Ральф Уолдо Эмерсон Прощай

Прощай, гордый мир! Иду я домой:
И ты мне не друг, и я друг не твой.
Шагаю сквозь сонные толпы твои;
Речною ладьей сквозь бушующий риф.
Давно я швыряем той пеной морской,
Но сейчас, гордый мир, иду я домой!

Прощай сладкой лести воркующий лик;
И мудрой гримасы величия пшик;
Дурного богатства не встреченный взгляд;
Чиновничий офис чернильных услад;
Забитые залы двора и толпа;
Холодное сердце, босая пята;
Ушедшие раньше, и те, что за мной;
Прощай, гордый мир! Иду я домой!

И вот я иду к своему очагу,
Среди одиноких холмов, начеку -
В мой тайный, прекрасный, родной уголок,
В те рощи, где феи парят вдоль дорог,
В зеленые арки, где долгие дни,
Лишь эхо дроздов раздается в дали,
Куда не ступал пошлый след грязных ног;
В священное место, где мысли и Бог.

Когда я закроюсь в избушку свою,
На Грецию с Римом ногой наступлю;
И скроюсь в лесах, полных дикой сосны,
Где звёзды святые на небе видны;
И буду смеяться над знанием тех
Софистов, ученых, их гордых коллег;
А что они знают, без вычурных слов,
Не встретивши Бога в шуршании кустов?

***

Good-bye, proud world! I'm going home:
Thou art not my friend, and I'm not thine.
Long through thy weary crowds I roam;
A river-ark on the ocean brine,
Long I've been tossed like the driven foam;
But now, proud world! I'm going home.

Good-bye to Flattery's fawning face;
To Grandeur with his wise grimace;
To upstart Wealth's averted eye;
To supple Office, low and high;
To crowded halls, to court and street;
To frozen hearts and hasting feet;
To those who go, and those who come;
Good-bye, proud world! I'm going home.

I am going to my own hearth-stone,
Bosomed in yon green hills alone, —
A secret nook in a pleasant land,
Whose groves the frolic fairies planned;
Where arches green, the livelong day,
Echo the blackbird's roundelay,
And vulgar feet have never trod
A spot that is sacred to thought and God.

O, when I am safe in my sylvan home,
I tread on the pride of Greece and Rome;
And when I am stretched beneath the pines,
Where the evening star so holy shines,
I laugh at the lore and the pride of man,
At the sophist schools, and the learned clan;
For what are they all, in their high conceit,
When man in the bush with God may meet?