Куда улетели мои белокрылые братья?

Куда улетели мои белокрылые братья?
В какие незримые дали, не эти края?
В какие просторы? Уже никогда не узнать мне,
Ведь, стаю покинув, остался беспомощен я.
  Я выкраден был балаганщиком с рыжею цепью,
  Что ноги мои приковала навеки к земле.
  Три шага в клети, скотный двор за порогом и церковь..
  В окошке дорога, где роются куры в золе.

Куда улетели мои белокурые братья?
Я мир вопрошаю, когда прихожу в балаган,
Где люди, беспечно, в воскресных и праздничных платьях,
Смеются над карлой, которого бьёт великан.
  И вот мой черёд веселить и потешно тревожить,
  И кнут рассекает их свист над моей головой.
  И тонет мой крик, мой позор, в улюлюканьях с ложи
  Холопов, смеющихся над несвободой чужой.

Куда улетели мои белогрудые братья?
Я ночью у звёзд и луны еле слышно спрошу.
Пусть вольно парящим в пространстве уж в жизни не стать мне.
Я все-же мечтаю, я все же мечтою грешу.
  Хочу я увидеть, как плещется солнце в заливе,
  Меж морем безбрежным и жёлтой полоской земли.
  Где волны - как птицы..
                Вдруг щёлкнул замок в мезонине
  И спичка, чиркнув, осветила старушечий лик.

 
Куда улетели братья твои?
                Куда улетели сёстры твои?
За горы Богемские,
                за Дунай-реку,
За море синее,
              в Палестину, 
                в АлексАндрию ли, 
                в Колхиду ли златорунную?

Куда улетели твои белоснежные братья? -
Спросила она и железную отперла клеть..
И важное что-то, казалось, хотела сказать мне,
Но только махнула рукой, - Время, милый, лететь!
  Лети же от рабства к вершинам Богемским, иль к морю.
  Лети же, - а я за свободу твою помолюсь.
  Лети, птица дивная, ты настрадалася вволю.
  Пора и на волю.. Ну, что ж ты кружишься - не трусь.

Я взмыл в небеса и серебрянных струй очертанья
Крылом разрезая, хвалу Богу неба воздал.
Но, словно бы ссыльный, проведший полжизни в изгнанье,
При встрече на воле своих я не сразу узнал.
  Я им говорил: вы - краса, вы - свобода, вы - диво.
  Коль в небе - над вами ничья не натянута плеть.
  Но вдруг их вожак что-то вскрикнул гортанно-визгливо
  И все до единого поняли - время лететь.

Один за другим поднимались светилу навстречу.
Не радостно, а как-то так, безразлично, крича.
Ведь - не отдохнули с дороги уставшие плечи,
А снова в полёт, снова - в клин, повинуясь. Сей час!
  Я стаю покину навеки, я вольная птица!
  Пусть буду один - сам слуга себе, сам - господин.
  К заутрене бьют...
                Ох, и надо ж такому присниться...
  Дверь, клеть и дорога. В вишнёвом цвету мезонин.

1992-99 Геническ-Одесса-Геническ.