Волнующий день и вечер

ГЛАВА III

ВОЛНУЮЩИЙ ДЕНЬ И ВЕЧЕР

Когда на следующее утро леди Клотильда и ее свита собирались уехать , Ле Глорье сказал Антуану: Вы можете подождать меня. Это совсем немного, и мы скоро догоним остальных."

-Но почему ты хочешь посетить святилище? - спросил мальчик.

- Я хочу помолиться за подагру."

- Я никогда не слышал, чтобы вы жаловались на подагру."

-И неудивительно, потому что у меня нет никаких признаков этого."

- Тогда почему ты хочешь молиться, чтобы тебя вылечили от болезни, которой у тебя никогда не было?"

-Я боюсь, что он может оказаться у меня, - сказал шут. - Бретань-очень богатая страна; герцогиня Анна-самая богатая наследница во всем христианском мире, и, конечно, при ее дворе можно найти все, чего пожелает аппетит, и когда-нибудь все это может вызвать подагру. Ничто не сравнится со временем, и, может быть, пройдет немало времени, прежде чем я снова окажусь так близко от доброго святого."

- Хорошо, - сказал Антуан. - ступайте, если хотите, а я подожду вас на обочине."

Умоляю святого Умоляю святого
Так в Le Glorieux поехали обратно в храм, который был какой-то в полумиле отсюда его, кстати, так и остался какое-то время, он вспомнил ряд другие болезни, которые могут напасть на него в будущем, и он подумал, что это хорошо, чтобы быть на безопасной стороне, что просят святого, чтобы держать их все на почтительном расстоянии.

Покончив, наконец, с молитвами, он поскакал вперед так быстро, как только Питтакус был готов нести его, но, к его удивлению и негодованию Антуан не ждал его и не мог обогнать остальных. Поэтому ему ничего не оставалось, как ехать одному в город Ренн, где в то время находился бретонский двор и куда он надеялся прибыть до наступления темноты.

Но Ле Глорье не хватало общества его товарища, которому он решил отомстить за то, что тот бросил его в беде, и он ехал , перебирая в уме свои обиды, с гораздо менее веселым выражением лица, чем обычно.

По мере того как день становился все старше, а часы его аппетита показывали время подкрепиться, он обнаружил, что единственная еда, которую можно было получить , - это корка черного хлеба и чашка козьего молока, купленная в крестьянской хижине по дороге.

"Я молился, чтобы меня защитили от подагры, - размышлял шут, - но я надеюсь, что Святой Рох не намерен держать болезнь на расстоянии, позволяя мне только грубую, простую пищу. Не будет ли ужасно, если он внушит леди Анне, что хорошее кормление шута портит его остроумие? День был теплый, и Ле Глорье сказал: "Пандора, ты выглядишь сонной; Питтакус, я уверен, что тебе нужно немного отдохнуть, пока я дремлю. Я просто немного вздремну под этим деревом."

Итак, привязав осла к дереву и позволив Пандоре взгромоздиться на его седло, привязав веревку к кольцу сзади, Ле Глорье растянулся на земле и вскоре уснул.

Очень крепко спавший, он оставался окутанным бессознательным сном до тех пор, пока солнце не начало искать его ложе на западе, когда он внезапно проснулся, вздрогнув, думая, что Антуан зовет его вставать утром. Сначала потерев глаза, чтобы прогнать сон, шут стал оглядываться в поисках осла, ибо, к его великому удивлению и ужасу, Питтакус уже не стоял там, где его привязал хозяин, - и конь, и ястреб исчезли так же бесследно, как если бы их поглотила земля. А впереди было еще хуже, потому что шелковый кошелек, который носили на свадьбе, был еще хуже. пояс, в котором хранилось все его земное богатство, исчез вместе с другим имуществом.

- Ограбили! - простонал Ле Глорье, опускаясь на землю и судорожно обхватив руками колени. - На чужой земле, пешком и без монеты, чтобы благословить себя. Иногда я начинаю думать, что становлюсь мудрее, и тогда до меня доходит, что я , в конце концов, всего лишь глупец, ибо какой человек в здравом уме будет спать у дороги средь бела дня, когда все его имущество не охраняется?" Он решил, что стал жертвой разбойника с большой дороги, и пришел к этому естественному выводу, хотя, как ни странно, его шпага не была взята, а пистолет, который он положил на землю рядом с собой, все еще лежал там, где он его оставил.

"Трус, - подумал дурак, - ограбить человека во сне, и ни крика Питтакуса, ни крика Пандоры, чтобы предупредить меня! Как я был добр к этим животным, и они идут с незнакомцем так весело, как будто не покидают своего лучшего друга."

Некоторое время он оплакивал свою неудачу, а затем, вспомнив , что уже поздно, что пора возвращаться, безутешно двинулся в путь пешком.

Пройдя некоторое расстояние, Ле Глорье увидел нечто такое, что поразило его не меньше, чем открытие ограбления , и заставило задуматься, не снится ли ему это до сих пор. Привязанный к дереву и удовлетворенно жевавший пучок чертополоха, который, к счастью, находился в пределах, разрешенных длиной его недоуздка, был Питтакус! "Но Пандора? - воскликнул шут, потому что птица не была привязана к седлу, и он испугался, что она улетела.

Слабый звон колокольчиков привлек его внимание к дереву, и там, привязанная к ветке, была Пандора, которая, казалось, охраняла кошелек своего хозяина, привязанный к ветке под ней.

Ле Глорье с изумлением уставился на свои вещи, обнаруженные таким странным образом. Он не мог поверить, что кто-то взял их и, раскаявшись, вернул, и было только одно объяснение этому происшествию, которое казалось вполне разумным.

Это был век, когда считалось, что существуют ведьмы, феи и всевозможные сверхъестественные существа, и дурак не сомневался, что ведьма сыграла с ним эту шутку. Ей не нужен был осел, потому что все знали, что, когда ведьма хотела изменить свой обычный способ передвижения, она могла в мгновение ока превратить вязанку хвороста в лошадь, что было бы очень хорошо, пока она не захочет пересечь воду, когда она вернется к своему первоначальному виду. Во всяком случае, Питтакус не был подходящим конем для ведьмы, поскольку не был достаточно быстр для тех, кто мог бы это сделать. оживленные дамы. Ведьма может превратить в ястреба почти все, что угодно, так что Пандора ей не понадобится, а что касается его кошелька, то какая польза от денег существу, которое может получить все, что захочет, не потрудившись за это заплатить? Да, ведьма сделала это из чистого озорства и желания вмешаться в то, что ее нисколько не касалось.

Ле Глорье сунул кошелёк в карман камзола, решив, что следующий человек, который возьмёт его у него, будь то ведьма или разбойник с большой дороги, должен бороться, чтобы получить его. - Пандора, ты могла бы, да, ты могла бы издать всего один короткий крик, чтобы дать мне знать, что происходит. Но почему я упрекаю тебя, если она, без сомнения , околдовала тебя, чтобы ты не издал ни звука?"

Потом он вспомнил, что с наступлением ночи оставаться в этом месте небезопасно, потому что если ведьмы могут проделывать такие фокусы средь бела дня, то чего же они не могут сделать под покровом темноты, когда им предстоит осуществить свои самые отборные и фантастические планы? Поэтому он поспешно вскочил в седло и помчался по дороге так быстро, как только мог ехать осел.

Это была не очень приятная поездка в мрачных сумерках и сгущающихся сумерках леса, в который он теперь въехал. Ветви мертвого дерева казались длинными серыми руками, протянутыми, чтобы схватить его, в то время как до его ушей, напряженных, чтобы уловить малейший звук, треск листьев на ветру был приглушенным смехом некоторых дам, которые, как предполагалось, ездили верхом на метлах, которые развлекались за счет шута .

Вскоре после наступления темноты он увидел множество огней, усеивающих мрак перед ним, и понял, что приближается к Ренну. Ободренный этим зрелищем, он пришпорил Питтака и вскоре подъехал к воротам дворца и галопом въехал во двор со всей уверенностью ожидаемого гостя.