Имя на поэтической поверке. Леонид Школьник

  Поэт Леонид Школьник написал пронзительное, высокого эмоционального накала стихотворение:

       «Мы – последние олени»
                Зиси Вейцману.*

Как сказал один философ, мы – последние олени.
Да, последние, которых не поставить на колени!
Потому что даже в путах, с перебитыми рогами,
До последнего мы бились с ненавистными врагами.
Мы последние олени, знали молнии и громы,
не века неслись над нами – ненасытные погромы.
Нас давили и травили, жгли и в гетто загоняли,
Но в о этой дикой мы выносливее стали.
Мы ко многому привыкли: улыбаемся сквозь слёзы,
босиком по белу снегу – даже в лютые морозы,
босиком туда, где небо почернело над печами,
чтобы тысячами тысяч вознестись над палачами.
Мы ко многому привыкли. В этом время виновато.
Но уже в лесах весенних подрастают оленята,
несмышлёныши- олешки, наша гордость, наша вера,
мера памяти сожжённой, сохранившаяся мера…
Мы последние. Но жизни предназначено живое –
сквозь бетон тысячелетий пробиваемся травою,
прорываемся на волю, на зелёные просторы,
где шумят дожди и свадьбы, листопады и раздоры,
где случаются обманы, где предательства нередки,
где бездомные пичуги с ветки прыгают на ветку,
на тысячи вопросов мир ответить не способен,
потому что беззащитен и не каждому удобен,
потому что в нём навалом боли, мужества и лени…
Что ответишь мне, философ? Мы  - последние олени?

29.09.1986 год. Книга «Лэхаим!»-1992 год.

  Леонид  Борисович Школьник (29.09.1945. Кемерово – 21.06.2019. Иерусалим), еврейский советский поэт, журналист и переводчик, работал главным редактором газет в  Биробиджане, Иерусалиме, Нью-Йорке, в 1984-1989 годах редактор единственной в СССР газеты на идиш «Биробиджанер штерн» («Биробиджанская звезда»).

  Леонид Школьник – человек, которого помнят в Биробиджане, чьи проникновенные стихи по-прежнему перечитывают.

  Леонид Борисович Школьник родился 29 сентября 1945 года в Кемерове, отец- офицер, погиб в последние месяцы войны. В 1951 году переехал с матерью в Биробиджан.

  После школы начал работать слесарем на обувной фабрике, затем кузнецом на заводе силовых трансформаторов, служил срочную службу в стройбате. В 1970 году вступил в КПСС, в 1975 году закончил Хабаровский пединститут, филфак.

  Работал корреспондентом в газетах, русскоязычной, областной «Биробиджанская звезда» и в газете на идиш «Биробиджанер штерн», став её редактором в 1984-1989 годах.

  В 1977 году, Леонид Школьник, был направлен на учёбу, по целевому набору из 8-ми человек, в Высшую партийную школу  Хабаровска, для подготовки руководящих кадров для Биробиджана и Хабаровска.

  Леонид Школьник возглавил в Биробиджане областное отделение Союза журналистов СССР и первое в истории Еврейской автономной области Общество дружбы и культурных связей с Израилем.

  В 1989 1991 годах, Леонид Школьник был выдвинут от коллектива завода «Дальсельмаш», где он в юности работал кузнецом, кандидатом в депутаты и большинством голосов жителей Биробиджана он был избран народным депутатом СССР, членом Совета национальностей Верховного совета СССР от ЕАО (Еврейской автономной области), членом межрегиональной депутатской группы МДГ, в которую входили депутаты: А.Сахаров, Б.Ельцин, А.Собчак, Е.Старовойтова, Т.Гдлян.

  Работа депутатом Государственной Думы, как показала жизнь, требует большой гражданской ответственности, многогранных знаний и самоотверженности в отстаивании государственных интересов и закона. На примере трагической судьбы, Галины Васильевны Старовойтовой, это наглядно видно.

  Коллега Леонида Школьника, по депутатской группе, Галина Старовойтова, за своё гражданское мужество, поплатилась жизнью.

  Галину Васильевну Старовойтову (17.05. 1946.Челябинск – 29.11. 1998.Санкт-Петербург), убили выстрелами, в подъезде своего дома, на набережной канала Грибоедова, когда она по лестнице подымалась к квартире.

  Галина Старовойтова – один из самых ярких российских политиков так называемой новой демократической волны конца ХХ века. Она была единственной женщиной, являвшейся одновременно депутатом России и СССР, и единственной женщиной, выдвигавшейся на пост президента страны.

  Российский общественный, политический и государственный деятель, специалист в области межнациональных отношений, правозащитник Галина Старовойтова родилась в Челябинске 17 мая 1946 года.

  Её отец – известный учёный, доктор технических наук, профессор Василий Степанович Старовойтов. В 1948 году семья переехала в Ленинград, где прошла большая часть жизни Галины Васильевны: она окончила там школу, поступила в Ленинградский Военно-механический институт.

  В 1966 году в Ленинградском государственном университете открылся факультет психологии, и Галина Васильевна, выдержав большой конкурс, поступила на этот факультет и окончила его с красным дипломом.

  Училась в аспирантуре и защитила кандидатскую диссертацию. Работала социологом, принимала участие в международных экспедициях, изучавших долгожителей в Абхазии и Нагорном Карабахе.

  С 1988 года включилась в общественную деятельность в связи с карабахским конфликтом – первым из конфликтов «взорваших» СССР.

  Весной 1989 была избрана народным депутатом Союза от Армении. В 1990-м была избрана народным депутатом России, вошла в Комитет по правам человека.

  В 1990-1991, входила в состав координационного совета при председателе Верховного Совета РСФСР. В течении двух лет, с 1991 по 1992, Галина Старовойтова являлась советником президента Российской Федерации Бориса Ельцина по вопросам межнациональных отношений.

  В демократическом мире Галина Старовойтова стала ведущим специалистом по национальному вопросу. Её относили к интеллектуалам, сформировавшим взгляды и повестку дня будущего президента Бориса Ельцина.

  Как тогда водилось, немедленно нашлись желающие искать в родословной Старовойтовой еврейские корни. Этой доли не избежал ни один политик, включая выходца из уральской деревни Ельцина.

  На такое заявление в её адрес, Галина Васильевна, с ходу отпарировала:

  «Я не имею чести принадлежать к великому еврейскому народу».

  В 1994 году Галина Васильевна была избрана сопредседателем движения  «Демократическая Россия», а в апреле 1998 года – председателем федеральной партии «Демократическая Россия».

  В 1995 году была избрана депутатом Государственной Думы Федерального Собрания РФ, вошла в состав Комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций. Была независимым депутатом, не состояла ни в каких депутатских объединениях.

  В 1996 году выдвигалась кандидатом на пост президента России, однако 26 апреля того же года Центризбирком отказал ей в регистрации.

  Галина Старовойтова вела активную правозащитную деятельность. Сотрудничала с академиком А.Д.Сахаровым, была членом Московской Хельсинкской Группы, работала в других общественных организациях, в частности, входила в состав правления клуба московской интеллигенции «Московская трибуна» и организации «Женщина мира».

  Она участвовала в работе над новым Союзным договором, принимала участие в деятельности Конституционного совещания по разработке ряда статей новой Конституции России.

  Разрабатывала и продвигала законы –

  «О реабилитации жертв политических репрессий»

  «О правах национально-культурных объединений»

  «Об альтернативной гражданской службе»

  «О воинской обязанности и военной службе»

  «О свободе совести и о религиозных объединениях»

  «О занятости населения в РФ «О восстановлении и защите сбережений граждан РФ».

  В 1992 году Галина Васильевна – вносила в Верховный Совет, а в 1997-м в Госдуму законопроект «О запрете на продвижение для проводников политики тоталитарного режима», в котором предлагался «запрет на профессии» для работников партийного партаппарата КПСС, штатных сотрудников и агентуры советских спецслужб, чтобы ограничить их участие в политической общественной жизни, хозяйственной деятельности или вовсе убрать их из этих областей, которые на любом уровне давали им власть над обществом.

  Законопроект не прошёл, и на руководящих постах в России остались бывшие чиновники от КПСС, функционеры от КГБ.

  За эти годы, Галина Васильевна, принимала участие во многих международных конференциях, симпозиумах и дискуссиях, стала широко известна, познакомилась со многими видными политическими деятелями разных стран – Маргарет Тэтчер, Жаком Шираком, Генри Киссинджером, Лехом Валенсой, Вацлавом Гавелом.

  Галина Старовойтова, была убита в парадной своего дома на набережной канала Грибоедова 20 ноября 1998 года, в возрасте 52 лет.

  Киллеры поджидали её у дверей квартиры, где она жила. Так же был ранен помощник Галины Старовойтовой – Руслан Линьков.

  Соответствующее дело было возбуждено по статьям 105 (убийство) и 277 (теракт). По делу об убийстве Г.В.Старовойтовой городской суд Северной столицы вынес приговор в отношении восьми фигурантов.

  К реальным срокам лишения свободы от 11 до 23,5 года приговорены трое, в их числе – организатор и исполнитель преступления.

  В год гибели Галины Старовойтовой, на вечере её памяти, бывший депутат РСФСР, народный артист Олег Басилашвили сказал:

  «Она была единственным современным российским политиком, кто не боялся возвысить свой голос по самым острым, самым серьёзным и опасным вопросам, и чей голос был слышен.

  А теперь мы замерли в каком-то безмолвии, предчувствии возврата к разговорам полушёпотом на кухнях…»

  Именем Галины Старовойтовой в Петербурге названы гимназия, сквер в центре города.

  На Большой Морской, в бывшей приёмной депутата Государственной думы Галины Старовойтовой открыт небольшой музей, где по биографии оного человека можно прочитать непростую политическую биографию нашей страны.

  Было много убийств по политическим мотивам в то время, но самые резонансные, конечно, были, когда жизнь отбирали у выдающихся, активных женщин России.

  Ещё одной жертвой политической борьбы стала Анна Степановна Политковская (30.08.1958 – 07.10.2006).

  Российская журналистка, пресс-секретарь издания «Новая газета», общественный деятель, правозащитница и писательница. Уделяла особое внимание конфликту в Чечне.

  С мая 1999 года – специальный корреспондент и обозреватель «Новой газеты». Анна Политковская неоднократно выезжала в районы боевых действий.

  За серию репортажей о военных действиях в Чечне, в январе 2000 года Анне Политковской была присуждена премия «Золотое перо России».

  В июне 2004 года Анна Степановна взяла интервью у Рамзана Кадырова, который тогда был первым заместителем председателя правительства Чечни.

  Рамзан Кадыров вёл себя с Анной Политковской очень грубо и угрожающе.

  Анну Степановну Политковскую застрелили 7-го октября, 2006 года, в возрасте 48 лет, в день рождения В. В. Путина, в лифте её дома в центре Москвы, на Лесной улице.

  Сотрудники милиции нашли рядом с телом пистолет Макарова с глушителем и четыре гильзы. Первые сведения указывали на заказное убийство, так как было произведено четыре выстрела, включая контрольный в голову.

  На излёте перестройки, в 1990-1991 годах, Леонид Школьник выпускал демократическую независимую газету «Взгляд», вышло 55-ть номеров, сверху запретили и типографии отказались её печатать.

  Политическая атмосфера в стране, в это время была нестабильная.

  В 1990 году в стране, на волне гласности, стал открытым и антисемитизм. Национально-патриотический фронт «Память», известный как общество «Память – русская ультраправая антисемитская монархическая организация, возникшая в Москве в 1980 году.

  Фашистское общество «Память» устраивало митинги с лозунгами  вроде «Евреи, убирайтесь вон!», рассылало по почте угрожающие письма, имело отделение в городах страны.

  Руководитель «Памяти», Дмитрий Васильев (1945-2003) –российский монархист, актёр, создатель и председатель центрального совета национально-патриотического фронта «Память», открыто называл себя русским фашистом.

  Это явление не поощрялось властями, но официальной борьбы с потенциальными погромщиками не велось.

  Есть старинное проклятие «чтоб ты жил в эпоху перемен!». Считается, что в Древнем Китае эта фраза была одним из страшных пожеланий врагу. Иногда её произносят так: « чтоб ты жил в интересное время!»

  В 1991 году.29 сентября, Леонид Школьник поехал с деловой поездкой в Израиль, и через несколько месяцев принял решение там остаться.

  Дальнейшая жизнь проходила так: С 1991 по 1999 год жил в Иерусалиме, с 1999 года по 2005 год США Нью-Джерси, с 2005 года по 21 июня 2019 года, до последних дней, в Иерусалиме.

  С 1991 по 1999 год – Леонид Школьник жил в Иерусалиме, вначале кончил ульпан – курсы по изучению иврита, где за 7-мь месяцев выучил язык по вечерам, а днём мыл  витрины супермаркетов, затем работал в Тель-Авиве редактором ежедневной газеты, на русском - «Новости недели» и её литературного приложения «Еврейский камертон».

  А в 1999 году ассоциацией Форвард был приглашён на работу в США, и до ноября 2004 года работал там главным редактором нью-йоркской газеты «Форвертс» на русском языке.

  После продажи газеты новому владельцу в марте 2005 года Леонид Школьник создал в США Интернет-газету «Мы здесь».

  Леониду Борисовичу доводилось читать лекции в Бар-Иланском университете, в университетах и исследовательских центрах Орегона и Калифорнии.

  Но затем снова вернулся, в 2005 году, в Иерусалим и являлся там владельцем и главным редактором независимого сетевого издания «Мы здесь» («Анахну кан») - иврит,
(США - Израиль).

  В Иерусалиме, Леонида Борисовича постигло большое горе, скоропостижно скончалась его любимая, вторая, жена Элла, оторвался тромб.

  За свою жизнь, Леонид Школьник многое успел: он переводил на русский язык стихи таких еврейских поэтов, как Бузи Миллер, Дору Хайкину, Любу Вассерман, Зиси Вейцмана, Эммануила Казакевича, Ицика Бронфмана, Хаима Бейдера, Мойше Шкляра.

Публиковался, живя в СССР, в журналах: «Дальний Восток», «Советиш Геймланд» -Москва, в коллективных сборниках.

  Леонид Борисович говорил, что, меня учила сама жизнь, и я вынес главный её урок – при любой погоде оставаться собой.

  Поэтому, помотавшись по земле, поработавший главным редактором газет в трёх странах, я в который раз признаюсь в любви моему Биробиджану, из моей памяти.

  Он по-прежнему живёт во мне – параллельно существующему, сегодняшнему – город моего детства, первых стихов, первых поцелуев.

  Биробиджан – моей мамы, так не дождавшейся меня из командировки в Охотск, Биробиджан – ушедших моих друзей, Биробиджан – той жизни, которая осталась лишь в моей памяти.

  Алла Акименко, ныне сотрудник научной библиотеки вспоминает, что Леонид Школьник, будучи в 1973 году заведующим отделом литературы и искусства в газете «Биробиджанская звезда», опубликовал её первое стихотворение. И тогда же, по почте пришло от него письмо:

     «Здравствуйте Алла!

 Поздравляю Вас с первой публикацией в газете! Мне, правда, пришлось кое-что исправить и сократить, но это беда небольшая. Со временем Вы сами почувствуете и силу, и слабость поэтического слова.

  Наша с Вами договорённость остаётся в силе, когда литобъединение будет собираться, я сообщу об этом.

Желаю успехов! Леонид Школьник 12 марта 1973 года».

  По приглашению Леонида Борисовича, я. действительно пришла на заседание литературного объединения и там познакомилась с литераторами города: Борисом Миллером, Романом Шойхетом, Валерием Панманом, Наумом Фридманом и другими.

  Переписка, прерванная 37 лет назад, у Леонида Школьника и Аллы Акименко, возобновилась уже в ХХI веке.

  Накануне юбилея Леонида Школьника,29 сентября, в 2010 году, к его 65-ти летию, Алла Акименко написала ему письмо в Израиль, следующего содержания:

  «Уважаемый Леонид Борисович!

  29 сентября с.г.Биробиджанская областная научная библиотека будет праздновать Ваше 65-летие.

  Те, кому Вы дали первые уроки стихосложения, кто работал с Вами в газетах «Биробиджанер штерн» и «Биробиджанская звезда», кто читал Ваши стихи и восхищался ими, придут к нам в этот день.

  Надеюсь, вы по-прежнему считаете, своим другом нашу библиотеку и пришлёте нам видеозапись, чтобы участники этого вечера увидели Вас и услышали».

  И вскоре получили ответ:

  «Алла, Вы написали: «Те, кому Вы дали первые уроки стихосложения…».
Разве я, Школьник, мог кого-то учить? Давать кому-то уроки? Не я, а меня всю жизнь кто-то чему-то учил.

  Меня учил Биробиджан поэзии своих улиц, мудрости своих стариков, водоворотом своей непростой судьбы. Меня учили друзья-поэты Люба Вассерман, Ицик Бронфман, Николай Капусто, Марат Ратнер, Витя Соломатов, Толя Кобенков, Оля Ермолаева, Марина Смирнова, Илюша Ревич, Витя Шальнов, Митя Фельдман.

  Меня учили коллеги-журналисты Яков Гуревич, Валерий Панман,Наум Корчминский, Фёдор Фетисов, Абрам Мордуович, Коля Сулема, Миша Шестопалов, Наум Фридман, Леонид Славский, Григорий Мицель.

  Меня учили лучшие в мире педагоги – Сарра Яковлевна Менис, Клавдия Иосифовна Бумагина, Рахиль Ионовна Мишковская. Иосию Самойлович Явец, Александр Маркович Шпильман, Фрида Яковлевна Лещинская.

  Меня учили библиотека имени Шолом-Алейхема с её читальным залом, а в ней – Борис Давидович Бергер. Юлия Александровна Каляпкина, которая, в нарушение всех инструкций, пускала меня в святая святых – в книгохранилище, к книжным полкам, где я просиживал часами, пытаясь объять необъятное.

  Поэтому спасибо городу, моей библиотеке, моим друзьям Толе Рабиновичу, Саше Драбкину, Тамаре Ильиной, Льву Звенигородскому, Эдику Букринскому Тане Косвинцевой. За память.

  Из вечного Иерусалима, от его древних стен и камней – спасибо. Помню Вас и люблю!»
Меня поражает, сколько имён и фамилий хранил в своей благодарной памяти, к своим землякам, близким и родным, Леонид Борисович.

  Подобные воспоминания хранят и другие биробиджанцы.

  Марина Смирнова, ныне актриса кукольного театра «Кудесник» и театра «Когелет», автор поэтического сборника «Ларец прекрасны муз», вспоминает что она, ещё десятилетней девочкой, принесла тетрадку своих первых стихов редактору Леониду Школьнику.

  Спустя время, Леонид Борисович, посвятил ей стихотворение, девочке с тетрадкой своих первых стихов в руках: Это стихотворение, посвящённое ей, Марина принесла в библиотеку на хранение:

«Кончились стишки и именины,
Улицы осенние тихи.
Маленькая девочка Марина
Мне приносит первые стихи.
И сгораю медленно, дотла,
Ты откуда, девочка, такая
Появилась, выросла, пришла?
Где, порою спутаны пути,
По каким бродила переулкам,
Чтобы так в поэзию войти?
За строкою строчку повторяю,
Улыбаюсь, думаю, курю,
Ничего о девочке не знаю,
Но иду за ней по сентябрю.
А за нами – листья золотые,
Да вовсю горланит вороньё,
В руки равнодушные, чужие
Не отдам тетрадочку её.

13-14 сентября 1985 года.

  О встречах с Леонидом Борисовичем по работе, о впечатлениях, хранят многие люди, с кем сталкивала их с ним судьба.

  Надежда Петровна Желудкова, бывшая зав. кафедрой Биробиджанского областного колледжа культуры, вспоминает с теплотой одну историю, связанную с Леонидом Школьником.

  В конце восьмидесятых они вместе в составе правительственной делегации Биробиджана побывали в Соединённых Штатах, в городе-побратиме Бивертон.

  Часто он испарялся на некоторое время, и все его искали, а потом Леонид появлялся вместе со своими друзьями. Однажды произошла такая комическая ситуация.

  По прибытию в Нью-Йорк делегации не сразу обменяли русские рубли на доллары, и в данный момент у организаторов поездки долларов не было в наличии.

  Все уже проголодались, а на рубли там ничего не возможно купить. И Надежда с Леонидом провернули операцию. С собой из России они прихватили несколько баночек икры.

  Вспомнив об этом, отправились в супермаркет с намерением совершить бартер. Благодаря Лёниному знанию английского языка, выучил он его дома самостоятельно, они предложили икру директору супермаркета.

  Когда он попробовал, был в восторге, а потом спросил: «А ещё у вас есть?» Они достали ещё несколько баночек и вернулись к своим друзьям с огромными пакетами еды. Им дали столько всякой всячины, сколько вместилось в руки, и ещё долларов…

  Кстати, Леонид Школьник и Анатолий Сурнин, ректор Биробиджанского пединститута, в совершенстве знали английский, и, благодаря им, биробиджанская делегация, обходилась без американского переводчика.

  В воспоминаниях друзей о дружбе с Леонидом Борисовичем, встречаются одинаковые моменты. Звонил телефон, и в трубке раздавался слегка хрипловатый голос Школьника:

«Лехаим!».

«Лехаим!», - многие знают, с еврейского - тост при выпивке: «За жизнь!». А в развёрнутом варианте – «Чтоб мы так жили!»

  Леонид Школьник сводил с ума филологинь. Хотя красавчиком его не назовёшь, некоторые считали его похожим на Юрия Визбора, и на Мюллера, из  телефильма «Семнадцати мгновений весны», в исполнении Леонида Броневого.

  И даже на Иосифа Бродского. Только Школьник, читая стихи, никогда не завывал. Неторопливый и негромкий, голубые глаза навыкате. Крупная лысина с могущего лба. Он мог часами наизусть читать стихи Евтушенко и Левитанского. Свои – тоже.

  Леонид Борисович любил фотографироваться на крыльце магазинов, которые назывались «Школьник». И даже написал по этому поводу стихотворение, где были такие строки: «Каждый день у магазина «Школьник», как король разгуливаю я»:

       ***

«Мании величия невольник,
сам себе хозяин и судья,
каждый день у магазина «Школьник»,
как король, разгуливаю я.
Надо же такому приключиться –
собственный почти что магазин!
Рты разинув, стали продавщицы
Очень уж похожи на разинь.
Смотрят на меня, как на Кобзона,
Или  даже, как на Роднину.
А быть может, думают резонно:
Вдруг возьму и деньги отниму?
Выручки дневной или недельной
Не возьму, да дело и не в ней.
Школьник я. И мне нужны не деньги –
Только уважение людей…

Книга «Лэхаим»-1992 год.

  Сам, Леонид Борисович до конца жизни, кем бы ни работал, оставался поэтом. Страну он покинул на пике, если можно так сказать применительно Леонида Школьника, известности и карьеры.

  Работал собственным корреспондентом АПН по Дальнему Востоку, сподвижник Дмитрия Сахарова, вот-вот, поговаривали, должен стать главным редактором единственного в стране литературного журнала на еврейском языке «Советиш Геймланд».

Когда друг по Хабаровску Александр Чернявский, был в гостях у Леонида Школьника, в Нью-Джерси 2004 году, и задал ему вопрос:

  «В Россию, в Биробиджан не тянет?»

  Леонид Борисович ответил: «Я уехал в сентябре 1991 года, в день рождения, стоял на вокзале Биробиджана и никаких помыслов остаться в Израиле не было, до этого я был там два раза , с деловыми, общественными поездками, ни брал с собой, ни паспорта российского, ни свидетельства о рождении, ни архива.

  Через несколько месяцев понял – возвращаться не смогу.

  Уехал из ещё не распавшегося Советского Союза, и страны по имени Россия не знаю. Тянет не к стране – к живущим в ней друзьям.

  Они у меня, к счастью, ещё есть – в Биробиджане, Хабаровске, Самаре, Москве. Знаю, что после отъезда в Израиль меня обвинили во всех смертных грехах. Ни на кого обиды не держу – много воды с тех пор утекло.

  Скажу лишь одно: никогда и нигде не обмолвился плохим словом о земле, на которой вырос и стал нормальным человеком. Но приехать не хочу.

  Боюсь увидеть чужие лица в городе, где для меня таких сроду не было, где я знал, всех и все знали меня.

  Хотел бы побывать на биродбиджанском кладбище – там могилы мамы и дочери Люды (умерла, учась ещё в начальной школе) прим., друзей и учителей – Бориса Миллера, Ицика Бронфмана, Наума Фридмана. Юлии Каляпкиной, Якова Гуревича, Наума Корчминского, Сарры Менис, Моисея Бенгельсдорфа, Романа Шойхета.

  Увы, того моего Биробиджана – со всеми ушедшими. Со стариками, читавшими в скверике «Биробиджанер штерн», с поэтическими диспутами в читальном зале областной библиотеки, с ночными гуляниями в городском парке – давно нет.

  А нынешний Биробиджан – совсем, как мне кажется, другой город, с другим характером, другими проблемами. И озабочен он совсем другим – ему давно не до меня…

  Старший сын Денис остался в Биробиджане, сын Евгений, служит в израильской армии, оба рождены от первой жены  в Биробиджане.

  От второй жены Эллы, медсестры, с которой познакомился в больнице в Иерусалиме и влюбился, когда лежал с первым инфарктом, уже два сына  Йонатан и Даниэль. Йонатан получил в Иерусалиме, при рождении, красочное, именное свидетельство о рождении в Святом городе.

  Йонатан закончил здесь в Америке третий класс. Мы приехали в декабре 1999года, посреди учебного года, и ему пришлось с иврита сразу переходить на английский. На мой взгляд, он с этим неплохо справился. Да ещё параллельно изучает в школе французский.

  А Даниэль пока смотрит мультики, играет с соседскими детьми и уже научился ругаться по-английски.

  Элла, жена обеспечивает «тыл» - занимается сыновьями, это с её характером слегка взбалмошным и крикливым по-еврейски – ничуть не легче моей работы, варит, стирает, убирает, ухаживает за домом. Всё-таки три этажа и выгуливает щенка Дипси, которого мы подарили Йонатану на день рождения.

  В конце дружеского разговора, Александр Чернявский, друг и журналист из Хабаровска, сказал Леониду Борисовичу:

  «Твоё место – в Книге Гиннесса: был редактором газет в трёх странах – в России, Израиле и США. Подобное в эмигрантской жизни вряд ли было до тебя».

  Когда в 1991 году Леонид Школьник навсегда покинул Биробиджан, многие осудили его. Леонид Школьник стал персоной нон-грата.

  О нём замолчали, его имя не упоминали в прессе, его стихи не включались в литературные сборники. Некоторые из осуждавших Леонида Школьника, уверенные в собственной непогрешимости, уже давно живут семьями в Германии, США, Израиле.

  Перед отъездом, когда идеи перестройка захлёбывались, Леонид Борисович посвятил  своему другу, поэту Зиси Вейцману стихотворение:

«Мне нечего терять. Лишь душу и судьбу.
Мне нечего терять. Все короли раздеты.
Когда бы ни любовь, я б вылетел в трубу,
- несбывшийся герой несбывшийся газеты.
Но жалости не жду и гимнов не пишу.
Брожу среди людей и, вглядываясь в лица,
Стараюсь их понять, дыханьем их дышу –
Покуда эта жизнь немыслимая длится.
Я знаю боль беды, со смертью обручён,
И доченька моя всё сниться стала.
Мне нечего терять. Лишь горький миллион
Сограждан дорогих из пепла и металла.

  Из Иерусалима Леонид Школьник прислал стихи, на своё 65-летие.

Одно из них посвящено его другу. Хабаровскому поэту и журналисту Александру Чернявскому:

       ***

Жизнь начинается по кругу.
Словно с небес приказали: «Дыши!»
Сашке Чернявскому, древнему другу,
Письма пишу из нью-йоркской глуши.
Что рассказать ему, чем похвалиться?
Что накопил за четырнадцать лет?
Встречи, болячки, прощания, лица.
Только вот друга поблизости нет.
Слышишь, Григорьич,
так, как когда-то курили с тобой,
Всяко бывало. Без слов говорили
Болью делились, вином и судьбой.
Да, изменились со временем оба.
Да, от Амура неблизок Гудзон,
Только хочу, чтоб не крышкою гроба
Был разговор на двоих разделён.
Вот ты приедешь – устроим фиесту,
Будем и пить, и, как водиться петь.
Знаешь, всему своё время и место.
Ты постарайся, Григорьич, успеть.

2004-2009 год.

Среди присланных Леонидом Борисовичем стихотворений есть такое:

«Кончилось время захвата Бастилии,
Время отказа от жанра и стилей,
Время прикрас и затасканных фраз –
Кончилось.
Или – прикончило нас?
Те, что вчера ещё были друзьями,
Ныне копают прощальные ямы.
Так и живём – среди звонких речей,
Чуя дымок поминальных свечей.
Так почему же я снова и снова
Мучаюсь в поисках древнего слова,
В городе близких и мудрых людей,
На перекрёстке ярчайших идей?

Иерусалим, март 2009 год.

  Не очень организованный, не настойчивый в личных делах, Леонид Борисович не смог пробиться в «большое» книгоиздание. Первая его книжечка называлась «Доброта»-1967 год, в ней всего двенадцать стихотворений.

  В одном из них под названием «Художник» - он писал:

  «Художник выйдите на площадь и нарисуйте для меня не механическую лошадь – большого, сильного коня… Я на него стрелой взлечу и крикну яростное слово, и в дали дальние помчу…».

  В 1992 году, в городе Самаре, издательством газеты «Тарбут» («Культура»), вышла небольшая книжечка стихов, 75 страниц,, где 23 стихотворения Леонида Школьника и 16 стихотворений его друга Зиси Вейцмана, в переводе Леонида Школьника.

  У меня эта книжечка есть, я выписывал в 1992 году газету «Тарбут» и мне её прислали с газетой. Книжечка называется «Лэхаим!», на обложке вверху, карандашный набросок с картины Марка Шагала «Над городом», где художник, обняв жену Беллу, летят над городом.

  Внизу обложки, карандашный набросок с картины Марка Шагала «Зелёный скрипач», где бородатый мужчина, в картузе, с высокой тульей, играет на скрипке.

  За всю свою творческую жизнь Леонид Борисович, со своим стихами попал в две книги «Доброта»-1967 год – 12 стихотворений, и «Лэхаим!»-1992 год – 23 стихотворения, общее количество стихов получается 35-ть.

  Надо понимать, что работа редактора требует полной отдачи и времени на своё стихосложение не остаётся, практически.

  Много стихов, попало при жизни Леонида Школьника, в поэтические альманахи, на страницы газет и журналов и считай, до читателя уже не смогут дойти, но, то, что мы знаем и читаем, доставляет большое поэтическое наслаждение, вне сомнения, и говорит о высоком потенциале творческого дара.

  Леонид Борисович Школьник скончался 21 июня 2019 года, на 74-от году жизни. Его хоронили в тот же день. Законы Торы предписывают хоронить усопших как можно быстрее и на могилу, вместо цветов, как знак вечности, класть, принесённые, камешки.

  Тело усопшего должно лежать на полу, полностью покрытое простынёй. У изголовья зажигают свечи. Запрещено выставлять умершего на всеобщее обозрение, так как это считается оскорбительным для покойного. Запрещается целовать умершего и просить его взять с собой.

  Говоря о вечности души, иудаизм утверждает, что душа человека бессмертна, и видит в смерти не более чем переход от жизни в материальном мире к жизни в мире духовном.

  И хотя иудаизм относится к человеческой жизни как к величайшей ценности, еврейская традиция считает естественную смерть неизбежной реальностью и как величайшую трагедию рассматривает лишь преждевременный уход из жизни.

  И как бы ни велика была наша скорбь, когда свой земной путь завершает человек, живший праведной жизнью и творивший добро, мы знаем, что его душа продолжит жить в ином мире, мире абсолютного добра.

  Если возьмём «Энциклопедический словарь Еврейской автономной области» и откроем его на соответствующей странице, на букву «Ш», то прочитает там буквально две строчки:

  Леонид Школьник – депутат Верховного Совета, журналист».

 К слову сказать, о «шницеле по - биробиджански» там написано гораздо больше.

  Хочу верить, что стихотворения и доброе имя поэта Леонида Борисовича Школьника, останутся в душе благодарных читателей, познакомившихся с его поэтическим наследием.

Из поэтического наследия Леонида Школьника.

       «Тепло»

Я понял –
Существует чудо!
Ведь утром,
Удивив семью,
Я чудом заманил пичугу
Погреться в комнату мою.
Ей странен был порядок в доме,
В её глазах жила печаль.
Но я кормил её с ладони
И улыбался… и молчал…
Нет, я не фокусник столицы,
Меня иное привлекло:
Я просто дал озябшей птице
Необходимое тепло.

     «Продавали цветы на Таганке»

Продавали цветы на Таганке,
на морозе хрустел целлофан,
а в сторонке чудо-цыганку
иностранный студент целовал.
Он из Кении был или с Кубы,
а она ниоткуда была.
Подставляла горячие губы,
как волшебный напиток пила.
Было в них что-то чистое очень,
как над речкой утрами туман.
И не верилось в то, что непрочен
этот в марте возникший роман.
И старуха – цветов продавщица,
оборвав «Продаём! Продаём!»,
загляделась на юные лица
и вздохнула о чём-то своём.
Отодвинув букеты живые,
сев на краешек мёрзлой скамьи,
загрустила, считая впервые
не рубли, а потери свои.
Видно, всякого в жизни хватало,
и забыть про такое нельзя.
А цыганка, целуясь, сказала:
- Что, старуха, таращишь, глаза?..

Книга «Лэхаим!»-1992 год.

     ***

- Здравствуйте! – мне девочка сказала.
- Здравствуйте! – и рядышком пошла.
Лёгкая, как прутик краснотала.
Маленькое солнышко села.
И вокруг светлей, как будто стало.
А всего-то «Здравствуйте!» - сказала.
Помню, это слово не забыл.

    «Мне в этой жизни повезло»

Мне в этой жизни, считай, повезло:
с полем, и с лесом, и с целой страною.
Горе и радость, удача и зло
не обходили меня стороною.

Впрочем, и сам не пытался я жить
набело, начисто, без потрясений,
без – на свиданье к любимой спешить,
без – поклониться калине осенней,
без – задохнуться от дыма костра,
без - говори мне, что очень любила…

Мне повезло – я не жил на «ура».
В жизни, как водится, всякое было.

Но из любых передряг выходя,
я благодарен земле, на которой
даже негромкая песня дождя
в трудные дни становилась опорой.
 

     «Пора»

Приходит пора не авансов – расплат,
И хочется в осень, в пустующий сад.
Когда-то, в неслышно ушедшем году,
Теряли мы головы в этом саду.
Теряли под скрип оголённых ветвей,
Встречаясь – две тени! –
С любовью своей.

И что же в итоге? Пришёл листопад,
Когда уже незачем ныть и юлить –
Лишь тем, кто ты есть,
Полагается быть.

А кто же ты есть?
Ох, не сладок расклад
В холодное время осенних расплат.

Удачно сложилась судьба?
Пустяки!
Не вырастил дочку.
Забросил стихи.
Но всё-таки осень, и листья летят,
Как будто в тепле отогреться хотят.

Я каждую осень иду поутру
Туда, где деревья дрожат на ветру,
Где гасит озябшая за ночь Бира
Последние лёгкие искры костра…

И там, над рекой,
На холодной скамье
Рождается тихое слово во мне –
О судьбах друзей, о любимой своей,
О листьях,
неслышно летящих с ветвей…

     ***

Ну что же вы, что же вы, братцы,
Какая тут, к чёрту игра?!
Мне надо в себе разобраться,
В себе разобраться пора.
Не суетность мысли и слова,
Мне надо на этой земле,
Как землю, нащупать основу
И лето приблизить к зиме.
Приблизить не фразой речистой,
А чтобы в июньской пыли
Запомнить, как чисто-пречисто
Снега тополиные шли.
Запомнить любое движенье
Всё то, что судьба мне дала,
И видеть во всём продолженье
Великого в людях тепла.

     «Иерусалим»

Ниточка красная на запястье –
иерусалимский след.
Выпала карта – горькое счастье
на перегоне лет.
Белому городу падаю в ноги,
Плачу – щекой к Стене.
Может, и к Риму чьи-то дороги,
Но эта – моя – ко мне.
Вот и спешу домой отовсюду,
всё, торопясь успеть
выдохнуть «Здравствуй!»
белому граду,
с близкими посидеть.
Здесь небеса и выше, и ближе,
Камни теплы от рук.
Даже дворняга ладонь мне лижет –
мой молчаливый друг.
Выйду у мельницы Монтефиори,+
В Старый город пойду.
Нет за душой ни беды, ни хвори, -
Вся как есть на виду…

  + Мельница Монтефиори – легендарная мельница, символ независимости Израиля.

  Мельница была построена британским евреем и филантропом, шерифом Лондона, Мозесом Монтефиори (1784-1884), в то время, когда здесь правили Османская империя.

Мозес Монтефиори выкупил у властей участок земли под мельницу и площадь, перед ней.

  Строительство башни с четырьмя лопастями завершилось в 1857 году, и люди, переезжавшие в этот район, могли заниматься развитием новой промышленной отрасли.
К сожалению, невзирая на благие намерения проектировщика, ветер здесь не был достаточно сильным, чтобы обеспечить работу мельницы, мельница проработала 18 лет.

  Рядом в Немецком квартале, 1876 год, была построена паровая мельница, не зависимая от погоды.

   В период Войны за независимость Израиля мельницу Монтефиори, 1948 год, евреи стали использовать в качестве наблюдательного поста. Высота её 15 метров, толщина стен, из иерусалимского камня метр.

  Именно тогда, во время боевой акции под названием «Операция Дон Кихот», силы британской армии взорвали верхушку башни.

  С тех пор и до 2012 года повреждённая постройка пустовала, но в рамках празднования 60-й годовщины создания государства Израиль, ветряная мельница была полностью восстановлена.

  Сегодня мельница Монтефиори остаётся памятником, создания современного Израиля. На её территории расположен музей, посвященный жизни Мозеса Монтефиори. Лопасти мельницы вращаются пять дней в неделю.

       «На улице»

Выдохся. Замер. В подполье ушёл.
В центре земли. В этом городе вечном.
В пёстрой толпе, в балагане беспечном
что потерял и чего не нашёл?

Дива ЦАХАЛа*, глаза - обалдеть!
Этот огонь погасить невозможно.
Старый кобель, замирает тревожно
в глупой попытке вослед не глядеть.

Всё. Улетела. Огонь унесла.
Кончилась музыка первого шока.
В пёстрой толпе я курю одиноко
В глупой попытке наладить дела…

Иерусалим, 1992 год. *Цахал – Армия обороны Израиля.
Книга «Лэхаим!»-1992 год.

     «Я иду за собой»

Я иду за собой
По исхоженным тропам,
По паркам, где мальчиком маленьким топал,
По коридорам школьным и классам,
По котельным и теплотрассам.

Я иду за собой
Солдат стройбатовской роты,
В рядах демонстрантов на любительском фото,
По улицам старым и новым,
По разливом украинской мовы.

Я иду за собой
По полям свекловичным,
По хозяйствам – коллективным и личным,
По лугам, где пасутся коровы,
По цветущим садам Приднестровья.

Я иду за собой
По Армянскому рынку
И несу свет годов в плетёной корзине.
Этот свет горит негасимо.
И шепчу как молитву: «Спасибо…»

     «Поэты»

Мойше Тейф, Шике Дриз, Лейб Квитко –
дотянуться до вас нелегко,
потому что по высшему счёту
оплатили вы жизнь и работу.

Ну, а мы суетимся порой,
всяк из нас – невеликий герой:
мы протёртой питаемся кашей –
лезем в небо по лесенке вашей…

1985 год. Книга «Лэхаим!»-1992 год.

       ***

                Памяти зампотеха танковой роты
                Исаака Бронфмана, поэта.

За здравие споём. К чему – за упокой?
За то, что жил, как жил, -
                спасибо зампотеху.
Он мудрый был еврей, и щедрый и простой,
и всем любил дарить  веселье и потеху.
По веку скоростей бродил он –
                не летел.
Войною он сражён. Друзьями
                почитаем.
И в свой последний миг он
                выдохнуть успел:
- Давайте про любовь на память
                почитаем!..
Он до сих пор со мной – солдат
                и человек,
которого война ломала –
                не сломала,
весёлый человек, которому вовек
и ласки, и любви – увы! –
                недоставало.
Давно его стихи на память знаю я,
я знаю суть и горечи его, и смеха.
Среди весенних лиц,
средь ваших лиц, друзья,
мне так недостаёт
                улыбки зампотеха!
В потёртом пиджаке,
куривший всё подряд, -
он в памяти моей живёт, не умирая.
… Уходит не спеша собрат мой и солдат,
и по его следам летит листва сырая.

Книга «Лэхаим!»-1992 год.

       ***

              Сыновьям Денису и Женьке.

«Я хотел бы своим пацанам передать эстафету,
Символический знак нашей общей беды и обид.
Не хронический символ побед
                и не фантик-конфету –
знак беды, знак войны,
на которой я не был убит.
Я  этой войне воевал непростительно плохо,
И не то что награды – сочувствия не заслужил,
потому что во мне - это так -
                обманулась эпоха,
потому что, как мышь, я в подвале молчания жил.
Ну да что там эпоха! – во мне
                мой отец обманулся,
мой отец, не вернувшийся с той мировой.
Обманулись во мне
                все, кто в тридцать больном не вернулся,
все, кто стали деревьями, пылью, травой.
Я хотел бы своим пацанам передать эстафету,
я хотел бы… Да нечего мне передать,
кроме бед и обид, кроме счастья, которого нету,
кроме веры, что можно его отыскать…»

Биробиджан.18.05.1988. Книга «Лэхаим!»-1992 год.

     «Единственные люди»

…А потом придёт зима, и на льду блеснут конёчки,
белый шарфик твой увижу среди тысячи других,
забреду в твои хоромы, сяду тихо в уголочке,
среди гомона и трёпа близких, умных, дорогих.
Дорогие человеки, ешьте ваши чебуреки,
насыщайтесь пирожками, зильбершмоками в желе,
ну, а мне сегодня грустно в этом доме, в этом веке,
на заснеженной, горластой, окровавленной земле.
В слове СНЕГ – четыре буквы. Он скрипит под сапогами.
В слове ЖИЗНЬ… Она порою била весело под дых:
На ветру глаза слезились возле памятника маме,
Да ещё горели щёки от свиданий проходных,
Да ещё удачи были, да стихи на свете этом
Есть ещё, живут, тревожат, да ещё любовь жива,
Да ещё друзья-бродяги между осенью и летом
Не дают ни днём, ни ночью разбазаривать слова.
Я не знаю, что со мною, и не знаю, кто со мною,
Я смеюсь в домах случайных, даже если не смешно.
А душа-то, братцы, мёрзнет, как совсем одно зимою,
На один громадный город освещённое окно.
…Но когда придёт зима, и на льду блеснут конёчки,
И когда твой белый шарфик промелькнёт среди других,
Я приду в твои хоромы, сяду тихо в уголочке,
понимая всех на свете, - даже самых дорогих.
Я пойму, что в этом мире, в этом доме, в этом веке,
На заснеженной, горластой, окровавленной земле,
Есть единственные люди, и они – мои навеки,
И они, когда подохну, посудачат обо мне.

Биробиджан.1985 год. Книга «Лэхаим!»-1992 год.

     «Хатынь»**

Мы находим время для пустых обид,
На разборки и тупую ерунду,
И никто сегодня скорбью не почтит
День Хатыни, оказавшейся в аду!

Чуешь ли печальный звон колоколов?
Слышишь эхо тех жестоких, страшных дат?
Они лучше и отчётливее слов
От погибших весть живущим говорят…

15 января 1989 года.

     «Свидание старых друзей»

Всё горче свидания старых друзей.
Всё реже хождения в гости.
Горстями, как вёдрами – холод вестей.
И, знаешь, полнёхоньки горсти.
И кто же повинен в такой кутерьме,
В такой полновесной печали?
Мы сами. Мы стали себе на уме,
Судьбу наперёд просчитали.
…А было – сидели до гаснущих звёзд,
Душа и глаза нараспашку.
- Кого это леший к порогу принёс?
- Да Юрку!
- А, может быть Сашку?
…Счастливое время недавних годов,-
Оно свой вальсок отыграло.
И каждый сегодня поклясться готов,
что музыки было немало.
Неужто вальсок отзвучал навсегда?
Неужто душа отгорела?

На кухне
 из крана
по капле
вода, -
обычное, в общем-то, дело.
По капле – и годы, и даты, и дни.
По капле.
По капле.
По капле.
И мы, как на сцене, на кухне одни -
- в последнем, быть может, спектакле.

Хабаровск 1987. Книга «Лэхаим!»-1992 год.

N.B.

  Вверху повествования о поэте Леониде Школьнике, фотография его встречи с избирателями.

  ЕАО, г. Биробиджан, 15 февраля 1989 года. Кандидат в народные депутаты СССР от Еврейской автономной области, выдвинутый заводом «Дальсельмаш», заведующий сектором печати областного комитета КПСС Л.Б.Школьник во время встречи с избирателями.

Примечание:

  *Ближайший друг Леонида Школьника – Зиси Вейцман, еврейский поэт и журналист, (30.11. г. Бельцы, Молдавская ССР – 12.11. г. Беэр-Шева, Израиль). Писал на идиш. Член Союза писателей СССР и Союза писателей России.

  Родился в семье участника Великой Отечественной войны Давида Зисовича Вейцмана и Суры Буроховны.

  После окончания срочной службы в 1968 году поступил в Пушкинское высшее военно-строительное училище.

  Служил офицером в железнодорожных войсках Советской Армии в Дальневосточном военном округе, под городом Свободный Амурской области, на строительстве Байкало-Амурской магистрали, заместителем по тылу в стройотряде.

  В 1986 году в чине майора переведён в Самару, где прослужил ещё до 1991 года. В Самаре стал активистом еврейского общества «Тарбут-лаам» («Культура-народу») и стал одним из основателей газеты «Тарбут».

  Был заместителем главного редактора газеты Александра Брода, возглавлял еврейскую редакцию «Радио-7».

  Зиси Вейцман – единственный в Поволжье поэт, писавший на языке идиш.

  Публиковался с двадцатилетнего возраста, главным образом в московском журнале «Советиш Геймланд» («Советская Родина») с 1971 года, и газете (Биробиджанер штерн») («Биробиджанская звезда») с 1966 года.

  Стихи Зиси Вейцмана, в переводах на русский язык, выполненных Леонидом Школьником, вышли отдельной книгой в Самаре в 1992 году, под названием «Лэхаим!».

  С конца 2006 года проживал в Беэр-Шеве – Израиль, печатался в независимых сетевых изданиях. Скончался, поэт Зиси Вейцман, после долгой, тяжёлой болезни 12 ноября 2020 года.

  Вот замечательное стихотворение Зиси Вейцмана, в переводе его друга - Леонида Школьника:

        «Письма в Биробиджан»
                Л.Школьнику.

Ночь. Все люди спят, довольны.
Ночь на БАМе так темна…
Почему же, Лёня Школьник,
Мне сегодня не до сна?
Вот сижу, курю я «Астру»
(«Астра» в дефиците нынче).
Вот не спится мне – и баста!
Чем же я сегодня взвинчен?
Льётся музыка в эфире
Нашей станции «Маяк».
Может, в этом странном мире
Что-то уж давно не так?
Может в нашей поднебесной,
Где смешались жизнь и смерть,
Есть чудесной силы песня,
Что не в силу нам и спеть?
Мы не стары – будет песня,
Мы ещё оставим след.
Ты – ровесник, я – ровесник
Той победы на земле.
Ведь не всех хороших женщин
Отлюбили мы пока,
Подлецам (к чертям все жесты)
Не намяли мы бока
И не всё ещё допили
Золотистое вино.
Главное – чтоб мы так жили
Столько, сколько нам дано.
Чтобы знали наши дети,
Где есть правда, а где – ложь.
Хорошо, что ты на свете,
Друг мой, рядышком живёшь.
Друг, что близок мне и дорог,
Что самой судьбой мне дан,
Хорошо, что славный город
Есть такой – Биробиджан…

Амурская область, 5.12.1982. Книга «Лэхаим!» -1992 год.

  ** Стихотворение «Хатынь».

  Хатынь, всемирно известный памятник человеческой трагедии: то, что сделали там фашисты в марте 1943 года – согнали в сарай 149 мирных людей, половина их которых, 75 человек были дети , моложе 16-ти лет, и сожгли, знают в Белоруссии все.

  Но многие годы никто никогда не позволял себе сказать вслух, из кого был сформирован 118-й специальный полицейский батальон.

  Думаю, когда на киевском майдане главным идеологом и вдохновителем становится Бандера, когда националистические лозунги ОУН – УПА начинают звучать с новой силой, надо и нам помнить, на что способны люди, исповедующие фашистскую идеологию.
До весны 1986 года, большинство жителей Советского Союза считали, что Хатынь уничтожили немцы-каратели специального батальона СС.

  Но в 1986 году появилась скупая информация, что военный трибунал в Минске судил бывшего полицая, некоего взводного Василия Мелешко. Вот как о нём рассказывает белорусский журналист Василий Зданюк:

  «В то время подобных дел рассматривали десятки. И вдруг немногочисленных журналистов, среди которых был и автор этих строк, попросили за дверь. Процесс объявили закрытым.

  И всё же кое-что просочилось. Поползли слухи – на полицая «повесили» «Хатынь». Командир полицейского взвода Василий Мелешко – один из её палачей.

  А вскоре новое известие из-за плотно закрытых дверей трибунала: разыскали несколько бывших карателей. В том числе некоего Григория Васюру, душегуба из душегубов…».
Как только стало известно, что в Хатыне зверствовали украинские полицаи, дверь в зал суда плотно закрыли, журналистов удалили.

  Первые секретари ЦК КП Украины  и ЦК Белоруссии Владимир Щербицкий и Николай Слюньков специально обратились в Центральный комитет партии Советского Союза с просьбой не разглашать информацию об участии украинских полицаев и бывших советских военнослужащих  в зверском убийстве мирных жителей в белорусской деревне.
К просьбе тогда отнеслись с «пониманием».

  Но правда о том, что Хатынь уничтожили украинские националисты, перешедшие служить в 118-й специальный полицейский батальон, уже стала гласной.

  Факты и подробности трагедии оказывались невероятными.

Март 1943-го. Хроника трагедии.

  Утром 22 марта 1943 года на пересечении дорог Плещеница-Логойск – Козыри -Хатынь партизаны отряда «Мститель» обстреляли легковую машину, в которой ехал командир одной из рот 118-го батальона охранной полиции гауптман Ганс Вельке.

  Любимец Гитлера, чемпион Олимпийских игр 1936 года, по толканию ядра. Вместе с ним были убиты двое полицейских украинцев. Устроившие засаду партизаны отступили.

  Полицаи вызвали на подмогу спецбатальон.

  Пока каратели ехали из Логойска, они арестовали и расстреляли группа местных жителей-женщин,26-ть человек, которые работали на лесозаготовке, в лесу, из деревни Козыри.

  Им донесли, каратели, попавшие под обстрел, что они спросили у них, видели ли они партизан, они ответили, что нет. А проехав 300 метров, попали под обстрел, и женщин заподозрили в укрывательстве партизан.

  К вечеру 22 марта каратели по следам партизан вышли к деревушке Хатынь, которую сожгли вместе со всеми её жителями и  домами, имеющимися в маленькой деревне.

  Одним из тех, кто командовал расправой над мирным населением, был бывший старший лейтенант Красной Армии, попавший в плен и перешедший на службу к немцам. К тому времени – начальник штаба 118-го украинского полицейского батальона Григорий Васюра, которого судили в Минске, после поимки, на закрытом процессе трибунала, весной 1986 года.

  Из показаний полицейского Остапа Кнапа:

  «После того как мы окружили деревню Хатынь, по цепочке пришло распоряжение выводить из домов людей и конвоировать их на окраину села к сараю.

  Всех жителей, включая стариков и детей, полицейские затолкали в сарай, обложили его соломой. Перед запёртыми воротами установили станковый пулемёт.

  Подожгли крышу сарая. Через несколько минут под напором людей ворота рухнули, они стали выбегать из сарая. Прозвучала команда: «Огонь!» Стреляли все, кто был в оцеплении. Стрелял по сараю и я. Я хорошо видел, как из огня выбежал мальчик лет шести, одежда на нём пылала.

  Он сделал всего несколько шагов и упал, сражённый пулей. Помню, из Хатыни в батальон привели 15-ть коров».

  118-ый полицейский батальон.

  Этот батальон был сформирован в Киеве преимущественно из украинских националистов, жителей западных областей, которые согласились сотрудничать с оккупантами, прошли спецподготовку в различных школах на территории Германии, надели нацистскую форму и приняли присягу на верность Гитлеру.

  В Киеве батальон «прославился» тем, что с особой жестокостью уничтожал евреев в Бабьем Яру. Кровавая работа стала лучшей характеристикой для отправки карателей в декабре 1942 года в Белоруссию.

  Во главе батальона стоял «шеф» - немецкий офицер, курировавший деятельность своих подопечных, а фактически всеми делами заправлял Григорий Васюра и пользовался безграничным доверием в проведении карательных операций.

  14-ть томов отразили множество конкретных фактов кровавой деятельности карателя Васюры. Во время суда было установлено, что лично им были уничтожены более 360 женщин, стариков, детей.

  Решением военного трибунала Белорусского военного округа его признали виновным и приговорили к расстрелу.

  Зверства в Хатыни были не единственными в послужном списке батальона, сформированного из украинских националистов, ненавидящих советскую власть.

  За эти «заслуги» гитлеровцы присвоили Васюре звание лейтенанта и наградили двумя медалями. После Белоруссии Васюра продолжал служить в 76-м пехотном полку, который был разбит уже на территории Франции.

  По окончанию войны Васюре в фильтрационном лагере удалось замести следы. Только в 1952 году за сотрудничество с оккупантами трибунал Киевского военного округа приговорил его к 25 годам лишения свободы.

  В то время о его карательной деятельности ничего не было известно. 17 сентября 1955 года, с подачи Н.С.Хрущёва, Президиум Верховного Совета СССР принял Указ «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941-1945», и Григорий Никитович Васюра вышел на свободу.

  Вернулся к себе в Черкасскую область. Когда сотрудники КГБ нашли его и снова арестовали, он уже работал зам. директора одного из совхозов на Киевщине. В апреле 1984 года был даже награждён медалью «Ветеран труда».

  Каждый год его поздравляли пионеры с 9 Мая. Он очень любил выступать перед школьниками в образе настоящего ветерана войны, фронтовика-связиста и даже именовался почётным курсантом Киевского высшего инженерного дважды Краснознамённого училища связи имени М.И.Калинина – того, что окончил до войны.

  Из взрослых жителей деревни выжил лишь 56-летний деревенский кузнец Иосиф Каминский (1887-1973). Обгоревший и раненный, он пришёл в сознание лишь поздно ночью, когда карательные отряды покинули деревню.

  Ему пришлось пережить ещё один тяжёлый удар: среди трупов односельчан, он нашёл своего сына Адама. Мальчик был смертельно ранен в живот, получил сильные ожоги.

  Он скончался на руках у отца. Иосиф Каминский с сыном Адамом послужили прототипами знаменитого памятника в мемориальном комплексе, под Минском.

  В мемориале «Хатынь», открытого 5-го июля 1969 года, где только обожжённые трубы с метрономами на месте бывших домов, стоит памятник: единственный выживший кузнец Иосиф Каминский с мёртвым сыном на руках…

  За три года оккупации жертвами нацистской политики геноцида и « выжженной земли» в Белоруссии стали 2 230 000 человек, то есть каждый четвёртый житель.

  В результате карательных операций было уничтожено 628 населённых пунктов. Из них 186 так и не были восстановлены, так как были убиты все их жители.

  Уничтожение деревни легло в основу романа белорусского писателя Алеся Адамовича «Хатынская повесть». Книга в свою очередь, послужила сценарной основой для советского фильма, двухсерийной военной драмы «Иди и смотри», режиссёра Элема Климова, за 1985 год.

  Вышедший в прокат в 1985 году, к сорокалетию Победы в Великой Отечественной войне, фильм был отмечен главным призом на ХIХ Московском международном кинофестивале и занял шестое место в советском кинопрокате 1986 года: его просмотрели 29.8 млн. зрителей.

  По результатам опроса читателей журнала «Советский экран», фильм «Иди и смотри» - был признан лучшим фильмом 1986 года.