От чего отказался Есенин-27

ОТ ЧЕГО ОТКАЗАЛСЯ ЕСЕНИН
 
Литературный анализ
 
(Продолжение)


Некоторые критики высказывают мысль, что в последние годы жизни Сергей Есенин испытывал острый творческий кризис — достиг вершины лирического мастерства, легко сочинял по нескольку стихотворений в день, и этот плен страшно тяготил его. Надо было вырваться во что-то незнакомое, необычное. И вот поэма «Страна негодяев» таким прорывом и стала.

Прорывом стала. Однако не тем, в котором пытаются убедить нас не очень дальновидные литературоведы. Прорыв Есениным сделан был из двух-трёхлетних иллюзий относительно возможности построения в России социализма к осознанному убеждению в том, что без прочной нравственной основы никакого справедливого общества не получится.

Отошлю читателей к тем годам, когда поэт, объездив европейские страны, оказался в Соединённых Штатах и был пленён световой и железобетонной мощью Нового Света. Его настроения той поры высказывает уже известный нам антигерой поэтического памфлета (можно и так назвать драму) комиссар одного из золотых приисков Урала Рассветов.

Мы, конечно, во многом отстали.
Материк наш —
Лес, степь да вода.
Из железобетона и стали
Там настроены города.
Вместо наших глухих раздолий
Там, на каждой почти полосе,
Перерезано рельсами поле
С цепью каменных рек-шоссе.
И по каменным рекам без пыли,
И по рельсам без стона шпал
И экспрессы и автомобили
От разбега в бензинном мыле
Мчат, секундой считая долла;р.

Но —  прав, прав, ох как прав был в своих опасениях Гоголь! — деньги вытеснили из людей души, в американских сердцах не осталось Бога. Это отметил поэт ещё там, в Америке, когда набрасывал заметки «Железный Миргород», а сейчас, в поэме, переложил те мысли стихами:

Места нет здесь мечтам и химерам,
Отшумела тех лет пора.
Всё курьеры, курьеры, курьеры,
Маклера, маклера, маклера…
От еврея и до китайца,
Проходимец и джентельмен —
Все в единой графе считаются
Одинаково — bisnes men.
На цилиндры, шапо и кепи
Дождик акций свистит и льёт.
Вот где вам мировые цепи,
Вот где вам мировое жульё.
Если хочешь здесь душу выржать,
То сочтут: или глуп, или пьян.
Вот она — Мировая Биржа!
Вот они — подлецы всех стран.

Есенин уже твёрдо знал, что такая горькая судьба ждёт всё человечество — маммона жалости не знает, и оставалась одна надежда на Русь-матушку, которая, пусть жестоко и кроваво, но социализмом, строем, правда, ещё никогда не виданным, поставила заслон Мировой Бирже. Смущали, крепко смущали поэта советские обманы, насилия и кровь, однако вера умирает последней, и умерла она в 1925 году, когда поэт поставил точку в рукописи поэмы-памфлета и передал главы для публикации в журнал «Город и деревня». Истина ему в великой тайне открылась, и во что бы то ни стало он решил донести её до читателей. Увы! Россия не только не смогла перебороть маммону, но ещё и заразилась не менее опасными бунтовскими болезнями безверия и гордыни.

В поэме есенинские прозрения высказывает ещё один комиссар — Чарин:

Да, Рассветов! но всё же, однако,
Ведь и золота мы хотим.
И у нас биржевая клоака
Расстилает свой едкий дым.
Никому ведь не станет в новинки,
Что в кремлёвские буфера
Уцепились когтями с Ильинки
Маклера, маклера, маклера…

С НЭПом прорвались в Россию мировые капиталистическо-биржевые отношения и яростный анархическо-разгульный протест, которым богата русская история — с известного убийства древлянами князя Игоря и не менее известных бунтов новгородцев против крещения в эпоху Владимира Солнышка до махновско-антоновских выступлений, вспыхнувших в первые годы революции. Тогда полыхала вся страна. Припомнил, как жестоко усмирял народные протесты детский писатель Гайдар со своим боевым отрядом в моём приенисейском Минусинском районе. Об одном из таких бандитских смут на Урале — рассказ в есенинской поэме.

Насколько яростной была эта борьба, можно судить по строчкам воззвания Антонова, возглавившего мятеж десятков тысяч крестьян и рабочих в семнадцати губерниях вокруг Тамбова:

«Красноармейцы!
Пробил час нашего освобождения.
Наступил момент избавления от красных самодержцев, засевших, как соловей-разбойник, в Москве белокаменной, опоганивших наши святыни, наши иконы с святыми мощами, проливших море невинной крови отцов и братьев наших, обративших в непроходимую пустыню наше сильное и богатое государство. Кто осушит слёзы вдов и сирот? Кто накормит и утешит ограбленных, оплёванных, нищих, голодных граждан? Где богатыри русские — Ильи Муромцы, Добрыни Никитичи, Минины и Пожарские?..
Отечество в опасности, оно зовёт вас на подвиг…
С нами Бог и народ!
Ко мне в Тамбов!»

Из монолога Чарина:

И в ответ партийной команде,
За налоги на крестьянский труд,
По стране свищет банда на банде,
Волю власти считая за кнут.
И кого упрекнуть нам можно?
Кто сумеет закрыть окно,
Чтоб не видеть, как свора острожная
И крестьянство так любят Махно?
Потому что мы очень строги,
А на строгость ту зол народ,
У нас портят железные дороги,
Гибнут озими, падает скот.
Люди с голоду бросились в бегство,
Кто в Сибирь, а кто в Туркестан,
И оскалилось людоедство
На сплошной недород у крестьян.
Их озлобили наши поборы,
И, считая весь мир за Бедлам,
Они думают, что мы воры
Иль поблажку даём ворам.
Потому им и любы бандиты,
Что всосали в себя их гнев.
Нужно прямо сказать, открыто,
Что республика наша – blef,
Мы не лучшее, друг мой, дерьмо.

Рассветов

Нет, дорогой мой!..
Подождите!
Вот только клизму
Мы поставим стальную стране,
Вот тогда и конец бандитизму,
Вот тогда и конец резне.

Ах, Рассветов, Рассветов! Не сбыться твоему коммунистическому рассвету. Поначалу, поверив ярким обманам, потом, боясь расстрелов, гулагов и тюрем, клизмированный народ русский много что настроил и осуществил, но потом всё враньё понял, всю подлость диктатуры властолюбцев шкурой своей познал — и всё пошло-поехало к развалу. Увы, случилось это запоздало, как всё у нас на Руси. А Есенину, большому поэту, провидцу, пророку, дано было увидеть это уже в 1925 году. И, увидя, он ударил в колокола своего гениального таланта. Да так ударил, что основы большевистской власти пошатнулись, заскрипели, «затюрились» (Аксёнов). Кремлёвские мечтатели опасность поняли.

Рассветов (Чагину)

Нам совсем не опасен
Один индивид,
И скажу вам, коллега, вкратце,
Что всегда лучше
Отыскивать нить
К общему центру организации.
Нужно мыслить без страха.
Послушайте, мой дорогой:
Мы уберём Номаха,
Но завтра у них будет другой.
Дело совсем не в Номахе,
А в тех, что попали за борт.
Нашей верёвки и плахи
Ни один не боится чёрт.
Страна негодует на нас.
В стране ещё дикие нравы.
Здесь каждый Аким и Фанас
Бредит имперской славой.
Ещё не изжит вопрос,
Кто ляжет в борьбе из нас.
Честолюбивый росс
Отчизны своей не продаст.
Интернациональный дух
Прёт на его рожон.
Мужик если гневен не вслух,
То завтра придёт с ножом.

Есенин, начавший постигать глубину Истины, всё больше понимал, что утихомирить народ, с лихвой хлебнувший дерзко хлестнувшую через край анархическую свободу, ничем нельзя, никакими посылами и угрозами. Только он сам сможет себя утихомирить — смирением, осознанием своей вины, своей извечной человеческой греховности, необходимости своей душевно-духовной чистки, тихого, но настойчивого возвращения в те отчие обычаи и порядки, которые он так глупо и опрометчиво, чисто по-русски!, покинул с приходом великого наказания — РЕВОЛЮЦИИ.

(Продолжение следует)