Ростовцев

 Ростовцев
     Ростовцева звали Севой, но отчего-то имя его в классе не прижилось. Зато прижилась фамилия, и, казалось, он был вполне доволен этим обстоятельством. Если же его окликали по имени, Сева или же Всеволод, он даже не оглядывался, толи от редкого употребления этого имени, тоже, кстати, редкого, толи от любви к своей звучной, доставшейся ему от отца,  фамилии, - Ростовцев. Появившись неизвестно откуда в нашем девятом классе, мальчик этот подвергся неминуемой травле, очень скоро обернувшейся огромным уважением. «И то, и другое совершенно бессмысленно, - сказал он мне по поводу двух этих ипостасей, - и пояснил, - травить меня было не за что, особенно с учетом полного моего неумения защищаться, и уважать столь фанатично тоже не за что, поскольку в блестящие, как говорят учителя, мои способности я не внес никакого личного вклада.»  «Не совсем, - возразила я, - нужно обладать большим трудолюбием, чтобы в совершенстве выучить пять иностранных языков.» «Трудолюбия у меня вообще не наблюдается, а что касается языков, так мне просто нравилось звучание каждого из них,» - ответил он и мы пошли по домам.
    О чем бы не заходил в классе разговор, во всем Ростовцев проявлял огромную осведомленность, никого не перебивая, не поправляя, и  не козыряя при этом своими знаниями.
    Ходил он всегда в старом и с чужого плеча длинном черном демисезонном пальто, которого к даже в те бедные времена можно было стесняться, но однажды не без гордости он вдруг сказал мне: «Пальто такое теплое и удобное, что я хожу в нем осенью, зимой и весной, а летом  оно  дожидается новой осени.» «Это ничего, - рассуждала я, - должна же быть хотя бы одна область человеческий знаний, мода, например, где он ничего не понимает.» Собственно, когда бедность очевидна, много лучше ничего не понимать в отношении моды.
   Ростовцев по просьбе учителей проводил для нас удивительные беседы, - от поэзии серебряного века, до позднейших её достижений, от Андрея Рублева до импрессионизма, от Баха и до Пъяццоллы. Все о чем он говорил, очаровывало интригой и вдохновением.   
   «Расскажи мне о своем отце,» - попросила однажды я. «Он бросил нас с мамой, когда мне было три месяца,» - ответил Ростовцев. - Сейчас он университетский профессор с мировым именем...»
   ...Через десять лет, оказавшись в родном городе, я зашла в коммунальную квартиру, где жил когда-то Ростовцев. «А Сева на работе, - улыбаясь ответила мне его мама, совершенно
простая, милая женщина, - я расскажу вам, где можно его найти.» Выслушав необходимые  объяснения, я обняла её и пошла на вокзал, где работал мой школьный друг. От группы пьяных, разгружающих вагоны мужчин, отделился и пошел мне навстречу один, тоже пьяный мужчина, в черном, длинном, демисезонном пальто.