Александыр Вутимский. Хромоножка

Хромоножка

   За окном  шумит дождь, а я за столиком заведения жду друга.  Поёт гармонь, позванивает гитара в маленьком, весёлом кабачке. Я люблю танцы уличных девушек, когда они жмутся к пьяным кавалерам и улыбаются. Люблю доброго хозяина в жёлтом фартуке и настенные часы. Люблю разноцветные бутылки горячительного. Ракия, коньяк, ром, мастиха, шартрёз– жёлтые, зелёные, красные, голубые напитки; люблю холодное пиво и уличных женщин. Я одинок, и плачу во хмелю, и пью до онемения. А там идёт дождь, и тихо шумят деревья в темноте безлюдных улиц
   И вот девушка в углу смотрится в меня большими фиолетовыми глазами.
   Она медленно курит, и дым белой сигаретки касается её плеч и волос. Эти серебряные, короткие волосы!.. Девушка улыбается печально и, когда я подсаживаюсь, легонько трогает мой лоб. Затем она медленно поднимает бокал– и мы пьём, и ничего не говорим. А там шумели деревья, тут часы били полночь, фальшивила гармонь, весь кабачок танцевал под шумок дождя, и пьяные уличные женщины пели и показывали мягкие свои, увядшие груди.
    Барышня, Вы так одиноки этим вечером. Вы никого не ждёте и лишь улыбаетесь печально. Ваши глаза фиолетовы и темны, и Вы курите Вашу маленькую сигарету– безмолвно– в этом старом, потерянном кабачке... Барышня, Ваши волосы что кошачья шёрстка. Позвольте мне погладить их этим вечером, когда Вы улыбаетесь и ничего не говорите.
    Никто никогда не видел, как за столиком улыбается девушка с серебряными волосами. Она пьёт тихо и ласкает мою руку. И вот в старый кабачок являются стражники (полицейские, прим. перев.)– и гармонь смолкает. Женщина забилась в угол– стиснула грудь руками и хрипло кричит, и плачет. Дрожащими пальчиками берёт она голубую бутылку и с криком мечет её в тёмное лицо кавалера. Тот замахивается и мгновение спустя бьёт женщину. И она падает на пол, и пьяную пару стражники уводят куда-то. Девушка испуганно улыбается мне. 
    — Пойдём со мной. Я совсем одинёшенька. Нет у меня никого. А живу я далеко отсюда, у старого городского канала...  Дождь перестал. Или ты желаешь переменить заведение на тихое, где не случаются скандалы и не являются в полночь стражники в тяжёлых сапогах? Ах, ты пьян, ты пьян. Не дёргай меня за волосы... оставь меня...
    Девушка допивает вино и затем медленно встаёт из-за столика.
    — Видишь ли, я хрома. Хромаю издавна, с первых своих шагов. Да, а ты говоришь, что мои глаза фиолетовые и что улыбаюсь загадочно, когда курю. Пьяный мальчик, ты пойдёшь со мной?.. Ну же! Ты добрый... Проводи меня немножечко... Ах я несчастная!   
    Девушка задыхается, и я беру её под руку, и мы выходим вместе. А дождь не перестал. Он тихо стучит по крышам и по тёмным лестницам. Деревья ёжатся. Ветер наяривает, мятутся провода...
    Ах, эта синяя, мокрая, мглистая, дождливая ночь!.. Девушка держит меня за руку, идёт и хрипло смеётся, и сильно кричит, а голос её глушит ветер.
    — Мы промокли, — говорю ей.
    Я правда пьян. И глаза мои смыкаются. А девушка ведёт меня куда-то. Куда мы идём?.. Я натыкаюсь на девушку. Вот, я наткнулся на её спину под непрестанным, тёмным, шумящим дождём– и спутница моя замирает у столба, и жмётся ко мне с тихим криком, и внезапно обнимает меня, и трогает меня везде...
    — Идём со мной,— говорит она уже не улыбаясь. — Идём со мной... В моей каморке есть вино и ром, и маленький граммофон.  Да я почти не пьяна, сам видишь. Неужели ты вернёшься в эту гадкую корчму с безумными, постаревшими, пьяными женщинами? В моей комнатке имеется бутылка вина и ром...  Почему ты медлишь?.. Почему не любишь меня?... В такую ночь... тебе ничего не стоит, ничего... ты ангел!..
     Дождь– старый, тёмный дождь падает над чёрными, огромными столбами...  По тротуару кое-как шаркают каблучки. И как она хромает, так нескладно!
     —Ах, знаю, что должен, должен кто-то любить хромых девушек. Хоть один где-то есть, кто нас любит и ласкает, пусть мы самые последние.  Господь создал меня хромоножкой, и я знаю, что он же создал мужчину, который желает хромую меня и любит, и милует меня, и безумно прижимает к себе, хромую. И он никогда не явится предо мной, ведь нелепой и смешной покажется наша любовь прочим. Или, быть может, придёт он, уже очень пьяный, так, что на ногах не будет держаться... Я желаю стройного, смуглого, темноглазого мужчину с сильными руками и упругими коленями. Может быть, нет нигде, нигде нет такого мужчины, которому нужна матенькая девушка, маленькая хромоножка, которая души бы в нём не чаяла, любила иберегла его. Ах, у каждого голоса есть своё эхо, правда? Увы, Господь устроил этот мир в гармонии, но люди воссают против Господа, и все ополоумели, и никогда не будет у меня моего мужчины, ведь люди так устроили своими мыслями и усмешками...
     ... Дождь перестал. Мы стоим под уличным фонарём. Голова моя налита хмелем. Девушка держит меня за руки и печально улыбается.
     — Я приду к тебе, — тихо пообещал я девушке и проводил её до лестницы. И девушка ещё раз притиснулась ко мне, и снова у неё перехватило дыхание, и она чему-то улыбнулась, и шепнула мне в плечо: «Ты добрый, ты добрый... ты очень добр».

Александыр Вутимский
перевод с болгарского Терджимана Кырымлы