Сон - воронья исповедь

Я однажды стал свидетелем интересному,
Может выдумка, ну и что ж;
Рассказал человек не известный мне:
Что в ворону шмальнул он, дурной.
Как упала на землю юродивая,
Как кричала и каркала вслед.
Жизнь билась крылом подстреленным,
Истекая на тот самый свет.
А убил он ее не ведая, отчего так орала она.
Он с похмелья метнулся к вешалки,
Где весела лесная чума.
Он считал себя страстным охотником,
А по правде дрожала рука.
Принимал он на грудь забвения,
Обжигая всю глотку до тла.
От того-то трещала пьяная,
Затуманеная голова.
От того-то и звери боялися,
Чуя водки дыхание зла.
Знали звери, что сам не прицелиться,
Попадёт на угад, не впопад.
Будет песнь орать он в три голоса,
В боли будет кривляться, стонать.
Может заяц, а может быть рыжая,
Оставляя кровавый след,
Оглашать будет смехом неистовым,
Что приходит за ними, как смерть!
И ворона кружила над крышею,
И кричала, хозяин пьян!
Звери прятались вместе и порознь,
Была тише рассвета всякая дрянь.
Все кружила ворона над крышею,
Все кричала, кто может беги!
Вскинув ствол и прицелевшесь на двоя,
Горстью дробь рассекая летит.
Прилетели приятели с округа.
Прилетели,- на ветвях сидят.
Он сказал что орут сорок дней уже.
Не прогнать, не спугнуть, не унять.
Он сказал, что не помнит вчерашнего,
Только грохот во сне, и в ушах.
Сорок дней по углам и по комнатам,
Он бродил и не знал где пристать.
Сорок раз засыпал на расстеленной,
Укрываясь в сырую твердь,
Он преставился в руку выстрелом,
Истекал «черт» на тот самый свет.
Будто люди, чтут чёрные вороны,
Поминальных обрядов дурман.
Кружат спесью други, злорадною,
Укрывают его в туман.
Чтоб никто не заплакал о воронном,
Окаянном, отпетым уже,
Стаей кружат черные вороны,
Торопят, что есть силы лететь.
Слушал бредни угара чумазого,
В белоснежной рубахе представ.
Понял я тень отброшена диким образом,
Позабыв закатать рукава.
В лунном свете и с горькою истинной
Торопилась гнилая душа.
Спотыкаясь о темень ветвистую,
Догорала его свеча.