Родня

Утопая в снегу, по сугробам,
шел народ, чертыхаясь за гробом.
– Угораздило же умереть
в эту зимнюю круговерть.

– Да, и в жизни он был не очень.
– Ох, устала, итить нету мочи.
– Успокойся ты, не пыхти,
не назад же идти с полпути.
 
– Ничаво, потярпи нямнога,
будет легче обратной дорога.
Возвращаться уже было легче.
И мороз подгонял, стал он крепче.

Завалились в хату к вдове.
С черной шалью на голове,
приглашала: – прошу помянуть.
Шубы? Бросьте куда-нибудь.
 
На столе растягаи, икра.
– За усопшего выпить пора.
Заедали кутьёй и лапшой.
Завязался вдруг спор небольшой.

– А я так говорю, ведь оно,
ён же умер, ему все равно,
на поминках у кума и то,
под гармошку плясали, и что,

кум не вылез же из могилы.
Вдруг вдова повалилась без силы.
Зашипели старухи. – Срамник,
чай пряшол ты не на пякник,

уходи паразит отседа,
ты чаво хаиш память суседа?
– Ён родня мне, валите сами,
не хочу больше пить я с вами.
 
Он с комода схватил гармонь.
– Ты сдурел чёли, нукась, не тронь.
Потащили его к крыльцу,
били в пах, по спине, по лицу.

– Мужики, протрязвел он чтоб,
нукась, суньтя яво в сугроб.
По полудню четвертого дня
волочилась за гробом родня.

– Умудрился ж дурак околеть,
чё, не мог до весны потерпеть.
– Как же…, мы ж его…, а на нем…
– Ничяво, и яво помянём.