Я пишу тебе письмо. Глава 1. Я открыла глаза

Обычный солнечный день, солнце стучится в окно и нежно обволакивает лучами пыльные занавески дальней комнаты.
Этот день настал. День, который хотелось приблизить. День, который хотелось бы не переживать.
Аккуратно ступая на скрипучий пол, я услышала твой голос. Я еще не проснулась, но слезы уже невольно стекают по щекам. Я уже скучаю.
Ты заходишь. Такой серьезный, статный, добрый, но… Такой напуганный… Мне странно видеть тебя таким, ведь ты – сильный, а я – плакса. Даже когда я прижималась к твоей груди и рыдала навзрыд вечером накануне, - ты оставался сильным и не думал показывать слабость. Тебе всегда больно вдвойне, когда больно мне. Но ты всегда оберегаешь меня и не показываешь истинную обиду. Ты всегда хочешь, чтобы мне было легче.
«Доброе утро, любимая. Собирайся. Нам пора ехать».
Я еще совсем не понимаю, что происходит вокруг меня, но знаю, что сегодня нам придется расстаться и уже бегу тебя обнимать. Я люблю тебя. Очень сильно люблю.
Ранее вечером мы много говорили об армии и о том, какого там. Много пили, ели вкусное мясо и держались за руки. Мы – и есть многое друг для друга. Мы, - друг для друга целый мир.
Я давно знала, что тебя придется отпустить. И, как мне казалось, была к этому готова, но последняя неделя перед армией убедила меня в обратном. Я стала зависимой от твоего голоса, дыхания, присутствия… Я хотела проводить с тобой как можно больше времени. Я хотела отдать тебе всю свою любовь, какой бы специфической она ни была.
Утро. Суетливо собираю вещи, подкрашиваюсь (не понятно зачем, ведь весь макияж начинает стекать с влажных глаз сию минуту), беру тебя за руку, плачу, сажусь в машину. Момент. Последний момент рядом с тобой. Всю дорогу держу тебя за руку. Не хочу тебя отдавать.
Приехали. Октябрьский военкомат. Народу мало. Твои близкие уже здесь. Цепляюсь за тебя мертвой хваткой. Я. Не. Хочу.
Разговариваем, я висну на тебе, а ты пытаешься хоть немного провести время с друзьями и близкими. Не пущу. Ты – мой.
Вас вызывают в мрачное полуразрушенное здание. Призывники потихоньку двигаются в его сторону и я понимаю, что ты – ярче и лучше их всех. Они серые (типа бесстрашные) И ты единственный искренний  мужчина, который действительно понимает, что расстается надолго и не хочет этого делать. Возможно, мне кажется так, потому что ты – мой мужчина.
Твоя бабушка зовет меня к окну. Тебя там видно. Шлю воздушные поцелуи, шепчу о том, что люблю тебя и показываю сердечки. Злой дядька-военный закрывает окно. Мол, нечего тут пальцы совать, прищемим. Он будто не понимает, что сейчас – наши последние мгновения. Впереди – самое серьезное в жизни испытание на любовь. Впереди много слез, длительного ожидания и тоски. И сейчас не так сильно думаешь о хорошем, которое настанет «после». Ты зациклен на всего одной мысли: «Скоро прощаться». Жаль, что дядьке-военному это чуждо. Или наоборот, слишком привычно, а потому и вовсе не страшно.
10, 15, 20 минут… Выходит рослый мужчина с сердитым взглядом и объясняет банальные вещи про то, что вам выдадут симки, телефоны будут выдавать только на выходные, а все собранные нами сумки разберут и вернут домой. Спасибо, знаем. И в этот момент я не хочу слушать его и думать о страхе, который ждет тебя впереди. Я просто хочу прижать тебя к груди и шептать: «Я с тобой»…
Выходишь. Бежишь вприрыжку. Протягиваешь мне руку с какими-то бумажками. Не чтоб дать посмотреть, а чтобы скорее меня обнять. Я вижу твои красные глаза и бегающий взгляд. Я чувствую твою боль и особую нежность по отношению ко мне в этот момент. Я жалею тебя, хоть и знаю, что ты гораздо сильней многих. Я. Тебя. Люблю.
Построение. Хватаешь сумку и бежишь на автобус. Мы за тобой. Последний раз обнимаю тебя. Вижу, как маленькие слезы стекают по твоей правой щеке. Чувствую, как крепко ты прижимаешь меня к себе. Шепчу: «Мы все сможем, я люблю тебя, я тебя дождусь, я тебя не предам…» И в этот момент я как никогда искренняя. Как никогда правдивая.
Садишься в автобус. Машешь рукой. Отправляешь воздушные поцелуи. Не думая, - уговариваю ребят поехать за тобой в другой военкомат. Едем. Плачу. Так спешим, что почти врезаемся в машину. Твой звонок.
Слышу твой голос: «Мань, я уже соскучился». Слезы начинают литься градом. Всхлипываю в трубку и на вдохе говорю: «Я тоже, котенок». Разговариваем. Об одном и том же. Люблю-люблю. Скучаю-скучаю. Хочу к тебе-очень хочу. Сцена из самого ванильного сериала будет смотреться куда приятнее занудным одиночкам, чем наш разговор. Кладу свою руку на колено. Представляю, что это ты. Пробирает дрожь.
Приехали. Вы уже за забором «серой клетки». Обстановка накаляется и к воротам подходит все больше людей.
Мне кажется, что никто из них не страдает так, как я. Но я чувствую. Чувствую, что ты где-то близко. Чувствую, потому что моя рубашка все еще пахнет твоими духами, которые я все же забрала из твоей машины. Я готова выть. Лезть через забор. Распихивать охрану. Дайте взглянуть хоть в маленькую щелку на моего уже такого взрослого мужчину, которому сейчас точно очень плохо без меня.
Становится жарче, стоим второй час. От тебя нет вестей. Звонок.
«Сережа? Милый? Ты тут? Как ты там? Что делаете? Как себя чувствуешь?», - спешно и заикаясь произношу я, ожидая получить ответ хотя бы на один вопрос.
«Я уже скучаю, родная», - слышу это и забываю про вопросы. Ты скучаешь. Поверь, я тоже. Очень.
Чувствую, как начинает гореть в груди. Это не сердечная боль или тахикардия. Я чувствую, как отнимается частичка моей наивной души. Чувствую, как что-то родное скулит. Чувствую, что тебе гораздо сложнее, чем мне и понимаю, что своими слезами лишь заставлю тебя переживать еще больше. Стараюсь успокоиться и понять, сколько всего тебе еще предстоит.
Безответственность сотрудников военного комиссариата будоражит. Вроде все идет в штатном режиме, и, несмотря на то, что все вокруг надеются на то, что вас заберут до обеда, я чувствую, что сегодняшний день будет длиться вечность.
Мед.комиссия, получение паспорта и… стоп. «Покупатели» приехали, но резко отправились по своим делам. Вижу, как они выходят из-за ворот этой «белокаменной» тюрьмы, в который каждый призывник выглядит как сиделец со стажем, а выражения лиц создают впечатление самой грустной вечеринки. Подбегаю к дяденькам-офицерам и так нервничаю, что даже не поздоровавшись выдаю вопрос: «А вы, извините, куда?».
Они, смеясь, смотрят на меня как на маленького беззащитного ребенка и умиляются глупости такой взрослой девчонки. «В музей ВДВ. До двух часов дня нам здесь ловить нечего».
Бегу с этой новостью к твоим близким. Нервничаю. Как так до 2-х часов им нечего здесь делать? А кто будет распределять моего Сережу? А как это все происходит? Не они ли тут всем заправляют?
Боясь показаться глупой вновь, оставляю все вопросы при себе. У нас появилось время отвезти Витю на автовокзал и убраться в твоем доме на Макаренко.
Заезжаем в квартиру за курткой твоего высокого друга, который накануне приехал к тебе на проводы. Он, кстати, странный.
Переступаю порог. По привычке оглядываюсь: успел ли ты уже подняться по лестнице? Но тебя нет. Вновь мокнут глаза. Прохожу в зал. Здесь все пахнет тобой (и это несмотря на то, что я до сих пор не чувствую запахов). Провожу пальцами по столу. Сажусь на диван. Смотрю в дверной проем и жду, что ты вот-вот заглянешь своей милой мордашкой и задорно скажешь свое любимое «Чуча!»
Забрали куртку. Едем на автовокзал. И каждая песня в популярном «Вконтакте», играющем в Кузиной машине, напоминает мне о тебе. Снова плачу. Кажется, это никогда не закончится.
Время мчать на Макаренко. Заметать следы вчерашней тусовки? Не только. Я хочу побыстрее сесть в твою машину на водительское сидение. Погладить руль. Осмотреться. Вновь подумать о тебе в располагающей на это обстановке.
Макаренко, 24… Здесь все начиналось. Первый смех и первые слезы. Первая радость и первые обиды. Здесь мы жили замечательные 3 месяца. Здесь я заново училась готовить. Здесь я заново училась любить. Здесь все наше, родное. Здесь место только для нас двоих. Здесь пустые стены, но такие уютные комнаты. Я вновь вспоминаю тебя. Вспоминаю наши вечера, когда мы ездили за мороженным в «Ленту» и смотрели самые крутые фильмы (а крутые они, потому что смотрели мы их вместе). Вспоминаю, как любовались звездами и как дети радовались первому снегу и нашей первой зиме. Угадай, что я делала там первым делом? Конечно, вытирала слезы почти не использованными накануне салфетками и обнимала одеяло кровати, на которой мы проводили большую часть своего времени.
Иду к машине. По привычке, к пассажирскому. Обхожу ее по периметру, рассматриваю каждую наклейку и пылинку. Открываю. Сажусь за водительское. Кладу руку на руль. Смотрю налево. Мерещишься ты и дорога проезда Яблочкова. Именно там ты впервые посадил меня за руль своей машины и разрешил проехать достаточно длинную дистанцию. Снова кладу руку на колено. Закрываю глаза. Чувствую, что ты здесь. Как тогда. Мурашки. Слезы. Запах твоих духов.
Время ехать к военкомату. Звоню. Не берешь. Переживаю. Приехали.
Выхожу из машины и вижу, что никого из твоих близких еще нет. Возвращаюсь к Лиле и Кузе. Они на своем «вайбе». Но в их присутствии спокойнее. Звонок. Ты.
«Я уже устал, хочу к тебе», - и у меня все как в тумане. Мой малыш там, мучается от неопределенности, быстрее бы все закончилось, а лучше – не начиналось.
Я спала на заднем сидении машины Кузи. Просыпалась от каждого твоего звонка. Выходила из машины. Пыталась подойти ближе к забору, чтобы ощутить эту связь, которая совсем скоро будет тянуться тонкой нитью сквозь больше сотни километров. Я безумно хотела видеть тебя хотя бы на расстоянии.
Каждый раз, когда я видела тебя, - нагнетала тоска, которую смело перебивало истинное счастье и радость последних мгновений  взглядов в твои глаза. Это больно.
Больно, когда вас разделяет белая полоса по той стороне ворот, за которую нельзя заступать. Это будто бы грань между тем, что было, и тем, что будет потом. Между нами пропасть, которую придется преодолеть. И если мы справимся, - мы станем самыми счастливыми, а потом поженимся и пойдем за Василиской (такое имя мы выбрали нашей дочке, ведь так?)
«Я смотрю на тебя и наворачиваются слезы. Я так хочу к тебе, моя маленькая», - дрожащим голосом произносишь ты из звонка в звонок и протягиваешь руку, где бы ни был: за окном, или за уличной чертой. Я не могу ее коснуться, но эта рука дает надежду. И желание скорее ощутить ее нежное прикосновение.
Шел десятый час томительного ожидания. Я хотела быстрее проводить тебя, чтобы ты перестал мучиться от жары и неизвестности. Но при этом я все еще не была готова отпустить тебя и смириться с тем фактом, что тебя не будет рядом целый год.
Когда ты звонил мне, - я, сломя голову, летела через оживленную дорогу, минуя сигналящие машины. Мне быстрее хотелось похвастаться твоим родным тем, что ты выходишь со мной на связь и рассказать им свежие новости. Им было непросто. Они уже не так молоды, но в отличии от многих других семей, достойно ждали отправления внука/сына/племянника. Они любят тебя. Они волнуются. И невзирая ни на что остаются близкими. Я люблю таких людей. Мне было приятно находиться среди них такой продолжительный промежуток времени. Но с тобой, - было бы еще лучше.
На часах 20:03. Снова звонок. На этот раз быстро и коротко: «Мань, нас одели, мы вышли, садимся в автобус, ждем командиров, не могу говорить, остановимся на пяточке».
Руки задрожали. Неужели это все? Неужели совсем скоро я надолго не увижу тебя? Лиля шепчет: «Не плачь, все хорошо». Но и плакать не получается. Шок. Дрожат руки и губы. Неймется. Ждем.
Я смотрю Лиле в глаза и говорю:
- «Милая, я прошу тебя, прежде чем начать дружить с мальчиком, спроси, служил ли он. То, что происходит со мной сейчас, - невозможно описать словами. Это очень больно. Все выворачивает изнутри. К этому моменту нужно долго готовиться. Нужно привыкать быть на расстоянии. Больше всего в жизни я не хочу, чтобы ты испытала это.»
Она смотрела на меня и плакала тоже. Пыталась скрывать взгляд, уводить глаза и отворачиваться, но всхлипы и насморк выдавали ее. Она говорила, что ей очень тяжело видеть меня такой. Говорила, что это ужасно, когда ты никак не можешь помочь человеку и видишь его муки.
Она и правда знает меня другой. И привыкла ко мне другой. Мне всегда все по плечу, но разлука с тобой, - непосильна.
Со двора с высоким зданием и белыми стенами выезжает темная маршрутка. Не хочу верить в то, что ты уже там, но не терпится увидеть тебя в форме. Трясусь. Чтобы отвести мысли, кидаю шутку твоей бабушке:
- А вот вы представляете, ведь у Сережи всегда какие-то приключения! Стоим, ждем тут его 12 часов, уезжают поздно, так еще и чугунные ворота сломались именно в тот день, когда его собрались забирать в армию! Какая череда совпадений!
Она внимательно слушает меня и кивает, затем говорит:
- Перестань нервничать, все будет хорошо. - Она сразу поняла, как мне больно. Знала, что впереди меня ждет серьезное испытание.
Подъехали. Бегу к дверям. Толкучка. Глазами ищешь меня. Находишь. Беру сумку. Ставлю на асфальт. Хватаюсь за тебя. У нас минута. А я прижалась как маленькая девочка к любимой мягкой игрушке. Шепчу на ухо. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я дождусь. Я люблю тебя.
Нужно попрощаться со всеми, но я не готова отпускать своего солдата. Тебе очень к лицу форма, ты выглядишь в ней иначе, но отныне и навсегда она ассоциируется у меня с масштабной потерей частички души на целый год.
Расцепились. Запрыгнул. Уехал. Бешеный взгляд выдавал твой страх, а твои зеленые глаза, ставшие светло-голубыми, выдавали искренние эмоции неопределенности и ненависти.
Я разделяю с тобой эти чувства. И когда маршрутка уехала вдаль, - я тихо пошла в сторону машины Кузи. Не плакала, но тяжело дышала. Я не понимала, что происходит, ведь целый день я лила горькие слезы, а сейчас не могу не то, чтобы дать волю эмоциям, - и слова вымолвить!
Твоя семья прощается со мной. Я киваю и обнимаюсь, но не могу говорить. Ухожу. Сажусь в машину. И не помню, как оказываюсь дома с твоими духами в руке.
Я сижу на диване. Закрываю глаза и смотрю вправо. Передо мной ты. Сидишь, молчишь и улыбаешься. Корчишь рожицы и задорно заливаешься смехом. Я больше так не могу. Голос прорезался. Я закричала что есть мочи и упала на ковер. Куда бы я ни посмотрела, - во всем вижу тебя.
Закрываю глаза. Лежу на ковре. Протягиваю руку над собой, повторяя очертания твоих милых щечек. Снова вижу тебя. На секунду кажется, что коснулась твоей щетины. Руки покрываются мурашками. Резко открываю глаза. Кричу. Повторяю один и тот же вопрос: «Где ты?»
Мне стало легче. Приняла ванную, так еще и ты позвонил. Выдохнула. Добрался.
Впереди не один мучительный день ожидания. Впереди еще много тебянехватания. Впереди целый год, который сейчас представляется вечностью. Впереди у нас семья, коляска, новая квартира, любовь и мопс. Все впереди. Главное – не потерять накопленное тепло и не злить Се{ёжика}.
Я люблю тебя. Возвращайся скорее. Я пишу тебе письмо…