Александр Брон. Вещие вещи

Художник всем верил на слово: даже фуражную корову рисовал в военной фуражке, а делового поросёнка – с портфелем под мышкой.

Усилим накал работы! Бодро воскликнула Электроплитка. И даже не покраснела при этом.

Они встретились в отделе уценённых товаров и сразу нашли общую тему.
– Позвольте узнать, – деловито спросила Книга Которую Никто Не Читал у Пиджака Сшитого Вкривь и Вкось, – сколько вам платили за строчку?
 
– Можете изучать меня сверху донизу, – шепнуло Кошельку ресторанное Меню.
– Интересно! – хихикнул Кошелёк. И очень скоро поплатился за свою моральную неустойчивость.
 
О Битом Часе доброго слова никто никогда не сказал, а он только усмехается: «За битого двух небитых дают».

– Я ведь я к ней остыл, – думал электрический Утюг, гладя морщинистую Простыню. А она вдруг с ужасом заметила, что от него тянет перегаром.
 
– Отличное качество, – уверял Продавец, вручая Покупателю наждачный камень, – комар носа не подточит.

– Незаменимых у нас нет, – любил повторять протез.

Все знали, что бубновый Король бьёт бубновую Даму. Знали, но молчали: в конце концов, это их бубновое дело.

– У вас ни малейшего чувства юмора, – заметила Игла, впиваясь в Палец. Она умела тонко острить.

Чемодан был привязан к Ручке всеми фибрами своей души. А она такая вертлявая особа – хоть оторви да брось. Но куда же им друг без друга?

Вентилятор крутился как угорелый, а в характеристике ему записали: «Работал с холодком».

– Не трудно? – спросило Начальство.
– Втянулись, – ответил Живот.

Жили-были два Сапога. Не блестяще жили, но вполне прилично. А потом вдруг решили, что сапог сапогу – не пара, и разошлись. Что их ждёт? Одинокая старость, внутренняя пустота...

Полену давно хотелось острых ощущений, и оно лишь пискнуло, развалившись под Топором.

Дверь замкнулась в себе. Что делать? Неповоротливый Ключ только бородку почесал.
– Нажмём! – гаркнул Ломик.
Нажали. Дверь совсем перекосилась. А ведь был другой выход.

Сплетничают, что у Бильярдного Шара не всё гладко...

– Сыро, – сказал один Редактор и положил рукопись на печку.
– Слишком сухо, – сказал другой Редактор и полил её водой из графина.
– Огонька не видно, – вздохнул третий Редактор и чиркнул спичкой...
Рукописи отсюда не возвращались.

– От этой работы уже голова кругом идёт, – проворчал Гаечный Ключ.
– И ноги заплетаются, – добавил Пробочник.

Таракан был атеистом, но жил за Иконой, которая имела хороший оклад и, как никак, свой угол.

Уличный Мат был просто однофамильцем Шахматного Мата, но при встрече с милицией и это иногда помогало.