Поздно...

Пока её благоверный высасывал из груди Музы калорийный сюжет
для нового шедевра, она шла на городской рынок - Мекку торговли
и свежих местечковых сплетен, идущих по бартеру между скучающими
в квартирах домохозяйками...
Так было каждое утро.
Поэту - считала она - очень важны режим и свежее питание.
Втайне гордясь гениальностью супруга, она, тем не менее, никогда не читала
его произведений. Зачем? Ей хватало газетных публикаций о его творчестве
с откликами читателей и рецензиями маститой профессуры университета.
Так было каждый день. И, казалось, так будет всегда!
Главное, чтобы он вовремя поел. А выходной костюм был всегда готов
к творческим вечерам, куда мужа часто приглашали отовсюду.
Она трепетно ждала его. И он вваливался в дом, шумный и весёлый, рассказывал
о встрече с читателями, о фуршете, устроенном организаторами, и дарил ей
цветы, преподнесённые ему в конце выступления.
Она искренне радовалась за него. И, конечно, за себя. Завтра ей будет, что
рассказать на рынке знакомым и незнакомым людям. Пусть знают, для кого она покупает эти овощи и яйца...
Но однажды... случилось неожидаемое:
Он, как всегда по утрам, восседал за письменным столом.
Но голова его была откинута назад. И он... не дышал.
Инсульт - скажет ей позже врач неотложки, и станет куда-то звонить по мобильнику...
Слёз у неё не было. Только вопросы - к Богу, к людям, к себе, к миру,
в котором ей отныне жить без него, без утренних посещений рынка
во имя режима и свежего питания, для бесед со знакомыми о Нём...
о Его книгах...
Как было всегда! А теперь уже не повторится.

Как-то, после девяти дней, взгляд её остановился на полке книжного шкафа,
где выстроились золочённые корешки книжек с его именем.
И она поймала себя на мысли, что вовсе не знакома с их содержанием,
веря по умолчанию, что каждая строка в них гениальна и самодостаточна.
Только вот о чём они, эти строчки? Он никогда с ней не делился планами,
не читал уже написанное. Да и она не особо вникала в его писательскую кухню,
ибо ей хватало забот на своей собственной, где она колдовала над новым рецептом, услышанным  на рынке от подруг или хорошо знакомых продавцов.
Первая, взятая в руки, книга называлась "В краю метафор".
Пробежав глазами год издания, название самого издательства,
она увидела в правом верхнем углу слова "Моей супруге, подруге жизни и Музе... посвящается"... Слёзы непроизвольно хлынули из глаз, застя собою тексты стихотворений. Тихий плач как-то вдруг перерос в вой, которому она дала волю впервые с момента его ухода.
- Сёмочка, милый! Ты посвящал мне стихи, а я... дура сухая, ни разу не поинтересовалась, что у тебя на сердце. О чём мечтаешь, думаешь...
Мне казалось, что всё тебя устраивает - еда вовремя, одежда всегда чистая и глаженная. Могу только догадываться теперь, насколько ты был одинок в своём
деле. Вот почему оживал на глазах после творческих вечеров - там общения было в избытке. Почему ты молчал об этом, Сёмочка? Неужто я не поняла бы?
Или ты считал меня далёкой от всего этого?..
Со стены на неё взирал с портрета с ленточкой её муж Семён. Всё, что он
хотел при жизни сказать ей - хранят эти книги в шкафу напротив.
Больше добавить ему нечего. Ибо поздно. И невозможно.
И наоборот - для неё было совсем не поздно и очень даже возможно - отныне вступать с ним в диалоги на его страницах, разгадывая тайны его размышлений в те моменты, когда на кухне весело шкварчали на сковороде зразы по-киевски, а из гусятницы ароматно пахло овощное рагу по-болгарски. Её творчество пересекалось с его только в те моменты, когда он, насытившись, говорил: - Всё было очень вкусно, роднуля! Спасибо тебе большое. Пойду поваляюсь и продолжу беседу с Моцартом...

Интересно, он встретился ТАМ с Моцартом? Вспоминает ли меня?
И каким словом? Ведь протирать от пыли книги по субботним уборкам...
и читать их - огромная разница. Есть повод поговорить с их творцом. Пока он жив, пока рядом, такой привычный и осязаемый. И родной-родной!!!