Байки на ночь Превращение

(отрывок)

Тракт тянулся меж просторов,
Звезды яростно сияли,
На пригорке, из сугробов,
Ели хвоей щеголяли.

Снег скрипит, скользят полозья,
Ямщик сани к лесу правит
Задымила ножка козья.
А мороз лишь знай – крепчает.

Тишина и благолепье.
Ни забот и ни тревоги,
Только вспомнилось поверье
Что услышал я в дороге.

За медяк вещал пьянчужка
Собутыльникам в трактире,
Выпив махом пива кружку
И отметившись в сортире:

«…И когда Луна на небе
Словно солнце засияет
Под сугробом, в скрытом склепе,
Нежно скрипка заиграет.
Как ее услышит ветер,
Подпевать ей грустно станет,
А упавший с неба вечер
Околдует, в склеп замАнит.
Если девушкой ты будешь,
Встретишь парня рокового,
На всю жизнь ты не забудешь
Поцелуя ледяного.
Если будешь парнем статным,
То в объятьях страстных дамы
Станешь демоном развратным,
И забудешь чувство срама.
Если ты хитёр, коварен,
Вороват  и подл в придачу,
Станешь очень популярен
На ток-шоу передачах.
В скрытом снегом жутком склепе
Ты свой облик поменяешь
И Луне, парящей в небе,
Ты огонь души оставишь.
Станешь, словно снег, холодным
С острым нюхом и клыками
Будешь бегать ты голодным
С вьюгой зимними ночами…»

Под тулуп закралась нега
И луна сияла мглисто.
Вдруг я слышу как под снегом
Заиграла скрипка чисто.

Наваждение и мОрок.
Прочь нечистое отродье!
А ямщик встает с закорок
И бросает мне поводья.

Сам ступает вглубь сугроба –
Скрипка звуками пленяет –
Ненасытная утроба
Его тут же поглощает.

Я за ним: «Опомнись, дурень!
Околеешь ведь в сугробе…»,
В общем, был я не цензурен,
И, конечно же, расстроен.

Свет луны сиял всё ярче,
Скрипка клятая играла,
Сердце с каждым мигом чаще
В ребра бешено стучало.

Достаю пол литра водки
И дрожащею рукою
Сходу лью грамм двести в глотку.
Из горла, само собою.

«Долгих лет тебе, служивый» –
Слышу голос за спиною.
«Мать честная, конь ретивый
Говорит уже со мною».

Оборачиваюсь ходко
И глаза на лоб полезли:
«Чур меня!» - в санях красотка
Развалилась, будто в кресле.

Грудь полпуда. Без обмана.
В белоснежном сарафане,
Туфли красного сафьяна –
Прямо ягодка в сметане.

Замер конь, не шелохнется,
Будто комель деревянный,
А молодка, знай, смеётся
Ровно демон окаянный.

В голове же шёпот слышу:
«Подойди ко мне, служивый,
Да не бойся, не обижу,
Чую взгляд твой похотливый.
Обними меня скорее,
По тебе истосковалась,
С каждым годом холоднее 
В гробе тесном мне лежалось.
Я, смирившись с заточеньем,
Дням давно счёт потеряла,
Но конец пришел мученьям,
Когда скрипка заиграла.
И клянусь Луной мертвячей,
Сотворю тебе волшбу я,
Коли дашь кровИ горячей
Мне изведать с поцелуем.
Уж поверь мне – расстараюсь.
Внял, о чем тебе твержу я?
За пустяк намереваюсь
Обратить тебя в буржуя.
Отрастишь клыки с когтями
Станешь пить и жрать в три горла,
Купишь небоскреб в Майями,
Почитай, лафа попёрла.
Одарю тебя чинами,
Будешь жить и веселиться,
С федеральными властями
Лишь придётся мздой делиться.
Станешь ездить на роллс-ройсе,
Цепь наденешь золотую
На Ямайке и в ДавОсе
Погудишь напропалую.
Пять-шесть яхт, два самолета,
Семь тонн золота. В придачу
Три ликёровых завода,
Полк юристов на удачу.
Ну, не медли, соглашайся,
Слышишь, скрипка затихает,
Подойди, не упирайся.
Жажда плоть мою терзает».

Я бы рад, да вот непруха –
Мозг завис, соображает.
В нем проснулся вдруг хапуга –
Барыши уже считает.

Самоцветы, бриллианты
Тут и там в снегу сверкают,
Дорогие прейскуранты
Взор нулями застилают.

Слева брякнулась шкатулка
Бусы жемчуга рассыпав,
С ветки филин ухнул гулко –
Справа встала пара джипов.

Веселись, гуляй, рванина,
Эва сколько привалило!
«Это ж только половина!» –
Тут же жадность завопила.

«Караул, тебя же грабят!» – 
Рылом бес мне тычет в ухо –
«И того гляди отравят.
Эт сто пятая… Макруха».

Выше лба глаза полезли:
Им глядеть на то нет мОчи,
Как покойники воскресли
И давай живых морочить.

Уши в трубочку свернулись
От такого предложенья.
Жадность с бесом как рехнулись
От игры воображенья.

И тогда воздел я руку,
И по дьяка наущенью
(он-то в том постиг науку)
Окропил бухлом виденье.

И крестясь неоднократно
Возопил, как поп с амвона.
Не так, чтобы деликатно,
Но погромче граммофона:

«Да за кровушку родную
Брата я не пожалею!
Где тут взять ещё такую –
Слаще мёда и елея?
Кровь, она ведь не водица,
Чтобы ею на морозе,
В тридцать градусов, делиться
Даже с дамой в томной позе.
А уж как её я холю,
Ублажаю и лелею
Так не холят даже Толю
Из Минфина прохиндеи.
На сто вёрст вокруг не сыщешь
Ты свежей и чище крОви,
Даже если и обыщешь
Каждый кустик в Подмосковье.
Осетровою икрою,
Коли мыслить филосовски,
Я питаюсь в снах порою
С бужениной по-тирольски.
А проснувшись макарошки
Запиваю хлебным квасом,
И бульон хлебаю с ложки
Каждый день с куриным мясом.
Сто сортов колбас с сырАми,
Молока, яиц, сметаны
Я жую и пью часами,
Как казачьи атаманы.
Кровь моя нектара слаще,
Ярче солнечного света,
Да к тому ж я не курящий
Пятый слева член совета.
Не какой то токарь-пекарь,
Или писарь, или сварщик
Или, там, библиотекарь,
На худой конец приказчик.
За «Едим и пьём Россию»
Непременно голосую
И впадаю в эйфорию
Когда бюст вождя целую.
То учесть необходимо
Прежде чем волшбой заняться,
Потому должны помимо 
Мне доходы начисляться…»

Так мы час ещё рядились:
Торговались, расходились,
Возвращались, утомились.
Ровно в полночь сговорились.

Были ведьмины объятья
Холодней и мягче снега,
Через ткань льняную платья
Ощущалась тела нега.

«Поцелуй» - шептали губы –
«Ночь не будет длиться вечность»
И впивались в тело зубы
Умерщвляя человечность.

Сверху жёлтое светило
Наливалось алым цветом,
Может ведьма ворожила?..
Никак сделала поэтом?!

Мысли путались, метались,
Бились о земь, как посуда,
Даже матерно ругались
Уповая лишь на чудо…