Взгляд на душу. Аристотель 4

      Но если, как мы рассматривали, любое элементарное ощущение есть сравнение собственных состояний, а на ощущении покоится вся пирамида наших чувственных восприятий, то тогда мы приходим, казалось бы к обескураживающему выводу: человек никогда, ни в каком впечатлении или познании не воспринимает внешнего ему мира, но всегда воспринимает только своё собственное уподобление ему. То есть я ощущаю внешний мир как моё характерное изменение вслед ему. И даже мышление, выпаривающее из этих чувственных синтезов все "человеческое", за что мы его так и не любим (подспудно и бессознательно), даже оно, будучи всё равно определено в своих базовых структурах открытыми для возможностей восприятия формами, продолжает оставаться по существу - "человеческим".

      Этот закон не исключителен для человека, он характерен для всего живого царства - и животного, и растительного. Каждое живое существо понимает лишь ту часть мира и его сил, которым уподобляется в своём образе жизни. Ибо только из такого соотношения оно может извлечь необходимую для него информацию.
По отношению же к человеку эту позицию нетрудно вогнать в крайний агностицизм или солипсизм, но это нисколько не должно нас смущать или пугать. И агностицизм, и солипсизм вовсе не потому являются патологическими функциями "познающего духа", что они всё говорят неправильно. На самом деле они имеют под собой некоторое основание и свою долю или "часть истины" (вспомним хотя бы радикальное сомнение Декарта) и может быть даже они стремятся дойти до больших бездн человеческой души, чем какое либо другое учение( не зря ведь они нас так сильно пугают). Но агностицизм и солипсизм неприятны своей крайней неразработанностью, проще говоря, - они убоги своей непротиворечивостью и непоследовательностью.

     Если солипсист говорит, что я имею дело только со своими собственными ощущениями, а внешний мир я вообще не знаю и даже не знаю существует ли он на самом деле, то он даже не догадывается, что уже говорит о внешнем мире только в негативной его форме. Каждое "Я" солипсиста - психопат, поскольку оно преследуется навязчивой маниакальной идеей "внешнего мира"))). Отрицая такую идею, "Я" фактически признаёт себя больным. Или, как модно сейчас говорить, чьей-то "куклой", "марионеткой", "компьютерной программой" - так солипсист, подменяя внешний мир космическим компьютером, чьим модулем он является, - выглядит как пациент с "навязчивой идеей" - объекты которой меняются, а сама идея остаётся. Вот такое положение дел я и называю убогим - налицо проблема, от которой не скрыться, и эта проблема написана на лице солипсиста, но он способен с ней справиться столь же мало, как и пациент психиатрической клиники.

      Нет, речь идёт не о стандартной позиции солипсиста. Наше уподобление внешнему миру через это подобие уже признаёт его существование, и лучше когда мы это делаем сознательно и открыто, а не извращённым образом как солипсист. Речь идёт о так называемом непосредственном переживании - как нам понимать саму эту непосредственность. Никого ведь не смущает, что все наши зрительные познания - дистанционны, впрочем как и слуховые, и все остальные, кроме быть может осязания, откуда они собственно и произошли. Аристотель по этому поводу говорит: опосредованы средой. Мы их называем непосредственными, а они все сложно опосредованы. Всякое чувство осуществляет свою работу в определённой среде. Нет одного тела и другого тела встречающегося напрямую - чтобы встретиться им необходим посредник, ведь чувство это не лобовой удар механических вещей и их разрушение, а скорее "мягкое касание" дружеской встречи, чувства не разрушают и не любят когда нечто стремится разрушить их.

    Но чтобы знакомство друг с другом было "мягким" необходима атмосфера располагающая к тому, как нечто обволакивающее и то, и другое, и передающее колебания. Для слуха и зрения это явственно атмосфера "воздуха", как считал Аристотель - здесь он был довольно близок к цели, поскольку глаз не нуждающийся на самом деле в воздухе, нуждается всё-таки в атмосфере "прозрачности", о которой также писал Аристотель. Сквозь непрозрачное тело видеть нельзя, как и в темноте. Запах имеет также воздушную среду, а вкусовые качества - влажную (только увлажнённый язык воспринимает вкус).
    Остаётся осязание, с которым у Аристотеля были самые большие проблемы - через какую среду осуществляется оно?
    Придётся ли нам признать, что осязание и есть базовая непосредственность, а все остальные чувства - сложные надстройки над ним, сложность которых мы не замечаем и давно признаём их за "непосредственное"? у Аристотеля этого не понять. Но, очевидно, это так.

    Так вот, мы не потому не воспринимаем внешний мир, что мы отрицаем внешний мир как солипсист, и не потому что мы с ним в действительности не соприкасаемся и не взаимодействуем - взаимодействуем и ещё как, и всегда соприкасаемся скрыто или открыто ( в осязании или в других чувствах), мы не воспринимаем внешний мир потому, что все наши чувства это "дружественные встречи" с этим миром и несмотря на то, что он довольно часто наносит нам удары и даже сокрушительные, мы всё же признаём, что нашими чувствами движет "дружественность" миру и именно она является основанием всякого генезиса. "Два тела в одном" - это может быть и пуля в ваших лёгких, которую вы "ощущаете" - но разве ваш организм устроен для того, чтобы воспринимать такие вещи? Значит "два тела в одном" нельзя никогда понять механистически, но здесь вступает в силу закон Эмпедокла - закон дружбы и вражды, согласованности и гармонии с одной стороны, и вечного нарушения этого "покоя" с другой. Живой организм, пока он живёт, держит в себе эту гармонию, и именно поэтому он воюет за неё практически со всем миром, но нельзя не заметить, что из одной "несогласованности" не возник бы никакой живой организм. Между тем как из одной "согласованности" он никогда бы не развивался.