Разумовский

"Друг мой, друг мой,
я очень и очень болен"
С.Есенин

Посвящается студии Bubble, а также замечательным актёрам, Сергею Горошко и Дмитрию Чеботарёву.

Помню, в детстве я брёл вдоль седого залива,
Мальчик в шапке смешной, хмуро морщащий лоб.
Всё один да один... А погода дождлива,
И от сырости бил меня лёгкий озноб.

Молчаливо сидел на заброшенной лодке:
То на море смотрел, то ворон рисовал.
Слыша смех за спиной сорванца-одногодки,
Потирал я ладошкой саднящий фингал.

И в такие моменты, в такую погоду
Цепкий шёпот над ухом меня донимал:
"Что молчишь? Мы покажем ничтожному сброду.
Не терпи. Их не жалко убить наповал."

И потом, среди ночи в поту просыпаясь,
Я дрожал, рот зажав, чтоб не слышен был крик.
Надо мною шептал, сам всё ближе склоняясь,
Свои жёсткие речи пернатый двойник:

"Эх, Серёжа, Серёжа... Оставь свои слёзы.
Справедливо пожрал тех отбросов огонь.
Я же видел твои сокровенные грёзы
О защите беспомощных, слабых тихонь.

Ты ответь: не забыл ли ты взгляд той собаки,
Обижаемой всеми, голодной, худой?
Знаешь, как бы пришлось этой доброй дворняге,
Зажигалку не щёлкни ты бледной рукой?"

Время шло, и я встретил реального друга.
Как-то легче дышалось: я был не один.
Боль ушла. Ловко гнал друг крупицы недуга
И тушил в моём сердце взрывной керосин.

Мой Олег, за меня постоянно побитый,
Среди ночи вставал, лишь заслышав мой всхлип.
Шёпот Птицы тускнел, исчезал, ядовитый;
Лишь Олег подходил, превращался тот в хрип.

Помню, классе в седьмом я спросил его робко:
"Не оставишь?" А Волков лишь буркнул в ответ:
"Уже за полночь, Серый." Затем молвил кротко:
"Не оставлю, конечно," — и выключил свет.

Через несколько лет мы закончили школу:
Я ушёл весь в айти и учился, как мог.
А Олег всё шутил про солдатскую долю —
— И ведь выбрал винтовку и грубый сапог.

Раз в неделю писал он мне краткие письма...
А затем перестал. Я же в башне своей
Гнать пытался тот шёпот, что полон садизма,
Что твердил: "справедливость", "ты жалок", "убей".

А Олег вдруг вернулся, но стал молчаливым.
"Вместе". Гречкин сбил Лизу. В душе липкий страх.
Прожигал меня Волков лишь взором фальшивым
И молчал, видя слёзы в поблекших глазах.

Я однажды спросил, пальцы нервно ломая:
"Не оставишь?" В ответ лишь презрительный взгляд.
Он ушёл, и зловещая птица ночная
Будто мне прошептала: "Ох, славно горят!"

Нет, не помню совсем тех убийств, огнемётов...
Только голос, что будто уже не родной;
По ночам ощущение диких полётов
Через пламя мятежное вниз головой.

Осознанье пришло как-то слишком уж резко.
Полбутылки аи. Вечер. "Волков погиб."
Сердце замерло от сумасшедшего блеска
Глаз янтарного цвета. Мой голос осип.

Дальше тьма и белёсые мягкие стены.
Одиночество, или?.. Потух яркий свет.
Снова этот пернатый с улыбкой гиены
Цепко шепчет над ухом свой главный завет.

В сердце страх с каждым словом всё терпче и крепче.
Я от птичьего голоса будто оглох.
Он твердит неустанно, что дышится легче, —
— Мне от едкого дыма не сделать ни вдох.