Славяну

Мне все чаще снится мой мертвый друг.
Мы повздорили за несколько лет до его смерти и,
Как и положено в этом мире,
Не успели с ним помириться.
В этих снах мы заняты какими-то
Серьезнейшими делами.
Он посерьезнел. Ему не идет.
Пока что молчит и за собой не зовет,
Но приходит все чаще.
Это был мой друг, тот, настоящий…
Что ради меня был готов наплевать
На обычаи улицы и понятия, и на
Уголовный Кодекс в придачу.
Мы были другие…
Мы жили иначе…
Я, не видев его много лет, просто
Забыл,
Забыл, что по другому он не умеет – не думать,
Не говорить. Я повзрослел на миг –
И не сумел простить.
Брателла, мы оба были не правы,
Мы это обговорим, но пока еще, видимо, рано.
Я помню, ты все говорил, что будешь на облачке.
Каково тебе там? Я надеюсь, тепло и солнечно.
Знаешь, из этих снов я всех четче помню один –
Ты не пустил меня на корабль, на котором сам уходил,
На праздничный, карнавальный, веселый, нарядный, красивый…
Океанский лайнер. Ты оказался у него на борту,
Я же у трапа, на берегу, ты знал, отвернувшись, знал – я не побегу.
Я просто ушел, оставив лайнер изящно покачиваться –
Ты помнишь, это была наш обычай – простившись, не оборачиваться…
…Что же ты хочешь, брателла, являясь ко мне во сны?
Серьезный и деловой – показать, что мы – по-прежнему «мы»?
Ты был мне своим. Был мне братом. Ты был мужчиной.
…Что же ты сделал с собою за несколько лет, дурачина?...