Сафие

Заранее своей судьбы никто не знает,
Кто медленно идет, кто птицею летает,
Все от природы и от Бога нам дается,
Кому удача в жизни улыбнется,
Кто будет слезы лить, став жертвой рока?
К кому судьба особенно жестока?
Никто не знает о делах небесных,
Кто босиком, а кто в сапожках тесных,
Свою судьбу мы принимаем стойко.
Какою есть. Смиряемся и только.
А если нам не нравится плутовка?
Идем наперекор.
Слова – все это вздор.
К событиям  решающим готовы,
К себе самим не слишком ли суровы?

   *    *    *
Она молилась долгими часами,
Все глядя из окошка на Босфор,
Тут каменные плиты под ногами,
С собою бесконечный разговор.
Она сама вдруг стала изваяньем,
Сидела неподвижно целый день,
Не мучилась душевным покаяньем,
А для народа не  султанша – тень.
И вздрагивала от внезапной мысли:
Кто мог подумать о ее беде?
И вот итог такой красивой жизни –
Закованная в цепи валиде,
Воспоминанья были так приятны,
Пророчество, пожалуй, что сбылось,
Ей стать владычицей великой довелось,
И дни, года все были благодатны.

   *    *    *
На дно гондолы кинулась фигура,
(А в это время правил карнавал),
Вся в черном. «Да сопутствует фортуна
Тебе, малышка» – кто-то ей сказал,
Склонился перед будущей султаншей,
Но Баффо рассмеялся ей в ответ.
«И что же дальше с нами, ты скажи, что дальше?
Чего от жизни ждать на склоне лет?»
Старуха на колени опустилась.
«В Лазурной книге все ответы есть.
Прийти к тебе ведь я не поленилась,
Мне добрую с Небес прислали весть».
«Я буду дожем?» – он спросил учтиво.
«Всегда бросает перстень в море дож,
А дочь твоя нежна и так красива,
Но в море ты лишь смерть свою найдешь».
И Баффо на старуху разозлился,
Она исчезла так же, как пришла.
Ее пророчествам он просто удивился,
Но вскоре вверх пошли его дела,
Он губернатором назначен был на остров,
Их ждал корабль на берегу, и вдруг
Поймал он на себе взгляд чей-то острый,
Попал в гаданий и пророчеств круг.
Фрегат поплыл. Но три турецких судна
Пошли в атаку. Узок стал пролив.
«Тебе придется в жизни очень трудно.
Так лучше смерть!» – он дочке говорил.
Они стояли на своем и защищались,
Растерзанный, он утонул в волнах,
В вечернем небе звезды колыхались,
А дочери его неведом страх.
Как страшен плен, и как важна свобода,
Кинжал в руке, но сердце бьется вновь.
Венецианка, дочь своего народа.
А всюду смерть и плен, и всюду кровь.
И в море броситься мешала жажда жизни,
Ведь молодость всегда брала свое,
И растворились словно брызги мысли,
И вместо неба черное руно.

   *    *    *
И вот дворец роскошный перед нею,
Султан на троне и большой гарем,
«Жить по-другому разве я сумею?»
Но воздух оставался глух и нем.
Вся в бриллиантах, в жемчугах она сияла,
Подобна райской гурии была,
Когда она султана увидала,
Вдруг страх пропал и роза расцвела.
Султан забыл в гареме всех наложниц,
Правитель правоверных потрясен,
И с помощью своих садовых ножниц
Он срезал розу. Это просто сон!
А что же Баффо? Сердце защемило.
Султан красив, азартен, невысок,
Пред ней судьба окошко приоткрыла,
И мысль о счастье ей стучит в висок.
Чтоб справиться с нахлынувшим волненьем,
Она ударила себя же по щеке,
Ведь надо сильной быть, и дерзновеньем
Владыки сердце сразу покорить.
И из-за страха все она забыла,
Чему ее учила Кадыным,
Турецкого султана полюбила,
И прожила в ладах так долго с ним.
Султана нет, султан в покоях умер,
И родилась султанша Сафие,
А повелитель Порты часто думал
Лишь о любви и о своей мечте.
В роскошной зелени садов им птицы пели,
Струи фонтанов устремлялись вверх,
И губы Сафие как мак алели,

И раздражали мужа каждый нерв.
В своей любви он часто забывался,
«Меджнун» от страсти разум потерял,
В гареме никогда не появлялся
И мать – султаншу редко посещал.
Она негодовала, бывшей власти
Уж не было, и сын ее забыл,
И сердце матери его рвалось на части,
А как он нежен раньше с нею был!
И вынесла вердикт: «Невестка – ведьма!
Ведь в ней живет какой-то черный дух!
Опасно с ней общаться, очень вредно», –
И распустила всюду этот слух.
Султан поверил матери, и вот
Служанок Сафие всю ночь пытали,
Пять умерли, конкретно не сказали,
Своим молитвам потеряли счет.
Но никакого колдовства в гареме нет,
Мурат решил свою вину загладить,
Раскрыл на заседании секрет:
Как отношения с женой своей наладить.
Он объявил: «Отныне Сафие
Такими же правами обладает
Как и султан, она всегда, везде
Как управлять империей – все знает».
От Крыма до Египта вся земля,
От Индии великой до Европы,
И ей нужны два ангельских крыла,
Чтоб облететь своих владений тропы.
Теперь ее религия – ислам,
Два сына – шэх-заде у падишаха,
Прибрали Австрию и Венгрию к рукам
И довели Венецию до краха.
Ведь Сафие всегда была тверда,
Не знала никакого снисхожденья
К тому, к кому неласкова судьба,

Тот не заслуживал у Сафие прощенья.
И под запретом было во дворце
Еще одно о ней упоминанье
Венеции, религии, отце,
Плененье и души ее терзанье.
Султан не вечен. Есть всему конец.
Султанши власть была такой жестокой!
И Топкапы – незыблем был дворец,
И Сафие – красива, черноока.
Всех девятнадцать братьев – всех убить,
Чтоб власть лишь только ей принадлежала,
Наложниц – в Черном море утопить,
Так Сафие придворным приказала.
И на престоле оказался ее сын,
Он воевал, султанше власть досталась,
Тут взбунтовался младшенький Салим,
Пощады нет… не заступилась за него, как оказалось:
Бунт вспыхнул вновь.
«Нет» – власти Сафие!
Султану власть!
Нет регенства отныне!»
Она была верна сама себе,
Да кто посмеет опорочить ее имя?
А Сафие еще так молода,
Всего сорок четыре, нет отказа
От власти. Нет, она должна
Страною править иль погибнуть сразу.
А янычары выли под окном,
Мухаммед становился все мрачнее.
«Отдам им Сафие, а что потом?»
Он знал, что невозможно править с нею.
Но в тот момент смерть обошла ее,
И впереди тюрьма и заточенье,
Мухаммед умер. Сколько лет прошло?
Пришли забывчивость, рассеянность, томленье.
И вспоминает те семнадцать лет,
Когда рабой стояла пред дворцом,
И правила в нем двадцать с лишним лет,
И разговаривает мысленно с отцом…

27.11-06.12.2018 г.