Духовный страж народа
А.Н. Фрумкине,
моём духовном наставнике.
Окунувшись с головой в топкое болото среды обитания, её несуразного влияния на процесс формирования личности, то порой ты захлёбываешься окружающей тиной равнодушия и безысходностью найти ветвь спасения, чтоб выбраться из объятий тьмы непроглядной повседневности.
К моему счастью, я встречал, молясь под куполом Всемогущего неба, островки человеческой души, полных света сердечной доброты, что не раз протягивали мне руку дружелюбия для выхода из тупика пребывания, находясь в поиске линий самоопределения на пути следования к неисчерпаемым народным традициям Руси.
Одним из тех, кто оказался не островком, а мудрым брегом-отцом и духовным наставником был Александр Наумович Фрумкин, что поднял меня нА руки и дал пищу назначения – обрести шаг твёрдости для достижения выбранной цели и её незримой оку высоты под присмотром Всевышнего, идя в нужном направлении по колее, проложенной народом издревле к источнику – твори добро. Да, он вождь племени, поднявший из небытия глубинку России, – народный промысел гончаров, мастеров игрушечников и магию угасших гОрнов.
Случилось это и со мной. Будучи участником Всероссийской выставки народного и самодеятельного искусства в 1983 году, после окончания её я спустился в подвал – хранилище, чтоб забрать свои работы. Открыв дверь, увидел в паутине света за столом неказистого, бородатого мужичка, что хрипловато покашливая, спросил: «Чего надо?»
Я объяснил, что пришёл забрать свои работы: «Вон те, из майолики» - ткнул пальцем я, - «у Вас над головой».
Вскоре, копошась в списках участников выставки, он буркнул тоскливо: «Забирай». Как только я упаковался и собирался покинуть мутный «погребок», услышал: «Постой». Я оглянулся, ко мне прихрамывая, шёл, не знал я тогда, посланник Бога. Подойдя в упор, человечище спросил: «Кто ты и откуда, из каких дебрей, кажись, я раньше не встречал такой «шикарной мазни» среди участников выставок?»
И был мой сказ в его ершистый, проницательный с прищуром взгляд, полный неподдельного любопытства. Теребя бородку, в конце он задал вопрос: «А ты можешь сляпать простую утварь – горшок, кринку..?» Я сказал: «Что да, но зачем, кому они сейчас нужны, когда народ, споткнувшись, увяз в пластиковый и прочий бум душевно – опустошённой, безликой посуды?!»
Одним словом, через полтора месяца, предварительно позвонив ему, мы встретились у меня на квартире, где я представил из глины сработанных мной на гончарном круге горку простой крестьянской посуды. После просмотра он поинтересовался, подняв небольшой кувшин: «А чуть полегче сможешь, чуток тяжеловат…?» Не знал я тогда, что по весу сосуда можно определить мастерство гончара. Так состоялась наша первая, духовная встреча, позже переросшая в дружбу.
При повторном просмотре, через некоторый промежуток времени, я предстал пред ним для показа нескольких традиционных изделий, но более крупных размеров. Александр Наумович выбрав один из них, высотой пятьдесят сантиметров, поднял и чуть не выронил от неожиданности, ахнул, поразившись его невесомости. «Это уж слишком, тоньше бумаги черепок!» - сделал замечание он мне, и я увидел его витиеватую улыбку с почёсыванием затылка. Потом была проба игрушки – свистульки, которую я никогда не делал. Показав одну из них из своей коллекции, он сказал просительно: «ПопробуЙ, друже, я думаю, ты сможешь» И я пожелал это сделать под воздействием его магнетизма, испытать себя и оказаться среди чего-то необычного, досель неизведанного и не покорённого мной попыткой прикосновения к чарам моего детства.
Я шёл за ним, завороженный его дыханием, покорный его ведущему Слову, подчас не понимая, что и как делаю, прикасаясь к живой плоти в руках влажного комочка красной глины. Слепив несколько игрушек («отсебячину») – медведя, птицу…, я показал ему при встрече, и в этот раз на лике чародея увидел радужный огонёк в морщинках, с искрой удовлетворения в глазах.
В дальнейшем, я почти не встречал в них трепета волнения и прищура, напротив, как казалось мне, при очередных просмотрах, а это около трёх, четырёх раз в год, после каждого обжига – спокойствие и даже хладость его взгляда, и притом он не касался по обыкновению пред ним стоящих изделий руками. И этот бич «равнодушия» приводил меня в смятение, хлестал разочарованием, что не удалось, всё впустую…
В итоге, пройдя рядом с Александром Наумовичем годы бытия, познавая в тревоге «неудач» его дыхание, дуги густых, ни о чём не говорящих бровей, покряхтывание и изредка скупую улыбку, сложилось в мой творческий процесс самовыражения.
И только однажды мне случилось увидеть, почувствовать удивительное, когда я душевно воспарил, сдав экзамен за время нашей тесной дружбы, находясь в родстве с образами воскресших из - под руки разнообразных по своему характеру сосудов, и прочим поиском – движением по скользкой лестнице вперёд, в глубь сознания ответственности и долга пред матушкой землёй, что поверила в мою вечную любовь к ней.
Где-то в 1989 году А.Н. Фрумкин просил приехать меня в Союз художников на Чернышевской улице в г. Москве и захватить с собой с десяток простеньких игрушек для комиссии, чтобы задобрить их моими «безделушками».
В холле Союза художников мы встретились, вкушая вынужденную свободу ожидания в связи с занятостью комиссии, – шёл художественный совет. В дружеском разговоре Александр Наумович вдруг попросил показать, что я прихватил с собой для услады здешних «китов». Сопя от волненья, я скоренько выставил на журнальный столик в рядок, заказанный им набор игрушек. И я опешил, глядя на него. Он застыл, открыв рот, вытаращив остекленевшие глаза, ужасен был его вид и, наконец, он прошипел угрожающе из-за взлохмаченной бороды: «Ты что охренел, это всё им?!» и, припав на колено, он в охапку обнял стайку «испуганных» игрушек в майоликовом блеске под люстрами освящения холла. «Пошли они к чёрту!», - гневно буркнул он, бунтуя припадком возмущения.
Немного погодя, он встал и фыркнул: «Убирай и уезжай!» С трудом я настоял, и было отобрано вконец им несколько «вещиц» для комиссии. Остальные преподнёс ему, вначале он их яро отверг, но моя просьба – не обижать, дала результат, и он стыдливо принял своё детище, посеянное им в моём сердце. Так в нежданной дымке случая, я увидел в лике глины плод выстраданного в «муках» своего труда и стало легче дышать слезою на грудь, слава Богу за то, что дал мне крылья творца, позволив освещать землю Им данной любовью.
В 1986 году по ходатайству А.Н. Фрумкина было присвоено мне звание «народный мастер».
По его инициативе, однажды им был поднят вопрос - попробовать себя в обварной керамике и на мой вопрос: «Что это?» - последовал ответ - А бес его знает, мол, слышал о некой «болтушке», которую использовали, по слухам, в старину. То есть из полымя печи доставали черепушку - сосуд и окунали в неё как -бы для водонепроницаемости – типа того, в общем ищи, дерзай, сунь нос в любопытство, глядишь и схватишь удачу за хвост, ты же непоседа, да и не от мира сего, как я понял, глядя на твою «мёртвую хватку.»
Многолетний поиск дал свой результат, чему несказанно был рад мой духовный наставник. Свершилось чудо, которое я выстрадал «мёртвой хваткой», научившись «говорить» с огнём и «дружить» с царством трав, преобразованных в «болтушку».
На дворе 1993 год, закончив очередной обжиг в технике «обварная керамика», я позвонил наставнику, пригласив его, как всегда для просмотра. В трубке молчание и вдруг хлёсткий удар, эмоциональный, чрезвычайно грубый, словесный взрыв: "Да, пошёл ты!...» Когда я опомнился, то «ползком», лепеча, спросил дырявой строкой глагола: «Я Вас чем-то обидел, Александр Наумович?» Через небольшой промежуток молчания, я услышал по–отцовски его ровное дыхание и спокойный голос: «Всё, Александр, я уже ничем не смогу тебе больше помочь, а чтоб идти дальше, тебе нужен профессионал, ты сможешь, а я народник.… У меня есть один человек, я поговорю с ним, если она согласиться принять тебя, то состоится твоя судьба – творить, двигаясь вперёд, в чём я не сомневаюсь».
Вскоре я предстал пред Мусиной Ралиёй Ривгатовной, что смогла, приняв из его рук, как показало время, ещё бесформенный природный камень с вкраплением генетических зёрен памяти, прижать к груди и отшлифовать до определённого блеска, насколько позволял чуткий гончар-крепыш.
Портрет Александра Наумовича в том пространстве мастерской у меня на стене, что мы в постоянном, теплом пожатии рук, как и прежде при встречах на творческом плоту созидания.
Свидетельство о публикации №121060605841
Терехов Максим Юрьевич 30.10.2021 18:43 Заявить о нарушении