Поэт. Венок сонетов

От автора:

Поэтический венок состоит из четырнадцати сонетов. Ни больше и не меньше! Потому что в одном сонете ровно четырнадцать строк. Так что второй сонет венка начинается с последней строки первого, а третий – с последней строки второго. И эти строки-скрепы не дают венку распасться на отдельные стихотворения. В общем, дело такое мудрёное, что иногда не совмещается с жизнью.
От напряжения в голове стучит, в глазах мигает, а нервы перестают восстанавливаться. Но и это не всё! Не буду говорить про катрены, терцеты, тезы, антитезы, кульминации, неподъёмную рифмовку и другие рифы, на которые натыкается нежная поэтическая душа. Скажу только о так называемом МАГИСТРАЛЕ. Магистрал – это пятнадцатый сонет по счёту, но по сути он нулевой, потому что все его четырнадцать строк – это первые строки всех сонетов венка или, если хотите, последние.
Уф! Умели сладкозвучные итальянцы закручивать гайки – комар носа не подточит!
И совсем уже напоследок. Сонет пишется пятистопным ямбом или шестистопным, что проще, потому что строчка в этом случае слегка удлинняется и даёт некое послабления. Однако в 1980 году мне было всего 26 лет, то есть здоровья и нахальства хватило, чтобы сократить строку до четырёхстопного ямба, что в переводе на понятный означает полная амба!
Но я сцепил зубы и начал писать, отчего зубов с тех пор у меня практически не осталось...
----------------------


"Поэзия – это самоубийство…"
Х.Ф. Геббель (немецкий драматург XIX века)


1.
Не в сто дверей иду – в одну,
Не сто кончин себе пророчу…
Мне зеркало в лицо хохочет,
К барьеру вызвав Сатану.

Лечу я к твоему окну,
Как жизнью всей – под пулю кочет.
Моя судьба поверить хочет,
Что я опомнюсь и сверну.

Не вымечтать прозрачней тела,
Но память зыбкая истлела,
И ночь, прищуриваясь зло,
О клык луны созвездья крошит.

Ломались крылья о стекло
И в час неизъяснимой дрожи.


2.
И в час неизъяснимой дрожи,
Над кромкой приподняв покров,
В кровавом крошеве костров
Ехидные плясали рожи.

Но нет сокровища дороже,
Чем горстка здесь рожденных слов –
Стократно в анфиладе снов
Кошмарный танец мною прожит.

От глаз чужих надежно скрыт
Их прозорливостью земною,
Вдвоем – наедине с собою –
Я в этот час смеюсь навзрыд.
И вечность с облегченьем сложит
Ладони в сумрачной прихожей.

3.
Ладони в сумрачной прихожей
К губам горящим поднесу
И выпью горькую росу
Всевидящих узоров кожи.

Мудрее бег, когда стреножен.
Желанней яркий луч в грозу.
И звезды ближе нам внизу,
А смерть горька на мягком ложе.

Не сосчитать прозрений нам,
Но что-то ведомо волнам
И только трещинам в пустыне…

Свое проклятие кляну
И пальцы в ярости бессильной
Сдираю о звонок-луну.

4.
Сдираю о звонок-луну
Меня опутавшие рюши,
Все наносное напрочь рушу,
Глотая горькую слюну.

Без страха в темную волну,
Дрожащую от пенной стужи,
Я брошусь, – будто ей лишь сужен,
Как давний долг себя верну.

Но держат цепкие одежды –
Весомей кажутся в волне,
Умело сшитые по мне.
Одно спасение: как прежде –
Назад, на твердь. Но я тону
В желанном истовом плену.

5.
В желанном истовом плену
Я познаю свободы бремя,
Я прорастаю, словно семя,
Назло владыке-топтуну.

Но вера в лучшую страну
Верна, как вера в воскресенье –
Петлей захлестнутое время
Песочком сыпется ко дну…

А я прорвусь, лишь дайте сроки!
Веков галдящие сороки
Оторопеют позади.

Мне выход вечностью предложен –
От боли через боль иди,
На боль грядущую разгвожен.


6.
На боль грядущую разгвожен,
Вдыхаю нынешнюю боль.
Скули, смиренная юдоль,
Во мне твой страх не преумножен.

В осколках путь, но как роскошен!
Как сахарна на ранах соль!
Пусть праздная глумится голь,
И лунный глаз угрюмо скошен…

Меня по площади несли.
Но мне уже никто не страшен –
Зубцы неразрушимых башен,
Алея, вспыхнули вдали.

Призывный ветер мачты гложет
Под парусом звенящей кожи.

7.
Под парусом звенящей кожи
Не поплывет ни лжец, ни трус –
Я, темный поборов искус.
Не вынимаю меч из ножен.

Идут властительные  дожи,
За ними вьется жадный гнус
В оружии, как в нитках бус,
В могуществе трусливой дрожи.

Но в безоружии ином,
Как в тихом небе грозный гром,
Несметная таится сила.

Я руку запустил в казну
Грядущих дней. Дрожи, Аттила, –
Я к звездному всплываю дну!

8.
Я к звездному всплываю дну
На одиночество проклятый.
Какие лунные палаты
Заменят мне тебя одну?

Какие злата я верну
За твой покой, уходом смятый?..
С чужою кожею Паллада
Срывает женственность свою.

Есть неоплатные долги,
Но нет долгов неоплатимых –
Не искупить нам слез любимых,
Но платит каждый, как ни лги.

Моя последняя потеря
Сладчайше притворяет двери.


9.
Сладчайше притворяет двери,
Метнувшись, язычок замка,
Слизнув пространства и века,
Как бабочку в пустынном сквере.

Миров хохлатые тетери
Застыли – головы в бока.
Ни шороха, ни сквозняка –
Как зубы в стоне, сжаты щели.

Един живых и мертвых дух,
И пулю склюнувший петух
Ко мне крадется воровато.

Но ни стеной застывший лед,
Ни мозг окутавшая вата
Не в силах отвратить полет.

10.
Не в силах отвратить полет,
В карманах мелочь я считаю.
Увы, не ходят здесь трамваи,
Но контролер упрямый ждет.

Как доказать, что я не жмот,
Не безбилетно вылезаю
В толпе как будто, но по краю,
Втянув спасительно живот.

Ведь я плачу за все в избытке –
Снимай же, контролер, улов
Ко мне прилипнувших воров.

Как ни крути, а мы в убытке –
Обоим нам закроет рот
Смертельнейшая из работ.
 
11.
Смертельнейшая из работ
Овладевает ловко мною,
Мой мозг под тонкой скорлупою,
Как мякиш, в цепких пальцах мнет.

Хитрющий бесноватый кот
Посмеивается за  спиною.
Он в заговор вступил с луною
И фыркая, потехи ждет.

Виски планеты серебрит
Зима в наитии иконном –
Акт созидания исконно
С минутой увяданья слит…

Прощаясь, вы закрыли двери,
Но нет находок без потери.

12.
Но нет находок без потери –
Рептилии отсохший хвост
Вдруг превратился в прочный мост,
Связавший Океан и Берег.
Как бег по гнущейся фанере 
Изнемождающе непрост,
Так жизнь под строгим взглядом звезд
Трудна вдвойне, по крайней мере.

Но взглядом этим я согрет,
И Океана мягкий плед
Под сбитые ложится ноги.

Пусть мрачен Берег и колюч,
Но стоит протоптать дороги –
И ночь уйдет, и грянет луч!

13.
И ночь уйдет, и грянет луч.
И разорвав ночные чары,
В крови ладоней рдеет парус –
К иным просторам верный ключ.

Судьба, еще меня помучь.
Без взрыва звезды – как стеклярус.
Без боли не изведать радость.
Сизиф мужает среди круч.

Протрется кожа в барабане,
Но грохот, пронизав века,
Вольется в нас издалека,
Как брага терпкая в стакане,
Как ливень, свежестью дремуч,
Из громобесподобных туч.

14.
Из громобесподобных туч
Видны сквозь синие прорехи
Стежки мостов, прошивших реки,
Асфальтных городов сургуч.

Звени, звени, зеленый луч,
Проникни в уличные штреки,
Размежь толпы стальные веки,
Я слышу – шаг ее певуч!

Ночь прячет с сожаленьем жало.
Ты нашу жизнь во сне листала.
Устало я к тебе прильну…

Но не дописана страница,
И сотню раз она приснится –
Не в сто дверей иду – в одну!

МАГИСТРАЛ

НЕ В СТО ДВЕРЕЙ ИДУ – В ОДНУ!

И В ЧАС НЕИЗЪЯСНИМОЙ ДРОЖИ

ЛАДОНИ В СУМРАЧНОЙ ПРИХОЖЕЙ

СДИРАЮ О ЗВОНОК-ЛУНУ.

В ЖЕЛАННОМ ИСТОВОМ ПЛЕНУ

НА БОЛЬ ГРЯДУЩУЮ РАЗГВОЖЕН,

ПОД ПАРУСОМ ЗВЕНЯЩЕЙ КОЖИ

Я К ЗВЕЗДНОМУ ВСПЛЫВАЮ ДНУ.

СЛАДЧАЙШЕ ПРИТВОРЯЕТ ДВЕРИ,

НЕ В СИЛАХ ОТВРАТИТЬ  ПОЛЕТ,

СМЕРТЕЛЬНЕЙШАЯ ИЗ РАБОТ.

НО НЕТ НАХОДОК БЕЗ ПОТЕРИ –

И НОЧЬ УЙДЕТ, И ГРЯНЕТ ЛУЧ

ИЗ ГРОМОБЕСПОДОБНЫХ ТУЧ!


1980