Нереволюционная рапсодия
Часть 1
Наложим позже резолюцию...
к тебе, ТоварищЪ, – революция! –
я обращаюсь в здравой памяти –
мы много верного истратили;
что тут поделаешь, эклектики,
для них законы диалектики
что по воде кривыми вилами,
уж мы померились бы силами
с той камарильей безалаберной,
стоят архарами за кафедрой
твои профессоры с бородками,
мешая Гегеля с Кропоткиным,
их вызывает точка зрения
не смех, pardon, – недоумение, –
кого ж по заповедям миловать?
таких не слушать, интернировать!
Весьма опасно поколению
судьбы коленопреклонение...
и были б мы с тобой похожими
мировоззреньями, не рожами.
Мадмуазели вьются кошками,
дворцы с ковровыми дорожками,
к икре, к шампанскому, к кабанчикам;
все, все растратили растратчики.
Да, правда – дело растяжимое,
а ведь делили неделимое...
из табакерки роем полчища,
пора задуматься о помощи;
не испугают расстояния
миров двух противостояние.
Партийцы с выжженными нервами
в сраженьях с вихрями враждебными;
не с полонезами ж Огинского
зреть на страну с вокзала Финского!
Состроят мину очень умную,
зарядят сердце в семиструнную... –
разит от пораженцев снежностью,
то с придыханием, то с нежностью
в башку втемяшится буколика.
С броневика сильней риторика!!
Скроим по лучшей моде бантики!
Устой разрушили привратники,
прокравшись в сумраке по лестницам,
теперь не каются, но крестятся;
а ведь когда-то были алыми...
не смыть страну империалами!
не просадить ночами долгими, –
есть Енисей, есть Лена, с челками
тайга, озёра, птичек рвение...
нехорошо – есть население,
пристроить некуда, и мается,
нет, с населением не справиться,
что табунами под знамёнами
льняными, чёрными, зелёными,
тот с жёлто-белыми прожилками,
все с напряжением, с пружинками,
формаций крайних столкновение –
не граф Толстой с непротивлением.
Под пулемёт отлично спляшется... –
не в шалашах же вечно прятаться.
Чтоб времена за хвост не трогали,
вдаль мчится тройка... всё по-Гоголю;
чтоб позади враги не чавкали –
по пулёмету... звать «тачанками»,
по Перекопу переправами... –
и где бароны с адмиралами!?
дела за право дело спорятся;
сейчас, смотри-ка, хорохорятся,
примчали с комплексами золушки,
попило сучье племя кровушки...
опять «делите всё и властвуйте?»,
теперь в святые метят... – здравствуйте! –
на дилижансе стадо адское...
что, спишет всё война гражданская?
в парижах, бедные, намыкались?
и ожирели, мало двигались...
Здесь времена всегда азартные,
запросы, лозунги – стандартные:
«За копи, фабрики и вотчины...
за день рабочий, укороченный!»
Часть 2
Животноводство, – зря затеяли, –
основа жизни земледелие,
мясные лавки, бойни кислые...
в том смысле что инакомыслие
непредсказуемо, до старости
не дотянуть, тому и радуйся.
Перебирают кости с ливером
кто не с мечом крупнокалиберным,
теперь всё проще, – заработали, –
меч замещается банкнотами
в пустых боях с авторитетами...
ну, в крайнем случае, монетами.
Поскольку краски акварельные,
и жизнь такая... карамельная,
хоть все желают шоколадного...
а что возьмёшь ты с безлошадного?
Вот вид: за горными долинами,
за черемшой, за георгинами,
повсюду – север, дело тонкое! –
добро колхозное обломками.
Сидит – как будто в банке хариус –
на троне время, архивариус.
Одни – Сибирь, Кавказ с хазарами...
другие сжали всю, Романовы;
сплошь самодержцы в ратном кителе,
говоруны, освободители,
в семье большие, величавые,
в контрреволюциях – кровавые.
В своём отечестве вредительством
в салопе временном правительство.
Всё аккуратно, быт, романтика,
путч броненосца, честь и Балтика;
лишившись места неудобного
ползут на поиски съедобного,
дворянство с выгнутыми спинами,
обгородив страну гардинами,
вскипает лозунгами броскими, –
грустили б лучше под берёзками!
Лишь время – кто тут станут первыми? –
рассортировывает термины,
облагораживает лучшее...
всплывут покойники живучие
на пьедесталах победителей,
проспектам – благоустроители,
собор Казанский, – весь! – в обузу ли,
но Голенищеву-Кутузову,
не забегаловка таковская –
вот галерея Третьяковская;
вскипают страсти точно чайники,
в жизнь возвращаются изгнанники.
Ну а природа, – что ей станется? –
здесь человеку должно кланяться:
хребты с морщинами глубокими,
ревут под мощными потоками
электростанции турбинами,
сверкают звёздочки рубинами,
плечом друг к другу, сжались, горбятся,
впритык рабочий и колхозница.
Хоть велика и сумасбродима...
люблю я это слово, – «Родина»! –
пора уж прекратить родимую
терзать, – прирос к ней пуповиною, –
вот только время-то блошиное,
и пуповина слишком длинная;
виси, растянутые помочи,
перетянуть не дали... – «сволочи...» –
тавро здесь, так, для настроения,
расстройство камнем преткновения;
мы столько времени потратили...
а как ещё назвать предателей!?
Вчера грачи по полю стаями,
сегодня клетки с попугаями,
к премьер-министрам сострадание,
прогноз, день завтрашний, – гадание, –
век до предела сжатых плоскостей,
час необузданных возможностей;
что с аргамаками ретивыми
летим в просторы с перспективами:
внутри такая радость, – чудится, –
ни загадаешь что, всё сбудется!
Часть 3
Прильнул к окошку этим вечером,
и загадать-то вроде нечего...
хотя... в среде астрономической
о жизни не гуманистической
всё ж думать надо, – и неделями! –
куда с такими-то идеями?..
Он, мир, в окно с деньгою, с ласками,
куда ему со свистоплясками
от широты господской милости
до эталонов справедливости?..
к ней обратишься как к заочнице, –
была ведь правильность в песочнице?
так и песочницы промотаны...
нет, не ворами, – обормотами.
Всё хорошо, как с Вольфом Мессингом
впотьмах тягаемся с армрестлингом,
теперь вот с целлюлозной фабрики
пускаем белые кораблики...
Пусть доплывут для дела хитрого
до океана ледовитого!
Здесь и вернуться бы к буколике...
когда б ни шарики за ролики
в умах, – пока ничем не смазанных, –
то ли в бумажных, то ль в пластмассовых;
но знают – в центе каждом кроется
вражда, разруха и бескормица...
там где купюры бродят с кралями,
нет мест эклогам с пасторалями;
так подождём, пока проклюнется
тот сказ – не стерпится, так слюбится.
Тут мы Ван Вэя и застукаем... –
жить хорошо в краях бамбуковых,
легко откормленному статору –
пиши что хочешь императору,
водись со змеями да крысами,
жизнь запивай настойкой рисовой.
Кишит надеждами негромкими
Янцзы, усеянная джонками,
свисает небо иллюстрацией...
нет, хорошо дружить с китайцами,
так повезло, соседи добрые,
драконы вздыбленными кобрами,
лишь азиатская наследственность
мешает выписать доверенность...
тут отодвинешь все теории
коль нет в достатке территории;
переплелись, сроднились душами,
мир современный и разрушенный,
не удивить прохожих древностью,
Стена единственною ценностью;
не приспособлен он к мгновениям,
Китай, не место откровениям,
нет в содержимом откровенности,
вот и осматриваем ценности...
Вы бы ногами тут не шаркали!..
удобней жить с мечтами жалкими;
(прими Россию за Московию,
и нет конца средневековию),
в своих родимых, – не ворованных, –
живи в веках пронумерованных.
Век 21-й, только жжение,
нет ничего, – преображение, –
нет ни царя, ни своры с кликами,
летят в обнимку с горемыками
по мостовым дурные лошади,
скрипя зубами и подошвами,
и ни шампанского с гусарами,
ни светских дам с аксессуарами,
взгляни на встречного боярина
и ни к чему тебе кунсткамера,
торговец с видом теоретика... –
вот вдохновение, эстетика;
неровным взглядом на опричнину? –
так наскребёшь на зуботычину;
минувших дней квартиры с явками
дела... – лечение пиявками, –
всё те же стачки, жандармерия,
вот лишь исчезла инженерия.
Как похоронная процессия –
шалавы, урки и агрессия.
Часть 4
Уж лучше б жили со смутьянами,
чем с этими... островитянами;
сбылось желание заветное,
и?.. форма зла – инопланетное?
Чтоб люди стали экспонатами...
уж лучше сказки с транспарантами!
и некрасивые красавицы
великолепно совмещаются.
Три революции, зачинщики
не акушеры, но могильщики!
забылись годы уж тифозные,
вот в этом все метаморфозы-то.
Да, Чрезвычайная Комиссия, –
за что любить инакомыслие!?
Иным прославится провинция,
нет, не пиитами – мздоимцами.
Ещё б чуть-чуть для вида важного
сюда добавить буржуазного:
спят гимназистки с менестрелями,
гуашь мешая с акварелями...
вот mauvais ton, – дела французские, –
с неимоверными нагрузками;
когда обхаживают пряники,
поосторожней бы в предбаннике.
Здесь революции без поводов,
без цзаофаней и без Оводов,
в лесах, украшенных рябинами,
они с дубинами и с вилами;
дубина – принявшим лишения –
не средство даже, украшение,
входя во время осторожное, –
дубина самое надежное...
хоть за плечами, хоть за пазухой,
особо только не показывай,
ведь до неё всегда охотников,
то проходимцев, то угодников.
И сколько б в нас враги не зыркали –
забьём! штыком и бескозырками.
Знать, хорошо в делах запутанных
от казематов и шпицрутенов.
В окне, что вижу то и слушаю,
Всё та же скорбь и малодушие,
вот львы с гноящимися ранами
перемежаются с баранами...
подай на паперти грош нищему,
но не от Герцена, Радищева.
С «Авроры» так когда-то ухнули!
теперь беснуются здесь ухари,
и снов пиратская флотилия
изнемогает от бессилия;
а, в общем, время-то хорошее,
но преимущественно – прошлое;
сплав дистрофии и гармонии,
не Эрмитаж, но... филармония,
дань обесцененного Балтике
на обесточенной геральдике.
Всё та же осень бьётся с листьями...
а мы росли максималистами.
Кто отстоял сей град неистово? –
аскеты вместе с атеистами!!
До блеска небеса натёртые...
на постаментах только мёртвые,
день спрятав завтрашний за спинами
неотражёнными витринами;
тут из немаловажных факторов –
чтят, обожают триумфаторов,
едва ль блаженного с каликою,
в следах – сапог Петра Великого,
градостроительство с рекордами
прошло петровскими ботфортами,
архитектура заключённого:
парадный – вход, а выход – с чёрного,
коль нет в них запахов с заплатами,
дворцы и пахнут казематами,
из одного ведь камня сделаны
цари, архангелы и демоны.
И лишь Нева в своём величии
течёт как вера в безразличие...
Стоит вдали от суеверия
страна, присмотришься – империя.
Свидетельство о публикации №121052008234