Белый роман

                «БЕЛЫЙ РОМАН»

(Событиям 1922 года посвящаю.)

            Вроде всё как всегда, но мне кажется, что-то не так.
            Все забросив дела, посетил старый пыльный чердак.
            Видно небо послало тот рунический знак,
            Недавно купить давно нежилой особняк.

            Энергия жизни – циркулирующий замкнутый круг.
            Помнят старые вещи тепло прежних рук.
            Газетные вырезки, кортик, коллекция царских монет,
            Ордена и блокнот,….. юный женский портрет.



Сдувается серая пыль с пожелтевших страниц
И плещут эмоции стаей разбуженных птиц.
Исписан стихами старый «Белый дневник»
Бессточной рекой, что зовётся в Австралии – «Крик».

                Царапаю строчки, слишком часты бессонные ночи.
                Не забыть никогда твои тёмные очи.
                Расставался с Надеждой скоро встретиться вновь:
                Где же ты? Ты жива? Что же с Верой? И где же Любовь?

Я словно актёр воплощаюсь в ту новую роль.
Вхожу в его образ и чувствую старую боль.
Как легко заиграться столь реальною ролью,
Воспалённые раны души пролечить растворённою солью.

                Нас навек разлучил судьбоносный излом
                И теперь отделяет океанский разлом.
                Не успев обменяться обручальным кольцом,
                Наш увенчан разрыв лишь терновым венцом.

В омут времени тянет этот старый архив.
Обнажается сущность событий как дно, в океанский отлив.
Лишь на миг остаются следы на мокром песке,
Мы лишь капли в текущей Вселенской реке.

                Уходили пешком от Ростральных колонн
                Крестный ход: то восточный, то южный уклон.
                Уносили из дома и от красных знамён
                В тот пожар только лики намолённых икон.
Реки Время несут,  но извилист их путь,
Как тропинка судьбы – с неё никому не свернуть.
Жаль, немного совсем удаётся найти
Этой ломаной сложной отрезков пути.

                Всю Сибирь и Приморье промеряли шагами
                Ледяной переход лишь могильными метим холмами.
                И доносится розой попутных ветров
                Горький дым от «сожжённых» за нами мостов.

Листая страницы, слегка погружаюсь в астрал.
Столетие – лишь небольшой временной интервал.
Повседневности свет, будто плавно угас
Подсознанье открылось в спиритический час.

                В серой ауре и по прошествии лет
                Дождливый и хмурый печальный Посьет.
                Как косяк навсегда улетавших на юг журавлей,
                Уходил в неизвестность караван кораблей.

В пограничном сознании непрестанность  штормов
В той борьбе за единство двух разных миров.
Где-то там, в облаках вижу призрачный взвод,
Я с ним  ухожу в роковой переход.

                В точке Немо теперь от событий тех дней
                И дышу лишь любовью и думаю только о ней.
                Я живу той Россией, той, которой уж нет
                И тобой, хоть остался лишь только портрет.

Слышу, как у винтовки передёрнут затвор
В ослеплённой России, красно-белый террор.
За отказ от победы в былой Мировой
Рассчитались с кредитом лишь Гражданской войной.

                Оттачиваю строчку в спокойной бессонной ночи
                Звёзд Южного неба о стальные лучи.
                В Зодиаке ночи сотни зажженных свеч
                Не окурены ладаном от затопленных глиняных печь.

Не приняли душой тот сверхновый Совет,
Где был кровью написан каждый новый Декрет.
Верно верили, что по прошествии лет
Слишком «ветхим» окажется суперновый Завет.

                Оттачиваю строчку в спокойной бессонной ночи
                Звёзд Южного неба о стальные лучи.
                В Зодиаке ночи сотни зажженных свеч
                Не окурены ладаном от затопленных глиняных печь.

И теперь мне понятен его грубый цинизм:
Для кого ж они строили свой коммунизм?
Мавр, сделавший дело, должен будет уйти.
Не стоять у других на их «светлом пути».

                Мы спасали от мести сахальских штыков
                Своих раненых, женщин, детей, юнкеров.
                Оставляя на суше понятие «фронт»,
                Опустились приморские сопки за морской горизонт.

«Вавилонская башня» не достроена вновь.
В подвал затащили «дурную Любовь».
Не добиться любви через боль, через кровь…
Я прошу вас с насильем не путать любовь!

                И каждый почувствовал, как он одинок
                Что ждёт впереди? Не ведает даже пророк.
                В неизвестность ведёт этот Дальний поход.
                Отчаянный курс, дерзкий рейд, окаянный исход.

Свернула пространство в спираль временная петля.
И не знаю теперь: кто же Он, а кто Я.
Сквозь время звучит старинный романс.
«Посвящаю России этот сабельный вальс»!

                Азиатский Восток; здесь законы иные.
                Европейцы всегда для Востока – «чужие».
                Побеждённым никто не протянет руки.
                Только Мы пили грязную воду из Жёлтой реки.

И теперь словно Он, явно вижу во сне,
Тот потерянный крейсер на илистом дне.
За него я отмечу октябрь и в положенный срок
Унесёт океанский отлив поминальный венок.

                С каждой новой швартовкой оставляли в портах
                Говорящих по-русски в совершенно чужих городах.
                В том пасьянсе лишь пики, да крестовая масть.
                В Манилу пришла лишь десятая часть.

Дежавю. Сквозь решётку чуть сомкнутых век
Вижу льдины далёких  рассерженных рек.
Скатерть белая чистых белых снегов.
Вуаль белой памяти – белый Покров.

                Отложила память в сеть глубоких морщин
                Тот «тропический рай» островных Филиппин.
                Как хочется выпить прохлады из призрачных слёз
                Милых сердцу плакучих берёз.

Я ищу тот засыпанный снегом потерянный след
Неспокойной души фосфорический свет.
И кажется, слышу его песнь средь вечерней зари.
Там, в холодных снегах, родились снегири.

                Здесь, под Южным небесным Крестом,
                Всех судьба разбросает огневым океанским кольцом.
                Мы теперь никому ничего не должны.
                И России теперь мы совсем не нужны.

Ушедшему с севера пилигриму восточных морей,
Уготовил последний причал австралийский Сидней.
Телеграммы морзянкой уходят в эфир;
Как «воскресших из ада» встречает другой прежний мир.

                Постигших всю прелесть океанских штормов
                Оставшихся всех разметало по воле центробежных ветров.
                Чётко помню те дни, хоть минули года
                Так оплачен билет за исход в никуда.

Сотней ярких свечей догорит эвкалиптовый лес.
И в борьбе двух стихий всё под властью небес.
Но лишь только огонь расщепляет его семена.
Рожденье и смерть в единой цепочке золотого звена

                В гусарской рулетке незыблем суровый закон.
                Холостым не бывает один лишь патрон.
                Наливаю бокал лишь, когда одолеет тоска.
                Но отрезвит холодная сталь у седого виска.

В том огне не сгорит рукописный архив.
Обезвоженность дна лечит только прилив.
Только светом рассеять беспробудный туман.
Издать тот неизданный «Белый роман».

                Душевную боль не утопишь надолго в вине.
                Опустеет бокал, остаётся осадок на дне.
                Нужно крест свой нести весь отпущенный срок,
                Коль отливкой свинца не раздроблен висок.

Двухголосьем звучит соло двух голосов
Замедляется стрелка, стрелка звёздных часов.
«Дама в чёрном» в пути. Ваш кончается век.
Жизнь плавно уходит с исчезающих рек.

                «Ну, вы ж боевой офицер, Ваша честь!
                За короткий наш век всех потерь не исчесть.
                Но нельзя от присяги отступать ни на шаг
                Хоть истерзан ветрами ваш Андреевский флаг».

Через реку Забвенье построю фантомный невидимый мост
Где «усталая стая» опустилась на Руквудский погост.
Здесь безмолвинен строй незнакомых имён.
Russian Road (русский путь) – перекрёсток времён.

                «Закрыть своё сердце на сотню замков!
                Сохранить белизну средь хмельных кабаков!»
                Для потомков всегда только правда важна,
                За неё Адмирал заложил ордена.

В этом малом миру я неведомый гость
Под серыми плитами белой армии белая кость.
И стоит вдалеке от холодных снегов
Николаевский храм у чужих берегов

                Лишь тогда сознаю – жизнь только одна
                И дарованный небом стакан нужно выпить до самого дна.
                Пусть ничем не скрепить океанский разлом,
                Ты останешься в памяти светлым радужным сном.

Серый камень в подножии белых крестов.
Белый мрамор у белых для белых крестов.
И нет уже смысла белый свет разделять.
Только сердцем Россию возможно принять.

                Исповедаюсь тихо: «Я не Старк, и не мне издавать мемуар.
                Да! Я кровью тушил их Вселенский пожар».
                Отыграна малая пьеса. Под занавес мой монолог.
                Только с Ним мне теперь предстоит диалог.

Их души теперь только Вечность хранит,
Да заросший забвеньем покой серых плит.
Герои событий ушедших времён
Записаны в книгу, «Книгу мёртвых Имён».

                Шаги… Холод… Идёт… Вышел срок.
                Я на фото гляжу, рядом положу клинок.
                Мой неизданный «Белый стихотворный роман»
                На флейтах ветров пусть Тихий несёт океан.

В «Книге Жизни» заполнена эта страничка.
Сгорает по-разному каждая спичка.
В обгоревшей душе лишь обуглится внутренний мир.
«Он остался со мной!» – тихо шепчет эфир.

                В прочтении последней предсмертной мольбы
                Я только одно попрошу у Судьбы:
                Перед тем как очиститься в Вечном  Огне
                Пролететь над Россией…. по ранней весне.

            

Я им всем благодарен, за то, что смогли
Сохранить ту Россию от Союза вдали.
И нашел тот погост в лабиринте зеркал.
«Упокой его душу»! – в тишине прошептал.




28.06.2021. Климов Е.