Чувствовать свою нужность

     Сколько себя помню с детства, всегда была в роли наблюдателя. Если и вступала в диалог, то это было сугубо личное общение и никогда – в компании. В компании меня обычно просили спеть, и пела я те песни, которые никто не знал: сначала из репертуара Марии Пахоменко и Людмилы Сенчиной, голоса которых мне близки по тембру, потом свои, но это – после тридцати лет, когда они родились.
     Один из моих виртуальных друзей написал в комментарии, что я сама себя сделала. Думаю, что он прав, потому что мне не удалось до Перестройки сделать карьеру. Но однажды, когда я предала учительское поприще, разочаровавшись в советской школе, я пришла в бюро по трудоустройству и с горечью молвила, опустив голову: «Я ничего не умею делать, кроме учительской работы, а в школу возвращаться не хочу».
     – У нас для Вас есть хорошее предложение! В строительно-монтажное управление требуется кассир. Зарплата небольшая, но больше, чем в школе, да и работа недалеко от дома. Обучение пройдёте на месте.
     – Но я не умею работать на кассовом аппарате.
     – Это не магазин, кассир выдаёт зарплату рабочим.
     – И всё? Тогда я согласна!
     Мне выдали направление на работу, и я с воодушевлением направилась в соседнее здание, где на первом этаже размещался магазин игрушек, а на втором строительно-монтажное управление.
     В бухгалтерии, куда меня проводила милая секретарша, чем-то напомнившая Верочку из «Служебного романа», сидели три серьёзных дамы. Самая древняя, ей было тогда шестьдесят пять (мне сейчас немногим меньше, а то время – меньше почти втрое), она сидела за дальним столом и представилась главным бухгалтером. Напротив, в другом конце стола, сидела её заместитель, чуть помоложе, а в середине – энергичная худенькая женщина, лет тридцати пяти.
     Мы быстро подружились. Каждая из сотрудниц относилась ко мне доброжелательно, считая меня, в мои двадцать два года, своей дочкой. Меня посадили в комнатку без окон, размером чуть меньше хрущёвской кухни, там были только стол, стул, сейф и окошечко для выдачи денег, выходящее в коридор,.
    Рабочий день – восьмичасовой. Требовалось заполнять платёжные документы, относить их в банк, забирать отчёт по платёжкам от заказчиков, выдавать деньги по ведомости и получать их в банке в дни зарплаты. Работу я освоила быстро и полдня сидела без дела. Тогда стала приносить книгу для чтения, но главбух меня серьёзно предупредила, что этого делать нельзя, начальство может сократить ставку кассира, и тогда бухгалтерам придётся выполнять мою работу, а доплаты не будет, поскольку работа не является сдельной. Я повиновалась. Нельзя же было подводить сотрудников. Но мне стало до тошноты скучно ходить каждый день в свой кассовый чулан, и я ждала только дней выдачи аванса и зарплаты, когда мы выезжали на строительные объекты, там я чувствовала себя нужной обществу. Рабочие тихо выстраивались в длинную очередь и шикали друг на друга, чтобы не материться, все знали, что деньги выдаёт бывшая учительница. Такой тишины у меня даже в классе не было.
     Я смогла продержаться в кассе полгода, а пятнадцатого августа меня безудержно потянуло в школу, где вечный шум переменки, каждый день толпа учеников и проверка тетрадей за дополнительные пять рублей. Но там тебя не сажают в чулан без окон, где нельзя читать книг, а Интернета тогда не было.
     Однако сейчас я наслаждаюсь в своём затворничестве, когда могу делать то, что хочу, практически бесплатно, если не считать государственную пенсию, которая немного напоминает зарплату кассира. Творческие встречи переместились в режим онлайн, но я продолжаю ждать реальных выходов в общение с людьми, как тогда, в дни аванса и зарплаты, чтобы чувствовать свою нужность.