2021

. . .

                А.Н.



соблюдены формальности абсурда.
и в чьей еще груди сгорает честность
коротким фитилем? не слишком мудро
вступать в сырую эту неизвестность.
но не свернешь ты и пойдешь упрямо,
и с каждым шагом ты все больше - пламя.
а тьма, сжимаясь, верещит проклятья
и тает, тает у любви в объятьях.




30.01.2021
Сторож Ночной
ИВС









. . .


                Б.Н.



страна не признаётся в любви
тому, кто держит, сжимая хватку,
ее за горло и требует: говори,
как сильно любишь, как сладко

теперь живется. смотри в глаза,
не отворачивайся от лампы.
отдай мне сердце свое - и за
пазуху запускает лапы.

а мы упрямо сердечки шлем
другим, изменники, не по штампу,
им поем о любви, жуем
вымокшие от слюны кляпы.

нам бы проснуться от ужаса этих
пыточных процедур...
удушлив и похож на сон
музей восковых фигур.

ненавидящий,
немигающий взгляд
глазок холодно-желтых.
странно,
убитый - живее живых,
убийца - мертвее мертвых.

живыми цветами засыпан мост
из прошлого в будущее.
и свечи
горят,
и все так же идет
человек,
смеясь
и расправив плечи.




27.02.2021









. . .





лето вроде бы незаконно,
а отчаяние бессловесно.
отчего-то и на свободе
тесно.

и уходит вода под землю.
и теперь приникаю к камню,
потаенному бормотанью
внемлю.

и оно смолкает. слишком
тяжело говорит молчанье.
вроде Слово было в начале,
слышишь?

только дрожь выдает живое,
но ладонью ладонь согрета.
в нас глядит незнакомое новое
лето.






. . .



что происходит вовне?
что происходит во мне?
лес горит.
лес в огне.

людям новой страны
снятся старые сны.
мы у великой стены.

сверху скалится ток,
и с головы до ног
голым тебя создал Бог.

вот перед Богом ты.
а перед тобой менты,
слепнут от красоты.

и, словно в первый день,
ты сам себя раздень,
ягодицы раздвинь.

это стандартный шмон.
ты новорождён,
череп твой обнажён.

следователь ляжет спать,
и перед сном мечтать:
душу бы обшмонать.

есть? а если найду?
- я её украду,
в ад её низведу.

спрячу, где горячо,
там, где совсем печёт,
и ей уткнусь в плечо.

может, тогда, дрожа,
маленькая, как вша,
вырастет и у меня душа.

что происходит вовне?
что происходит во мне?
лес горит. лес в огне.







. . .





пусть этот август будет таким, как я захочу
ты - мое небо, я и до тебя долечу
ты - мое небо, и я до тебя докричусь
ты мой космос, и я к тебе ракетой мчусь

пусть этот август будет таким, как захочешь ты
всё до звезды, до сверхновой звезды
черные дыры, орбиты, космические коты -
некуда деться от красоты

пусть этот август будет и будем мы
пусть солнечный свет долетит сквозь решетку любой тюрьмы
мы знаем, что делать, если мы влюблены
мир прорастает в разломы войны

надо же, как просто
опираются крылья на воздух
от солнца
щурится и смеется

самый красивый человек в мире







. . .




и от этого сна я проснусь когда-нибудь
листья на длинном стебле
край стены соседнего дома, от дождя не просохший
волосы сбившимся облаком, не просохшие от мытья

это я?
или кастрюля с обгоревшим дном отскобленным
на плите от прежних жильцов
или линолеум, вырезанный резаком
уложенный по квадратам полов

где кончается дом -
стеклом, за которым залив и тундра до самого моря
тундра дышит в окна, даже если зашторить

на крыше соседнего дома за это лето
выросла чайка
выпрашивала еду, боялась летать
и писком звала, нагибая шею

а по утрам после бессонной ночи
выкрученные облака висели над морем грозно
и было ясно,
что у них есть жизни и мысли,
незаметные выспавшимся людям

листья ритмичны
я помню всю жизнь
от нежно-зеленой стрелки
до мощного стебля
пришлось подвязать, чтобы не отломился
он же мне снился
неважно
так же как листья
глаза мои в форме рыбы
и плавники ладоней
плещутся в океане времени

прорастаю
нежным скелетом птичьим
в воздухе лета
на излете вдохнуть успеваю
и где же кончаюсь я
и начинаются чайки
качается
подо мной высота.








. . .





мы открыли глаза: чуть качаясь,
проплывают пасмурные небеса
и уныло гудят духовые что-то
знакомое до тошноты
чтоб не успеть догадаться,
мы закрываем глаза
но не жизнью, нет, не жизнью
пахнут эти цветы.

согнуты и неумолимы спины
процессии тоскливо-чинной
всё цепенеет далеко вокруг
от почтения к мертвечине
тихий сотрудник приставлен
держать надо ртом стекло
чтобы успеть пресечь
подозрительное тепло.

не подаём надежды,
чтобы себя не выдать.
если жизнь неуместна -
будем хотя бы мыслить.
может, удастся вспомнить,
если уж не поверить,
как мы попали на
затянувшиеся похороны империй

и почему не выйдет нам
рассмешить скорбящих
курсом своим привычным
движущихся упрямо
и волокущих слепо
свой драгоценный ящик
к краю прямоугольной ямы.

мы догадались поздно.
можно ли оправдаться
может быть, это снится
слишком уж всё нелепо.
хуже уже не станет если
вдруг рассмеяться.
призраки обернутся
и поморгают слепо.








. . .





мухи и бабочки выдохлись в сентябре
биться в стекло. тихо высохли на подоконниках
хватит на всех покоя.
нам до покойников
близко ли, далеко?
о зле, о добре
маленьким телом в стеклянную твердь стучаться -
не разобьется,
разве что перестук
расскажет морзе
что осень совсем замерзла
что не один ты такой случайный
ловишь чуть теплый луч солнца
что где-то так же мерзнет
твой может быть друг.

не попадайся,
не застревай в текстурах
будет дорога долгой
будут шаги легки -
чтобы сквозь вой тревоги ни в чем не повинным утром
слышать, как времени раскрываются лепестки.










. . .





если бы выбирать пророчества
думает иногда Кассандра
но не уйти от времени
открытого настежь дверью
не отмахнуться от памяти
не увернуться от дара
не избежать одиночества
если никто не верит
речи ее беспокойной
дикой и невозможной
и письмена горящие
в лужу
комкая, мимо урны
бросает прохожий
и забывает тут же.
ей не забыть: сквозь ветер
плоти
текущее, мнящееся
в жестких лучах
проявляется перебитым скелетом
прорастает косточкой в настоящем
страшная пустота. руины
Трои. холодные спины
павших. средь бела дня
и шума улиц несет Кассандра
свой вещий бред
и никчемный ужас.
белой шагает птицей
и не мечтает даже:
только бы ошибиться
хоть однажды.










. . .






отдохни, Сизиф
посиди на камне
посмотри в закат
погрусти о карме
поседев с трудов
не обрел вершины
разболтал секрет
бога из машины

ты ведь знаешь тяжесть
пути земного
ты ведь знаешь:
камень сорвется снова
и ты рухнешь камнем
без чувств, не помня
как стал мир
бескрайней каменоломней
отчего в нем и небеса
нависли
над тобою глыбой
и даже мысли
с тяжестью своей
уставая спорить
отколовшись вдруг
оседают в море.

отдохни, Сизиф
обними свой камень
ты совсем не так тяжело
наказан
ты совсем не так тяжело
виновен
заберись на гору
с небесами вровень
налегке.
а камень, трудом приручен
оторвется от пустыря,
летучий
на вершине горной
тебя догонит
заскучав по сильным
твоим ладоням.









. . .






как же ты так доверчив
ходишь себе и ходишь
каждый шаг доверяя
треснувшему асфальту

всё нипочем, и сальто
крутит канатоходец
жизнь свою доверяя
нежности гравитаций

можно подумать, воздух
кем-то тебе обещан
что, так легко прощаясь
с прежним, вдыхаешь новый

и доверяешь даже
чуткой на пальцах коже
что о тепле предметов
столько тебе расскажет

так же цветок доверчив
миру вверяя сердце
так же птенцы наружу
из скорлупы пятнистой

даже хищные когти
холод и безнадега
боль и обман почти что
их ничему не учат.









. . .







и вот мне небо открыто
и узнаю наконец-то
в глазах твоих свое детство
можно из окон разбитых
птицами разлететься

и собралось воедино
и узнаю их лица -
в словах твоих свои мысли
в ребрах не уместиться
воздуху - ты найди меня

и весна вернется
в белом молчании снега
песней пробьется - это
просто касаясь светом
всё оживляет солнце

а без него
и шуметь как море
не для чего деревьям
слышишь
как дышат волны
встречей
полуднем полным
сбудется
это время











.