чудо-птица

На опушке древнего леса ошалелый народ толпится,
и шагает людская цепочка из-за скрипа тяжёлых ворот.
Все хотят посмотреть, конечно, на последнюю чудо-птицу,
на последнюю чудо-птицу
и на то, как она умрёт.

И чумазый тощий ребёнок забывает о крошках хлеба,
и старуха в дырявых лохмотьях забывает про тяжесть клюки.
Все таращатся, все глазеют на огромное синее небо,
ожидая, когда хлопнут крылья и вдали запоют рожки.

Все отчаянно ждут секунды, когда в воздух вопьются стрелы,
и прольётся радостный вопль закипевшей смолой по стене.
Потому что о чём-то надо по трактирам петь менестрелям,
и о чём-то нужно кухаркам говорить ещё пару дней.

Потому что теперь есть повод, чтоб принцессе удрать из башни,
есть о чём написать чернокнижникам и юродивым покричать.
Потому что на прочность крылья проверяет суглинок влажный,
как на светлость иные головы проверяет топор палача.

Потому что на лёгкость перья проверяют алые капли,
потому что на горечь слёзы проверяет весёлый смех,
а на мягкость и хрупкость тело проверяют острые камни,
как вода проверяет воздух,
ну а жизнь проверяет смерть.

Потому-то они и смотрят, слепо щурясь от бликов солнца,
потому они выжидают в изумительной тишине.
Потому что лучшее чудо – чудо, что больше не вернётся,
потому что лучшее чудо то, которого больше нет.

И продажные дамы в платьях смотрят вверх, отгоняя мошек,
и весёлые подмастерья пустоту сжимают в горсти.

...чудо-птица об этом не знает и, естественно, знать не может.
Птица делает, что умеет.

То есть птица
просто
летит.