Владимир Бенедиктов

Золотой век русской поэзии. Да какой там век – едва ли его четвёртая часть наберется: с конца 10-х по начало 40-х годов XIX столетия. И всё-таки – век, в котором владычествовал – Пушкин. И никто даже не пытался составить ему конкуренцию: ни Жуковский, ни Вяземский, ни Баратынский, ни Тютчев, ни тем более Языков или  Дельвиг. А впрочем, был один поэт, который совершил такую попытку. Его звали Владимир Бенедиктов.
Он был на 8 лет моложе Пушкина – солидная разница с учетом того, что успевал за год сделать автор «Евгения Онегина» и «Медного всадника». Родился Бенедиктов в Петербурге – ясное дело – осенью (иначе б не попал в программу нашего вечера) 5 по ст. стилю ноября 1807 года в чиновничьей семье. Еще в гимназии увлекся поэзий, но поступил в Кадетский корпус, из которого был выпущен прапорщиком. Затем, уже поручиком, участвовал в польской кампании (брал Варшаву) и удостоился ордена Св. Анны 4-й степени – за храбрость. В 32-м году вышел в отставку и начал свою достаточно успешную гражданскую карьеру: от столоначальника до действительного статского советника (считай: генерала). В 51 год был уволен по прошению. А умер в 1873-м, прожив на белом свете 65 лет.
А теперь о главном – о творческой судьбе Владимира Бенедиктова. Как уже было сказано, к стихосочинительству он пристрастился еще в гимназии. К середине 30-х у него накопилось достаточная для издания книги сумма стихов. Однако не было необходимой денежной суммы для ее издания. В литературных журналах той поры Бенедиктов почти не печатался. Правда, его стихи ходили по рукам, и хозяйка одного из петербургских литературных салонов Елизавета Карлгоф была от них в восторге. Она уговорила своего состоятельного мужа, и тот в 35-м году издал на свои деньги «Стихотворения Бенедиктова». Случилось это за два года до гибели Пушкина.
Пусть и не на следующий день, но уже через некоторое время Бенедиктов стал просыпаться знаменитым: его книга имела бешеный успех. По свидетельству Якова Полонского, «не один Петербург, вся читающая Россия упивалась стихами Бенедиктова. Он был в моде – учителя гимназий читали его стихи своим ученикам, девицы их переписывали в альбомы, приезжие из Петербурга, молодые франты, хвастались, что им удалось заучить наизусть только что написанные и еще нигде не напечатанные стихи Бенедиктова. Да что девицы и франты! Солидные и маститые поэты: Вяземский, Плетнёв, Шевырёв, Тютчев, Фет, Шевченко… восторгались Бенедиктовым. Даже патриарх русской поэзии Василий Андреевич Жуковский «до того был поражен и восхищен книжечкой Бенедиктова, что несколько дней сряду не расставался с нею и, гуляя по Царскосельскому саду, читал стихи своего молодого коллеги вслух.
Характерна для той поры и дневниковая запись молодого Афанасия Фета:  «Как описать восторг мой, когда после лекции, на которой сообщили о появлении книжки стихов Бенедиктова, я побежал в лавку, чтобы ее купить:
– Что стоит Бенедиктов? – спросил я приказчика.
– Пять рублей – да и стоит. Это почище Пушкина будет.
Я заплатил деньги и бросился с книжкою домой, где целый вечер мы с Аполлоном Григорьевым с упоением завывали при ее чтении».
А теперь, давайте, прислушаемся к тому, что это они там все с упоением читали:

Я – гордый враг блистательной заразы
Тщеславия, которым полон мир, –
Люблю не вас, огнистые алмазы,
Люблю тебя, голубенький сапфир!
   
Не розою, не лилиею томной
Любуюсь я в быту своем простом:
Тобой мой ландыш беленький и скромный –
В уюте под ракитовым кустом.

Прелестницы и жрицы буйной моды!
Вы, легкие, – неси вас прочь зефир!
Люблю тебя, дочь кроткая природы,
Тебя, мой друг, мой ландыш, мой сапфир!

Это одно из немногих коротких стихотворений поэта. Остальные гораздо обширнее. Поэтому из остальных я буду приводить лишь фрагменты:

…И, когда ты утомлялась
И садилась отдохнуть,
Океаном мне являлась
Негой зыблемая грудь, –
И на этом океане,
В пене млечной белизны,
Через дымку, как в тумане,
Рисовались две волны.
То угрюм, то бурно весел,
Я стоял у пышных кресел,
Где покоилася ты,
И прерывистою речью,
К твоему склонясь заплечью,
Проливал мои мечты.

А вот очень характерные своей неожиданностью бенедиктовские строки, посвященные прелестной деве:

…С ней влеклись мечтатели в области надзвездные
Помыслами скрытными;
Чудная влекла к себе их сердца железные
Персями магнитными.

Книга Бенедиктова выдержала три издания, а спустя пару лет была подкреплена второй книгой стихов, которая тоже быстро была раскуплена в количество 3 тыс. экземпляров.
По существу, Бенедиктов был первым поэтом, уловившим в обществе потребность к роскоши, к шику, красоте. Он умудрился соединить классические элегии с новым «галантерейным» языком, что позднее с блеском развил Игорь Северянин. Есть термин «игра на публику». Именно на публику и «играл» Бенедиктов. Вот типичный пример:

Прекрасна дева молодая,
Когда, вся в газ облачена,
Несется, будто неземная,
В кругах затейливых она.
Ее уборы, изгибаясь,
То развиваясь, то свиваясь,
На разогревшуюся грудь
Очам прокладывают путь.
Она летит, она сверкает, —
И млеют юноши кругом,
И в сладострастии немом
Паркет под ножкой изнывает…

И т.д. в том же духе

Конец 30-х годов – время Бенедиктова. Можно, конечно, скаламбурить и сказать, что прежде пули Дантеса Пушкин был сражен искрометными виршами Бенедиктова. Но не будем уж так. Кстати, а как сам Александр Сергеич отнесся к появлению «незаконной кометы в кругу расчисленном светил» (скажем его же словами). Да почти никак: встретил на улице и бросил на ходу: «У вас удивительные рифмы, ни у кого нет таких рифм…» Не понять: то ли похвалил, то ли наоборот. Скорее – второе. В 1838 году (уже после смерти Пушкина) одно стихотворениение Бенедиктова было напечатано Плетнёвым в «Современнике». Вот оно:

ГОРНЫЕ ВЫСИ
Одеты ризою туманов
И льдом заоблачной зимы, 
В рядах, как войско великанов, 
Стоят державные холмы. 
Привет мой вам, столпы созданья, 
Нерукотворная краса, 
Земли могучие восстанья, 
Побеги праха в небеса! 

……………………………….
О горы – первые ступени 
К широкой, вольной стороне! 
С челом открытым, на колени
Пред вами пасть отрадно мне. 
Как праха сын, клонюсь главою
Я к вашим каменным пятам
 
С какой – то робостью, – а там, 
Как сын небес, пройду пятою
По вашим бурным головам!

Наконец, в дело вмешался неистовый Виссарион. Это я о Белинском, который выступил в печати со статьей «Поэзия Владимира Бенедиктова». Достаточно привести отдельные её словосочетания, чтобы понять – это смертный приговор: «риторическая шумиха… набор общих мест… ошибки против языка и здравого смысла... холодная риторика… стихотворная игрушка… Он не поэт».
Белинского поддержали Добролюбов и Чернышевский. Тут и Некрасов им поддакнул: «…не прискорбно ли, что этот талант пошел по ложному пути?..» Ложный путь с точки зрения критиков – это любование природой и воспевание дамских красот. А где слияние с народом? Где мучительное сопереживание его бедам? Ничего этого нет, и лишь одно кружение в вальсе: ка не побранить Бенедиктова за такое:

Всё блестит: цветы, кенкеты,
И алмаз, и бирюза,
Ленты, звезды, эполеты,
Серьги, перстни и браслеты,
Кудри, фразы и глаза.
Все в движенье: воздух, люди,
Блонды, локоны и груди,
И достойные венца
Ножки с тайным их обетом,
И страстями и корсетом
Изнуренные сердца...

Так по воле глашатаев натуральной школы за Бенедиктовым прочно закрепляется репутация корифея вульгарного романтизма, сочетавшего ложный пафос с мещанской «галантерейностью». И в Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона войдет он как представитель «разнузданной музы» и просто «обыватель». И впоследствии, уже в советском литературоведении, даже на уровне очень серьезных исследований его творчества, определяющим останется слово «бенедиктовщина» – классический признак дурного вкуса.
Но вернемся в 40-е годы XIX века. К Бенедиктову охладевают его поклонники и фанаты. Он становится объектом пародий, народившегося в то время Козьмы Пруткова. Во многом сам образ Козьмы списан с Бенедиктова – вплоть до общего служения на финансовом поприще. Среди стихов Козьмы Пруткова посвящений Бенедиктову – максимальное количество. Вообще создание шаржей на Бенедиктова – любимое занятие художников той поры. Правда, и сам облик поэта с непропорциональными размерами туловища по отношению к нижней части тела – давал для этого пищу. Пишет пародии на него и поэт «Искры» Дмитрий Минаев. Бенедиктов сдаётся и эстетические поиски прекращает. Стихов почти не сочиняет, разве что отзывы на общественные события, послания и посвящения немногочисленным друзьям, среди которых: Фёдор Глинка, Щербина, Гончаров, семейство Майковых. В печати он теперь появлялся редко. Правда, выходит его собрание сочинений в 3-х томах, но – слабое утешение равнодушию со стороны читателя. Впрочем, надо отдать должное Владимиру Гигорьевичу: он стоически перенес все критические нападки своего времени. Даже обратился с призывом к молодым: «Шагайте через нас!» Последние годы своей жизни поэт проводит тихо и незаметно. Ни жены, ни детей у него нет. Хозяйство по дому ведёт его сестра. В апреле 1873-го, как было уже сказано, Бенедиктов умирает. Эта смерть была отмечена коротким некрологом в газете «Новости».
А что дальше?  В конец 19-го – начале 20-го веков поэта почти не вспоминают. А если и вспоминают, то, как Борис Садовский, сравнивший Бенедиктова с Чичиковым, вздумавшим взяться за стихи. И лишь другой поэт Серебряного века – Федор Сологуб, назвал Бенедиктова предтечей модернистов – за его музыкальность и певучесть.
Странно, что Игорь Северянин о своем явном предтече не сказал ни словечка. Даже не посвятил ему сонета в 100 своих  «Медальонах». И всё же, внучатым племянником Бенедиктова можно признать если не молодого Заболоцкого, то уж Николая Олейникова – точно.
В 1939 году Бенедиктова всё-таки уважили и выпустили в свет том его стихов в «Библиотеке поэта». Вот он в моих руках. Лидия Гинзбург написала интересную вступительную статью, где критическое соседствовало с хвалебным. Вот цитата оттуда: «Дурное литературное воспитание Бенедиктова и мещанское отсутствие традиций развязали ему руки. Бенедиктову удалось произвести стилистический взрыв, поколебавший самые основы стиховой системы Батюшкова – Жуковского – Пушкина, омертвевшей в руках эпигонов. …В этом разгадка его массового успеха».
На закате советской власти в 1980-е годы к 175-летию Бенедиктова вышел ещё один большой (на 800 стр.) том произведений поэта. Издавались его книги и в 90-е годы. Известный российский критик Станислав Рассадин включил эссе о Бенедиктове в свой сборник «Спутники».
К 200-летию поэта в 2007 году вышло несколько статей. Стоит отметить одну из них «Отверженец Бенедиктов» Ирины Корсунской, которая писала: «В личной жизни он, видимо, был отчаянно несчастлив, при том сексуальные соблазны, как это зачастую бывает, приобретали над ним поистине магическую власть… И, конечно же, такой странный эротический идеализм не мог не сказаться на стиле и манере поэтического письма…» Кажется критикесса переусердствовала с чтением Фрейда. Хотя – что-то в ее словах есть…
Попытался в защиту поэта написать что-то и Евгений Евтушенко:

Защищаю Бенедиктова,
его серый сюртучок.
Невезучим было дитятко,
невезуч был старичок...
И т.д.

Но лучше б не защищал! Вот у кого дурновкусие – так это у Евгения Александрыча! Назвать «дитятком» 28-летнего мужчину, прошедшего Польскую кампанию (а именно столько было Бенедиктову, когда он заявил о себе первой книгой) – это знаете ли!.. А про 60-летних «старичков» и говорить не стоит.
Вообще, мне кажется, что Бенедиктов, живший в XIX веке странным образом умудрился соединить в своих стихах 18-й  – с его архаикой и 20-й с его куртуазным маньеризмом. Словом – напустил тумана!
И еще. Странно – Бенедиктова постоянно ругают не только за любовь к неологизмам типа: сердцегубка, волнотечность, нетоптатель, но и за «пару черненьких очей» – просто притча во языцех какая-то эти его очи! А ведь прекрасный образ: в трех словах – а красотка, как живая!
А закончу своё эссе очень, как мне кажется, важными строками для понимания Бенедиктова:

Пиши, поэт! слагай для милой девы
Симфонии любовные свои!
Переливай в гремучие напевы
Палящий жар страдальческой любви.
Чтоб выразить таинственные муки,
Чтоб сердца огнь в словах твоих изник,
Изобретай неслыханные звуки,
Выдумывай неведомый язык.