29

«29»

Заложники строчки — бабочки в коконе.
Мне хочется с рокотом вырвать окна снов.
Двери закрыли пути, и я с диким грохотом
Пытаюсь всё выбраться, но падаю в ров.
Резцы сжирают губы, время цедит закаты,
Сжигаются нервно мосты и, вероятно, года.
В голове бесконечно рваные маты,
И я прозябаю весь на краешке дна.
Вырвалось слово словно воробушек —
Вылетило, не поймать не пригреть.
У Буратино на блюдце горка корочек:
Надо проглотить, но не хочется есть.
Слезть бы с едких отравляющих,
Отречься от одиночества и крепкого сна.
Сколько надо в душе составляющих,
Чтобы разделить их, ну хотя бы, на два?
Сколько же надо сальных лампочек,
Чтобы разгореться, как вначале, дотла?
Сколько же надо крылатых ласточек,
Чтобы улететь, не вернувшись зазря?
Сколько надо ответов, сколько вопросов,
Чтобы абзацем закончить конспект?
Много ли с меня спросят?
Много, скажи, или нет?

***

Руки дрожат, листают
Бумагу, рвут окончания.
Нужно поставить точку в фразах зачатия.
Ногой пробиваю волю, забвение к лету.
Я себя берегу, не пускаю себя к небу.
Так бережно, с заковыркой, себя умножая,
Пытаюсь себя спасти, да вновь воскресаю,
Но лишь угнетая огни, забитые в асфальт,
Я понимаю, что я тот, кто ставит себе мат.
И кружкой запив, что цедется в голове,
Я начинаю видеть страшное во мгле.
Так наступает беспощадная моя тоска,
Но это лишь вина, ведь тексты без вина.
И кухня дворо;вая разобьёт череп впрах.
Жаль, что безголовье не спасение, а крах.
И желчь стечёт по шпилю крепкого ножа,
И я себя увижу, когда закончится война.

***

На распутье меня спросят о важности бытия:
Как я бился за правду, обрекая себя на славу.
Только благодаря июню, и за всё его благодаря,
Я иду по дороге выбранной мной теперь по праву.