Из семейной истории он

Зачем, зачем даешь себя увлечь
Тому, что миновалось безвозвратно,
Скорбящая душа? Ужель приятно
Себя огнем воспоминаний жечь?


Народ,
в основном урод,
Народ расплодивший я род,
Главное у него рот,
Заткни его пищей,
он успокоится, получив то,- что ищет.

В очереди за гуманитарной помощью,
За мной парень  чёрный, жирный, грязный и недовольный;
Он начинает блевать, потом курить
И всё норовит меня как то задеть,
И социальная дистанция шесть фут.
Для него не лимит,
На нём нет маски,
Никто не делает ему замечания.
Он же не виноват за своё одичание.

Ещё он чёрный и его предки были рабами
А мои?-
Мои?
Моя мама с родителями, младшим братом и сестрой
Жили в  глубинке России,
В большом селе Вологодской области.
Мой дед в 1943 был арестован чекистами,
Шла война с фашистами.
В силу возраста мой  дед не призывался,

Ему было за шестьдесят,
Но как то пошутил или высказался,
Что не понравилось местным активистам
И он выделялся своим высоким ростом,
Образованностью и красивыми манерами,
Может поэтому не вызывал доверия,
Потому арестовать его, было хорошим примером.
Это было зимой: он пришёл как всегда на обед,
мамина младшая сестра бежала  ему на встречу,
 не замечая, что с ним ещё двое,
ей было чуть  больше трёх лет, она мало что понимала;
Но он не подкинул её как обычно,
а скрестил руки и ладошками показал, нет.
Она остановилась в недоумении,-
‘Мария береги детей’,-дед сказал бабушке,
на прощание.
Больше его не видели,
Но мою бабушку с тремя детьми
На этом не забыли, не забили и не оставили;
Конфисковали   имущество,
У них была коза, три подушки и два таза,
Мама была старшая, ей было двенадцать,
В школе на линейке перед всеми детьми,
её заставили торжественно отказаться
от своего любимого отца  и признаться в том,
что он был врагом народа,
хотя, она не знала никого  лучше чем её папа,
Но на их стороне сила и власть,-
 Страха и голода пасть,
как  устоять и не пасть,
Ей, её маме и её младшим сестру и брату будет конец.
Она всё понимала ей было двенадцать,
Ей пришлось   отказаться.
Это было зимой,  север,
температура -30 - 40 по Цельсию,
Их всё таки  с квартиры их выгнали,
Правда бабушка 
успела спрятать швейную  машинку и материалы,
Люди боялись сдавать ей комнату,
Многих сковал страх,
Но некоторые осмеливались удружить,
Тем более одежду из старья новую она могла пошить.
Моей тёте было три, но она помнит,
Что каждый вечер перед тем как лечь спать
они все одевали шапки и зимнее пальто.
Они в любой момент должны были готовы съезжать.
Никто не хотел требование пусть и местной власти не уважать.
И вот картина,
 моя бабушка, она была маленькая ростом
один метр и сорок сантиметров,
тащит в пургу  на саночках свой скудный скарб.
Каждый месяц они вынуждены комнаты менять.

Люди их жалели, но боялись их долго держать.

Времена  были трудные,
Вторая Мировая -всеобщая скорбь
  Через их село на Ладогу -
‘’Дорога Жизни``.
И люди всё отдавали для
 Блокадного Ленинграда.
У моей тёти до восьми лет был понос,
Лебеда и лакомство- мороженная картошка,-
Их пища после того как случилась беда
 И был исполнен донос.
Мамин младший брат  заболел менингитом,
 «Просил сладкого чаю,
Но сахара не было нигде»-
Бабушка вспоминает, как он умирал;
 Плачет  печально.
Мы тогда уже жили с ней
вдвоём в большом селе Нюксеница
Вологодской области
И у нас был сахар и хлеб-
это было на завтрак ужин и обед
Но после войны лебеды и беды
Мы были уверены что не бедны


Мои папа -студент  и мама и брат жили в Москве.
Село стояло на судоходной реке,
Обрывистые песчаные берега,
Наверху деревья внизу река,
Мне было  два три четыре года,
Моя бабушка верила в Бога
И судьбу,
Поэтому разрешала мне одной,
Ходить купаться на большую судоходную реку,
По реке сплавляли лес,
Можно было схватиться за бревно
И плыть далеко, где глубоко,
Там были песчаные отмели
И  плавали рыбки мальки,
Но водились караси и щуки
А на верху на песчаных оврагах
Кружили, галдели,
 Вили гнёзда ласточки.
Воду мы брали из колодца
Всегда стояли два ведра,
О, какая это была вкусная вода.
 Бабушка не сажала огород,
Но нам выделены были грядки
Помню из овощей только зелёный лук
Наверное у бабушки так и не прошёл шок
от того, что она пережила,
Поэтому и в лес она не ходила,
Ни ягод, не грибов не собирала;
Огромный портрет её безвременно умершего сына
увеличенная фотография висел над кроватью.
Он  был её настоящее,  её любовью; она много молилась.
Я часто спрашивала:» Ты любишь меня?»
« Когда ты хорошая «- отвечала она.
А хорошая, это значит я должна была соглашаться оставаться  одна, когда она ходила на похороны, в аптеку, магазин и ещё куда-то, это было не вечером, днём, но  меня окутывал страх
мне было четыре года, но я понимала что бояться- это грех и это мучило меня.
Правда  был кот Барсик,
Но когда машиной ему задние лапы отдавило,
Бабушка, чтоб не мучился, его в проруби
 утопила.
И бабушку и кота я очень любила.
Потом я заболела,
может из-за отсутствия фруктов и овощей,
у меня начались проблемы с печенью.
Приехала мама мне из её старой одежды
 пошили  новую.
И вот я уже с папой и мамой в большом городе.
Москва,- у папы маленькая комната в общежитии.
Мне купили  куклу с закрывающимися глазами и больше никаких игрушек и книжек.
Мы все жили на папину стипендию.
Спала я на трёх стульях, поставленных вместе,
четвёртый брали в коридоре, ждали с папой
 когда уйдут все дежурные в холе.
Папа ставил меня на подоконник и мы смотрели
на мигающую букву М, папа говорил, что это в честь
меня, моё имя начинается с этой буквы. И меня это каждый раз завораживало, что все видят эту букву и кто-то таинственный восхищается мною и зажигает эту
букву ради меня. Я чувствовала свою  трансцендентальность и принимала эту реальность.
Потом он мне рассказывал про строение вселенной
И атома и устроены они почти одинаково, пересказывал рассказы Гоголя, я готова была слушать и слушать, но надо было ложиться спать и маму слушать.