8. Где срубят дуб, там чужды страсти пня

    Глава из тома «Генриетта Французская – королева Англии»
        (предыдущий эпизод «7. Тогда зааплодирует Отчизна»
              http://stihi.ru/2021/06/10/3086)

– ...Моя под Богом роль, увы, скромна.
  Свет славы – это солнечные блики.
  Слаба с сепаратистами страна,
  но шанс есть усадить врагов на пики.
  Кто сдаст врага? Тут ваша роль равна…

Гость, перебив, озвучил без запинки:
– Кота в мешке берут при слове «на».
– Трактовка вашей роли не верна.
  Собратьям вашим бывшим всем – хана!
  От них оставлю вскоре лишь опилки!
  Бог Францию собрал по крохам на
  посмешище врагу. Кишка говна
  всегда    полна,    однако. Друг мой пылкий,
  вы есть двойной агент – смесь кабана
  и лиса. Не усните на развилке.
  Кот – блеф, а нечто из мешка – война.
  В лик нынешнего дня и в суть мы вникли.
  Мешок и ларь Пандоры в этом лике –
  ничто иное, как две половинки…
  А ваша роль не так уж и вольна.
  Из вас, чуть что, всё выжму до кровинки!
  Мои капканы – грозные крошилки.
– И без капканов Франция больна, –
съязвил д’Эгмон. – Ей    пух    бы для подстилки.
  Война её уложит на носилки.

– ...Зачем стране такая кутерьма?! –
прелат ходил по залу дотемна,
плечо подставив кошке-пассажирке. –
   Разрозненностью    Франция больна!
  Но в сильном центре не    трясутся    жилки.
  И вы усовершенствуйте сполна
  для них свои военные страшилки.

  Устраивайте панику все семь
  рабочих дней в неделю.               – Да на   кой   же?!
  Кого мне устрашать? Я так совсем
  запутаюсь, в чьей жить мне шкуре… коже.
– Запугивайте всех. И ваших тоже.

  У вас все преимущества бойца…
– Пусть даже прибежит зверь на ловца?
  Таких, как я, машинами убийства
  прозвали не для красного словца.
– Но ваш вопрос – из области витийства.

  Куме дадите жару и куму.
  Уловки применяя по уму,
  свою двойную суть… иль скажем мягче…
   излишества внедряйте. Я пойму, –
д’Эгмону дав намёк, и не иначе,

тон смерти под живой окраской пряча,
оскалился прелат на страх ему.
Найду, мол, и в скиту, и в терему.
– Устойчив тот, кто ноги раскорячил?

  Я хладнокровен и не загремлю…
–   Подвесьте запасной клинок к ремню,
чтоб думали, что вы вдвойне горячий…
– Не смог я уподобиться кремню.

– Коль цепи обрубить, то    якоря    чем
наверх тянуть? Сказать не премину,
с двойной моралью вашей вас приму.
– Даст Бог, Субиза вместе одурачим.

Враг думает, что всё в ажуре. Тьму
двойной игры ему кто ж выдаст?! Зряче
принц ведает, что я служу ему,
ему лишь одному и не иначе.
Во всём он доверяет мне, а значит,

вооружённый сталью и свинцом,
я, будучи доверенным лицом
Субиза, прикачу в Париж помпезно.
И в Лувре буду больше, чем гонцом.
– Так радуйтесь! Для дела-то полезно!
– В политику не сдуру я    полез,    но
  сам палку выбирал с одним концом.
  А тут… мятежно и анти-мятежно
  двойным агентом стать, а не бойцом?!

   Я мог бы отказаться наотрез, но… –
д’Эгмон осёкся, – прям таки потешно
   мятежный принц, как курица с яйцом,
  сепаратизма ради, с подлецом
  любого вида носится поспешно –
  готов ему приёмным стать отцом.
– При вашей адаптации успешной
  грызёт вас совесть? Так и я о том.

  Да хоть и с чёртом, если неизбежно,
  вы с пользой разделили бы ночлег –
  возьму я на себя любой ваш грех.
   Для вас и о дуэлях билль отверг, –

в шутейно-нарочитом явно стоне
уткнул де Ришелье лицо в ладони. –
  Вы, граф, моя защита без прорех
  от козней принца. Дело молодое.
  Годны все средства – полное раздолье…

  Вы – самый перспективный мой проект
внедрения в осиное гнездовье.
Старайтесь, возвращаясь на объект,
беречь всецело статус и здоровье.

Вас мне подстраховать бы свысока,
да вражий стан, увы, стал многолюдным.
Во сне и то молюсь, чтоб ваш закал
на тайной службе стал бы абсолютным.

Но, ежели от страха мокрый враг
однажды вас заколет подло в спину,
то всех злорадно скачущих кривляк
на плаху завлеку и там покину...

Тому порукой герб мой, имя, флаг
навеки славной Франции – доктрину
родного государства чту в делах…
Врагов бы я лишил, глупцам на страх,
еды, питья. Пусть пьют свою урину!

Живуч у мятежа двойной размах,
но… резать не спешу я впопыхах
меж севером и югом пуповину.
Пусть   порознь    гугеноты прут… с повинной.

– Коль сила, гибкость, жар моих кистей
со шпагой повенчались ради чести,
то некий политический… кистень
уместно в ход пускать для крайней мести.
Не мщу я де Субизу… с вами вместе.

– В итоге не собрать ему костей,
  коль действовать настойчивей и строже.
  От вас любых ждать буду новостей.
– Надеюсь, нет ушей у этих стен.
Есть повод исповедаться без дрожи…
Где тонкость политических систем –
уход от войн гражданских, там я тоже
люблю разумный риск, а вместе с тем
и вам за смелость хлопаю в ладоши.
– Сюрпризов я не ждал от молодёжи,

однако преломляется мой взгляд.
От ваших неожиданных рулад
при всей метаморфозе многократной
мороз идёт по коже, но… приятный.

  Приватный тон беседы и уклад
  политики моей дошли до внятной
  позиции для нас. В руках – булат!
  Вкус яда для врага пусть будет мятный.
   Для дела я б у    чёрта    стибрил яд!
            .             .             .
От гостя ждал активности прелат,
моральное в нём видя напряженье.
В политике страны акселерат,
д’Эгмон принять мог верное решенье,

не вызвав как лихой аристократ
в душе прелата чувство отторженья…
Чтоб жизнь иметь могла бы продолженье,
рецепты жизни ценятся в сто крат.

Ружью хороший надобен приклад,
а вкус пусть сочетается с одёжкой…
Д’Эгмона не считая мелкой сошкой,
доволен был беседою прелат:
позднее, разговаривая с кошкой
и делая игривый ей доклад
о мэтре политических рулад,
делился с нею выводами:           – Мошкой
   в политике не    стал    он. С явью в лад,
   я    строг    был, но – не Понтий же Пилат!

  Хорош граф оказался для вербовки.
  Мне крупно повезло с таким, ей-ей!
  Но хмурить… был в своём он праве бровки,
  когда терзался совестью своей.

  Не    юн    он, но честь рода всё ж древней.
  Да, славный парень! Было бы славней –
  ломать его руками мост Субизу
  меж Ла-Рошелью и Парижем снизу.

  Я ловко обману всех дураков,
  а прочим надо знать мои манеры.
  Влиятельных нажить себе врагов
  уместно ли в Париже мне сверх меры?!

  Со мною ты согласна, Мириам?
  О чём с тобой напишем мемуары?
  Короткий… пусть дурной, но мир и нам
  для Лувра мил, ведь я – не дурень ярый.
   Короче, свой престиж я не роняю?
Ответила вслух кошка мудро:       – Мяу!
            *             *             *
Нет бодрости? По чьей вине сомлеть?!
Бравада в Душу лезет? Не заметь!
У жизни за углом тьма припасённых
ловушек, где на дне таится Смерть,
и только неразумный поросёнок
в них сунется, чтоб в яму загреметь.
Прочь от ловушек, даже просто сорных!
Впросак попасть легко в вопросах спорных.
Как злато на свету, не так ли медь
надраенно блестит? И звон – не шорох.
И можно ведь, обманываясь, млеть…
            .             .             .
Д’Эгмон ушёл агентом кардинала –
не то чтоб осчастливлен, но… крылат.
Обещанная золотом треть нала
приравнена к авансу. Граф был рад.
Чтоб совесть наконец-то задремала,
сказал он ей: «Я – сам себе гарант»!

Поддавшись обаянию нимало
его преосвященства кардинала,
разумно-прогрессивный протестант
моральный принял от прелата грант.
Начало есть. А сколько до финала?

Не видя, где тропа, а где большак,
д’Эгмон шёл гибко, мягко, как кошак,
и сделал широко без шуму-пыли
на грани своего восторга шаг
навстречу незаявленной судьбине.

Хозяин принимал игриво, но
симпатии не путая с делами.
Враги пусть околеют скоро в яме,
а гостю де Субиз открыл вино,
которое пить впору с королями:

– Без вас, д’Эгмон, порой я, как без рук.
– Соратник давний равен ли двум новым?
– Мой верный друг, в число моих прорух
в политике войти не    суждено    вам.

Условностей все цепи – к чёрту в ад!
К чему на горб и ангельские перья!
Мы пьём на брудершафт с тобой. Виват!..
– Все цепи – в пыль? Скажу в пыли   цепей   я.

– Мой друг, ты – полу-циник, полу-фат.
– Мой принц, чем в Лувре    нов    посол у врат? –
спросил д’Эгмон с улыбкой лицедея.
– В пажи проситься, граф, ты староват,
но в Лувре спать – убойная идея…

…Вокруг тебя удачи аромат.
Злосчастие тебя не подсидело.
Не худший, граф д’Эгмон, ты дипломат
из тех, кому доверюсь я всецело.
Мастак стереотипы ты ломать
в мышлении врага для пользы дела.
– И   злее   сам я в риске, и сытее.
Чту Францию! Мне не постыла мать
страна моя, когда стилисты ею
играют! – Рядом с ними жить стыднее?
– Мне с ними, дикарями, не камлать!

– И   опытен   ты в деле, и не   млад.
Твёрд и податлив, словно мармелад,
но это – лишь для   женщин,   я же вижу.
Задействуй обаяние как визу

в чертог, где страсть – хозяйка словесам.
Вся миссия твоя, считай что вызов
твоей фортуне в плане всех капризов…
Чти, но не верь никак её весам.
Помощников не жди, но… жди сюрпризов.
Ищи резервы сил в молитве сам!
– Энергией-то весь таки я брызжу
  и мысленно стремлюсь уже к Парижу, –
гость ёрничал. – Во мне бурлит весна.
  Усердствуя без отдыха и сна,
  в Париже заработать можно грыжу,
  но я поеду. Как же без меня!
  Шумя, где надо золотом звеня,
  Всё лишнее от цели отчекрыжу.
– В цепи удач нет слабого звена.
   С тобой мы нос    утрём    ещё Парижу! –
зазвав на дегустацию вина
под собственную герцогскую крышу,
хозяин фыркнул: – Цель тебе видна,

  а грусть-тоска не слишком   броска.   Вижу.
  Покой тебе не мил? Так не    скорби    же!
  Мой друг, не потеряй зазря ни дня,
  фланируя по злачному Парижу
  в попытке обнаружить твёрдость дна.
  Бессчётно и обнимут, и оближут!

  И    чин   пообещают – аж в раю!
  Заслав убийц, проверят и в бою,
  хотя и знают: ты дерёшься классно.
  Но всё-таки прощупают. Негласно.
– Не страшен мне ни чёрт, ни кот-баюн!
Я дик, хотя смотрюсь благообразно.

Бояться ли такому кабану,
как я, предлога наступить на   грязь…   но
я буду зряч, нигде не утону.
Останусь на    плаву    я, но контрастно
смогу нырять… с хождением по дну…
на самую большую глубину.

Мой принц, – заулыбался граф бесстрастно, –
решили мне дорогу подсластить?
Я по-любому съезжу не напрасно,
иначе душу мне угробит стыд.

– Таким, как ты, стыдливым недотрогам,
   одним и доверяю, без прикрас, –
кивая гостю, Бенжамен де Роган
не прочь был убедиться лишний раз,
что выбрал эмиссара ради строго
секретной цели, а не ради глаз
красавца графа. – Верная дорога
   в политике важней, чем точный галс…

Тактичный гость поддакивал согласно.
Его, как прихожанина раввин,
хозяин вёл приветливо, но властно
к накрытому столу, где в меру яства
пространство уступали в пользу вин.
Гармонией дышало это братство,
на что отреагировал граф страстно.
И пусть его тотемом не был свин,
д’Эгмон аж поперхнулся, словно астма

на миг поймала гостя у стола:
любитель закусить д’Эгмон был давний.
Хозяин понимающе все ставни
сам распахнул: – Такие вот дела.

– Вы, право,    бог    мой, если откровенно!
– Молись, но враз     слюной     не подавись!   
  Но взор не к облакам летит, а вниз,
   и кисть аж рвётся из манжеты, верно? –
кивнул принц на расставленный сервиз. –
Глянь, сколько вин! Какая же таверна
с моим столом сравнится?! Пей на бис!..
…С Парижем то мирись вновь, то борись.
Для нас, что Лондон, что Мадрид, что Вена –
войдём в союз, ослабить чтоб Париж!..
Начнём, граф, дегустацию с портвейна.
Закуски ждали нас да заспались.
Кинь яблоко в них, будто ты Парис…

…Пьём херес – мой каприз из-за кулис.
Закусывай паштетом-мусс нежнейшим…
…Не то чтобы в Париже заждались –
имею я ввиду отнюдь не женщин –
но в Лувре нам не смеют ляпнуть «брысь»,
пусть даже кто зубами и скрежещет…
…Запьём анжуйским – тоже мой каприз.
Анжуйское лишь язвенник не хлещет.

Тебя, возможно, в Лувре угостят
отравленным вином – будь осторожен.
А тут условный есть не в тягость яд –
вода – пить не пристало пьяным рожам…

  …Отъезд твой – неприятнейший сюрприз
   для каждой ла-рошельской прошмандовки! –
изрядно выпив, властный де Субиз
острил в непринуждённой обстановке. –

  Я знаю, ты флиртуешь напоказ.
  Не лишним будет, но без драк –  смотри   же! –
  твоё, д’Эгмон, присутствие в Париже
  для чаяний любовных и проказ.

  Но чаяния веры к цели ближе!
– Мы в вере ищем путь, в объятьях – лаз.
– Мой друг, как дипломат ты не обижен
  всей силой полномочий. Ради глаз

  красоток, отбывай в Париж, храбрясь, –
пыл ловко де Субиз мог парой фраз
удвоить собеседнику на почве
любви к родному городу и прочей
игры в единоверческий окрас. –
   На мой взгляд, ты не так уж и порочен.
   Живи    любвеобильнее,    короче!
   Неважно, где перина, где матрас…

Не зря у де Субиза были виды
на умного д’Эгмона всякий раз,
как в Лувре забывали твёрдый глас
отважной Ла-Рошели. – Ныне квиты
  мы с алчностью Парижа без прикрас.
  Накопленные силы и ликвиды
  позволят нам не падать ликом в грязь.
  Прав Бог, а мы – всего лишь неофиты.

– Горжусь, что я – боец из вашей свиты!
  Накопленные силы и ликвиды
  нас выставят    китом,    а не репьём!
  Кого побьём хвостом, кого – и лбом!

  На благо Ла-Рошели,    вам   на благо,
   мой принц, я вновь нагряну в чуждый стан! –
воскликнул граф, упившийся малагой.
– Ищи, мой друг, союзников и там,

  где внешне только недоброжелатель
  сопутствует тебе, а путь – тернист.
  Но ты  –   сердечек    женских пожиратель,
   что может и   помочь    тебе, турист, –
хозяин улыбнулся полупьяно,
но полон трезвой зависти был взор. –
Твои импровизации – вне плана,
но в этом вряд ли ждёт тебя позор.

Гуляй, д’Эгмон, и в средствах не стесняйся,
как самый развесёлый гугенот.
Пусть пуговки с камзола вместе с мясом
с тебя рвут парижанки хоть раз в год!
Утри нос всем парижским лоботрясам!
На облик свой не жди от Лувра льгот.
На весь Париж прославь и   хобот   разом!
Настрой на уши женщин свой фагот.

В Париже Страсть… с тобою во знакомстве…
не вправе пребывать в низкопоклонстве.
И даже в Лувре, свой престиж ценя,
объявит, что она – довесок дня.

Д’Эгмон и как участник, и как зритель,
и даже как маг дыма без огня,
в душе смеялся: «Всюду я – воитель», –
а вслух урчал: – Я – ваш сосуд без дна.

О да, наставник мой, благословите!
На пике славных дел и в прозе дня
всё выполню, мой принц, как вы велите!
Ни вас, ни парижанок не сердя,
для женщин и в народе, и в элите
от миссии своей я, как всегда,
оставлю вожделенно часть себя.

– Страсть ёрничает: «Шла бы в гости я,
да меряюсь, а не    продешевить    ли,
играя в поддавки в твоей элите?
Пройду – пустой останется стерня», –
Субиз язвил. – Страсть кончик острия.
– С ней буду завсегда в приросте я.
Страсть явится узнать, где    шевелить    ей
душой, а где мозгами в лучшем виде.

– Где срубят дуб, там чужды страсти пня.
Пусть свита бдит и будут путь, стряпня
не в тягость, а при вашей вере свите
своё, здоровье впредь поберегите,

ты и подружки, ради важных дел.
Где быть мне без помощников? Нигде!
У вас оперативность и смекалка.
Нужна ли подгоняющая палка

вам всем в моём лице?! Вы – цвет лица!
  Вы для меня армада, а не стайка!
  А я вам – как    заплатка    для шлица.
   Не столь функциональна, сколь прилична, –
хозяин, прибеднявшийся двулично,
следил за выражением лица

д’Эгмона. Не мелькнёт ли в нём гордыня?
Мол, вижу, принц, вы – вовсе не твердыня,
без нашего огня вы – просто дым,
а мы, мол, в богадельню вас сдадим…

…Как кот с мышами, мол, не всё едино:
вас много или я совсем один –
играл так он почасту с молодыми.
Но граф был, как всегда, невозмутим.

Натуру принца очень даже зная,
д’Эгмон ответил с долей простоты:
– Вы, де Субиз, – не только наше знамя!
Вы и с Фортуной издавна на «ты»!

Нас мало, но… силён удар стилетом!
В надежде на победу этим летом
у нас по части стали и брони
с врагами шансы есть – они равны.
Иду в борьбе всегда за вами следом,

не веря, что последствия дурны.
Трусливо вам не верят пердуны,
не зная, что для них, прошедших беды,
путь рядом – это повод для победы.

Трус-олух нами так обматерён,
что трижды пожалел, что он не с нами!
– Какой ты молодчина, мой д’Эгмон!
Пусть даже Смерть захватит нас клешнями,
мы вырвемся, неся врагу урон,
  вкушая славу всласть со всех сторон!
  Врага простим на первый раз лишь в яме,
  куда его загоним плетюгами.


            (продолжение в http://stihi.ru/2021/06/27/5535)