О сочувствии... и не только

Так сложилось в нашем обществе исстари, что мы привыкли жить слухами повседневно и в делах, и на работе, и дома. Отовсюду слышишь то и дело: а мне соседка сказала, у нас один мужик на работе рассказывал, один интеллигентного вида старичок в трамвае мне посоветовал, и прочее, и так далее. Слухи, пересуды, а порой и просто сплетни заполняют наш досуг и быт. Об одном из распространённых слухов или мнений, порождённых опытом соседок по подъезду или старичков трамвайных мне бы хотелось представить на суд читателя эту заметку.

Все евреи очень умные и стоят горой друг за дружку. Никогда не оставляют своих.
Наш директор умный-наверное, еврей. Такое расхожее мнение Вам, читатель, знакомо. Оно смешно и глупо, с моей точки зрения. Оно вредно как для евреев, так и для тех, кто их считает самыми умными. Я всегда считал, что ум, талант, мастерство, искусность в ремёслах приходят к человеку, не заглядывая ему в метрику или в штаны. А иначе как объяснить существование Гомера, Сервантеса, Баха, Толстого, Шевченко?

Когда-то, много лет назад, мне пришлось работать на курсах русского языка в одном калифорнийском городе. Однажды мне позвонил незнакомый человек и поинтересовался, не хотел бы я почитать курс лекций о русской культуре или литературе, вообщем, о чём-то русском для прихожан их городской синагоги. Мол, очень многие из них выходцы из России, а теперь, перестройка, Горбачёв, Ельцин, все так интересно, на слуху американского обывателя. Я согласился. Лишний заработок не помешает. И к тому же, у меня был практически готов цикл лекций о русских литераторах еврейского, и не только, происхождения. Основной объединяющей идеей моих лекций было мнение, что жизнь в славянском, русском, мире была благотворным условием для развития талантов среди представителей национальных меньшинств, и евреев в том числе.

На первой лекции я решил зайти с козыря, так сказать, возбудить интерес и закрепиться в деле. О Пастернаке. Они даже фильм видели с Омаром Шарифом в заглавной роли Доктора Живаго. Слушателей, точнее, слушательниц, было немного, с десяток божьих старушек в седых кудельках, одетых в старомодные полотняные платьица. Они очень благосклонно поглядывали на меня, внимательно слушали, восхищались английскими переводами Поэта, и очень мне нравились своей добротой ко мне, молодому русскому коммунисту. Нимало не сомневаясь, что они меня таковым и считают, я решил не лишать их таких милых и, увы, очень распространённых американских заблуждений.

В ходе лекции мне пришлось много говорить о политике, обществе, советских руководителях. И вот при конце моего выступления одна из наиболее продвинутых старушек спросила об отношении Сталина к Пастернаку, другим евреям-литераторам и к евреям вообще. Я рассказал, что знал и как понимал. В числе прочего я рассказал о существовавшем тогда мнении и знании, что Сталин, незадолго до своей смерти, планировал переселить советских евреев в Биробиджан и сделать он хотел это так, как он делал с другими народами Советского Союза. А ещё он полагал провести это массовое переселение в позднюю осеннюю пору в надежде, что многие просто не доедут.

Короче, дал я волю своей фантазии и красноречию, насколько мне позволял мой неважный английский язык. Рассчитывал поразить воображение милых слушательниц. Но поражён был сам все той же продвинутой старушенцией. Я так распалился гневом и скорбью и ожидал сочувствия и сопереживания за жизни миллионов советских людей, а она, старая перечница тут и говорит: Боже, представляю, во сколько денег обошлось бы Сталину такое массовое переселение!

Сперва я подумал, что неправильно понял ее по причине своего ограниченного английского. Уточнил. Понял правильно. И растерялся. Лекция закончилась. Старушки меня мило благодарили, спрашивали о теме следующей лекции. Я тоже благодарил, криво, с натугой улыбался, а в голове стучали слова: Бухенвальд, Освенцим, Бабий Яр и другие слова, тесно связанные в моем советском мозгу со словом еврей.

Это была моя последняя лекция в синагоге.