41-й не последний

Так, сколько говоришь тебе годочков?
Мне восемнадцать было той весной.
Наш взвод в болоте погибал меж кочек
И был тот первый - мой последний бой.

Я утопил в болоте трехлинейку.
Патроны кончились, засунул штык в сапог.
За Родину, чтоб жизнь отдать, «не за копейку»
Я умереть готов был, но не смог.

Не ранен был и даже не контужен,
Скрутили «гансы» так, что не вздохнуть.
Не мертвым им -живым, боец был нужен,
В концлагеря, в ад на яву, начался путь.

А, ты налей-ка мне еще немного,
Напиться не один десяток лет уже не мог.
Мы родились и все живём под Богом,
А он назначил каждому свой срок.

И сорок первый год не стал последним,
Он был лишь первым в списке лагерей,
Не жизнь была, то, сумасшедших бредни,
И люди были в клетках средь зверей.

Чужую землю кровью поливали,
Товарищам могилы рыли в глубь и вширь.
Надеждой жили, наших ждали,
Не знали, нас тогда ждала Сибирь.

Глотал соленые комки обиды,
Когда на русском, громко говорил конвой.
В болоте мне хотелось быть убитым,
Прикладом в спину: « Я ж, ребята свой!»

Свои же бьют всегда больнее
И если б знали мы свою вину.
Ты, лей, однако мне полнее,
Я здесь сидел, за то, что там я был в плену.

Хлебнул я долю Сталинского Зэка,
Мне не забыть вовек лесоповал.
Людей, сквозь воспаленные, чьи веки,
Глаза, как дневники страдания читал.

Поднять сто грамм, а может двести,
Ты не гнушайся их со мною помянуть.
Их память не нуждается в слащавой лести.
Я жив, они ж окончили свой путь.

1995 год.