги пытаются взять меня как языка.
Не тут-то было.
В бой идут мои друзья,
И слышу пулемёт я друга.
Дай очередь ещё.
Им будет по заслугам!

Игорь Черных

Спим в палатке, не думая о том, что ждёт нас впереди. Заходит разведчик и кричит: «Тревога!» У нас всё готово, оружие почищено, патроны новенькие забиты в магазины, маскхалаты выстираны, зашиты, если где-то порвал. Пока мы выходим строиться на плац, стоит техника, уже заведена, наш любимый БТР - 033. За рулём молодой бульбаш, впереди три БМП, три БТР. Выехали из Баграма, свежий, чуть-чуть остывший ветер бьёт в лицо, мы сидели на броне БТР, я сижу по ходу движения с правой стороны, повернули на Кабульскую дорогу и впереди увидели, как горит бензовоз, слышим выстрелы и взрывы. Когда мы подъехали, то увидели горящую колонну и бой в самом разгаре, слышим стоны наших раненых солдат. Нападение было со стороны Черрикарской зелёнки. Из-за дувалов слышны выстрелы очередями, из нашей техники открыли огонь по душманам, мы рассредоточились. Я подбежал к первой машине, где лежали один офицер и два солдата. Офицер спросил: «Откуда вы?» «С разведбата», - ответил я. Он рассказал, что они попали в засаду, духи подбили БМП и стали обстреливать колонну, окружая их. Это всё произошло недалеко от нашего разведбата по баграмской дороге на Кабул. Душманы резко перестали стрелять. Мы потихонечку шаг за шагом стали прочёсывать местность, где только что шёл огонь. Нашли отстрелянные гильзы, бинты. Видимо, кого-то ранило, и их логово. Я увидел проход в кириз (это подземные пещеры), их целая сеть. В них душманы живут и незаметно передвигаются. Могут выйти в любой стороне и даже у нас в тылу. Я бросил туда гранату Ф-1, отошёл в сторону, раздался взрыв. Духи ушли в зелёнку, не дав нам бой. Трусы и уроды - подумал я, всё исподтишка, из-за спины, в открытый бой не вступают. На БМП погрузили раненых, и машина ушла в медсанбат. Я посмотрел на раненого солдата: перекошенное от боли лицо, в глазах страдание и просьба о помощи. Но он не кричал, а просто стонал. Ребята его бинтовали, бинтовали и других, и только слышно было: «У кого есть бинты, обезболивающее?» Коробка обезболивающих, так мы её называли. Морфий был только у офицеров и сержантов, у всех остальных - бинты и жгуты, вставленные прямо в приклад АК-7.62 со складывающимся прикладом сверху вниз и обмотанные жгутом. Почему-то, когда видишь раненого или убитого, всегда чувствуешь себя неуютно, и страх хоть немножко, но пытается залезть к тебе в голову. Может потому, что тебе жалко молодых ребят и ты понимаешь, что на их месте мог оказаться ты. День изо дня это происходит, и становишься машиной. Утром просыпаешься и стараешься об этом забыть, но получается только до следующей смерти товарища.
Была команда на технику, и мы торопились домой, набирая при этом самую большую скорость, автоматы наготове. Вдруг первое, что я услышал - выстрел, а показалось уже потом свист пули. Конечно же, было всё наоборот. Мы как одна команда прижались к броне, с разных сторон по нам вёлся огонь из трассеров, пули светились, показывая нам, где сидят духи. Мы дружно и прицельно открыли огонь, и противник умолк. К счастью, нас никого не задело и не ранило.
Утром опять чистили оружие, приводили себя в порядок, подшивали маскхалаты, вытаскивали старые патроны из магазинов, меняли на новые. Точим ножи, напротив сидит парень молодой из первого взвода, чистит пулемёт, а напротив него другой молодой. Командую: «Ребята, проверить патроны в патроннике!» И вдруг - выстрел, парень напротив пулемётчика корчится от боли, пуля прошла навылет, мы его бинтуем и доставляем в медсанбат. Только сейчас пулемётчик понял, что оружие - это не шутка и никогда без надобности направлять его на человека нельзя.