Т02 Расточительство

Юрий Киреев
Тетрадь 2
Расточительство
Сборник

Глава 1
Расточительство

Удаль
Вале

Эта удаль моя –
По наследству.
Ещё предки мои
Досаждали
Султанам.
Только удаль моя
Стала средством
На сердцах
Выцеловывать
Раны.

Я вломился к тебе
В самоё души.
Без звонка.
В заповедное самое
Не бросайся в проём.
Не спеши.
Ты теперь,
Как заложница,
Вся моя.

Уходи!
Всё равно
От меня –
Ни на шаг.
Я тебя,
Как в набеге,
Добыл.
Только стало вдруг
Трудно дышать.
Так дышали у вёсел
Рабы.

Стой,
Турчанка моя!
Стой,
Моя полонянка!
Слишком дорого дался
Набег в самоё.
Рядом с сердцем
Твоим
Соловьям наизнанку
Положу,
Как котёнка,
Своё.

В похвальбе
За искристым,
Как за морем,
Матерела
Молодцеватость.
Только схваченный
За сердце намертво
Таю ласковый я.
Виноватый.

Удаль –
Это в тревогах
За солнце над домом
Кто;то первый
Красивый
Встаёт впереди,
Чтоб согреть у ворот,
Развороченных громом,
Полонянку свою
На груди.

Некалендарная оттепель
Не в Миргороде
Достославном,
Не в семантическом ряду,
Меня обидели недавно
У всех соседей
На виду.

Меня из лужи окатили.
Обдали с ног
До головы.
Я не пойму:
Смеяться или
Дойти до самой
До Москвы?

С каким восторгом
К первой луже
Бежит от мамы
Карапуз!
Как не похоже
С лужей дружит
Какой;нибудь
Не бритый туз.

Ещё смешней,
Когда шестёрка,
Едва споткнётся
Господин,
К нему проникнется
Настолько,
Что не отмыться
До седин.

Но наступает
Общий ужас,
Когда начнёт
(Какой кошмар!)
Швыряться
Брызгами веснушек
Вдруг распоясавшийся
Март.

Подписка на Гёте
Полночь жуёт
У книжного
Жилы.
А вы подпишетесь
На меня?
Вы,
Закоренельнейшие
Библиофилы,
Сны на бессонницу
Променяв?

Не на отпетого.
На живого.
В силе.
В смехе.
В щетине щёк.
Что?
Не слыхали
Нахала такого ещё?

Знаю,
Куда вы гнёте.
Слабость слога –
Плохая броня.
Так пропустите
К Гёте
Без очереди меня!

Дайте!
Дайте припасть
К патриаршей ризе.
К сердцу разума.
К разуму рифм.
А что подписка
Самая
Мизер,
Так у меня
С того и нарыв.

Проморгал я поверку.
Жадно
Заслюнявил меня
Фломастер.
Ну, уж ладно.
Отвесьте счастья.

Что молчите вы?
Или вымерли?
А мне только бы
Пульсами свериться.
Я давно отдал
Этому имени
(Да простит мне
Медбрат)
Своё сердце.

Свою душу.
Продал.
Заложил
По рецептам
Доктора Фауста.
Чтоб горела,
Как радуга жизнь,
А не блекла
В цветах побежалости.

Чтобы вечною
Моложавостью
По весне зеленела
Душа.
Пропустите меня,
Пожалуйста,
Просто
Очередью
Подышать.

Волейбол
Мяч,
Как ручной метеорит,
Горит
Над белой радугой.
То омрачит.
То озарит,
Коротким градом
Радуя.

И пьёт спортзал
Во все глаза,
Глаза азарта полные.
А над площадкою гроза.
Удар!
И мяч, как молния.

Как взрыв,
Над сеткой
Рук заслон
На перехват мгновению.
Пускай сломило,
Занесло
Лавиной невезения,

Не падать духом!
Грудью пол
Стели –
Нужна победа нам.
Люблю за это волейбол
Я бережно и преданно.

Люблю не пляжную
Игру.
Люблю упасть,
Но выстоять.
Люблю,
Когда галдит в углу
Надежда олимпийская.

Люблю
Планирующий взлёт.
И – крест!
Овациям на завязь.
Люблю играть
Годам назло
И молодым
На зависть.

Люблю шутить:
Физкульт прости!
Сопернику в финале.
Люблю с плеча
Перекрестить
Любой беды начало.

Перекрестить
Ценой любой.
Перекроить
Победами.
Люблю за это
Волейбол
Я бережно
И преданно.

Экономика дружбы
 Пусть жадна
Ростовщик судьба.
Но зачем же
За голову браться?
Если друг заложил
Не себя –
Это значит
Банкротится братство.

Сквознякам
Уступая трубу,
Выпускаю
Души облигации:
Экономить
Морщинки на лбу!
И румянец!
И грацию!

Экономить седины
И стук в Гор собес…
Но на чём?
При каком посредстве?
На себе.
На себе.
На себе.
Где записано?
В сердце.
В сердце.

Расточительство
Мне пульсами
С солнцем не мериться.
Но жару
Не занимать.
Весна начинается
С сердца.
Откуда берётся
Зима?

Я, словно
Командированный
В нескладный
Служебный круиз,
Среди пескарей
Титулованных
Зачем;то ищу
Василис?

И бьётся.
И бьётся без отпуска
Не розданное тепло.
А время морщинистым
Оттиском
У краешка глаз
Залегло.

О, пылкое вёсен
Величество!
Как долго
Ты будешь опять
(Немыслимое
Расточительство!)
В груди
В холостую
Стучать?

Одиночество.
Ни друзей –
Ни врагов.
Кто же сбросится
На банкет –
Утолить переносицу?
И напрасно
Хорошая чешется:
Некому
Горевать или тешиться.
Но и мне горевать,
Вроде, нечего.
Мне давно
Обеспечена вечность.
Долговечность
В труде.
Долголетие.
Гор собес мне –
Не долгая Лета.

Не хочу,
Словно кладбища,
Пенсии.
Даже скрашенной
Стерео песнями.

Ни отпеть.
Ни проклясть
В общем, некому.
Одиночество.
Хуже некуда.

Не возвышенный.
Не затравленный.
А что, вдруг я и есть
Самый правильный?

Донские арбузы
Те, кого боярин донял,
Но кто духом не закис,
Большаками ли,
По Дону ль
Утекали в казаки.

Прежде
С господцем под терем
Подпускали петуха
И в бега –
На тихий берег
Отмываться от греха.

Хватит
Горбить поясницу
И не солоно
Хлебать.
Хорохорились станицы.
Щекотали степь хлеба.

И не свет зари
По небу –
По столам
Арбузный сок
Праздной силе на потребу
Проливал
Лихой клинок.

Стало завидно боярам.
Указали реже есть,
Слать
Царю арбузы даром
И царёву службу несть.

Порубал –
Пора в рубаки.
Чай земля –
Сплошной кочан.
На сердцах,
Как на рубахах,
Выел дыры солончак.

Знать,
От службы распрележной
Лучше с пулей
В поле спать!
Так не раз
Донские стрежни
Поворачивали вспять.

Ах,
Кабы да не измена,
То средь лобной
Тишины.
Не баюкал
Стон застенок
Государевые сны.
А на утро
Над брусчаткой
Переспелый
Брызгал сок,
Словно каменной
Перчаткой
Пьяный дьякон
Бил в висок.

И щербатый рот
Разинув,
В не одну ещё зарю
Будет кланяться
Россия
Хлебосольному царю.

Угостившийся от пуза
Будет каяться
Народ
За чубатые арбузы,
За кровавый огород.

Но по самый гроб
Обязан
И припомнить всё
Горазд
Он отдаст
Свой долг не сразу.
Плюнет в руку –
И отдаст.

Пещера Улая
Как по Великой Гоже
В Приокской благодати
Гулял Улаев  ножик
Зачем?
С какой;то стати?

Кипела кровь
Сильнее
Воды на перекате:
«Пошто
Народ синеет
От царской благодати?»

Челны врезались
В баржи,
Как в балыки булаты.
И не спасала даже
Свеча по благодати.

Но в пасмурной пещере
Уху из благодати
Не черпал
Белый череп
Под гоготанье братьев.

Не в шапке,
Не на блюде –
На острие булата
Несли лихие люди
Рассвет
Над благодатью.

А на Великой Гоже
В зелёной благодати
Мы топчем подорожник
У песни на подхвате.

И в полнолунье щедром
На чудеса и тайны
Сидим мы у пещеры…
И выкипает чайник.

Танцплощадка
Асфальт в лесу.
В культурном плане
На нём и зиждется
Вся жизнь.
Он на турбазовской
Поляне,
Как шкурка сусличья,
Лежит.

Уж бьют его.
Так отбивную
Бьют,
Отбивая гопака.
А днём
Мячом его мордуют,
Словно таранке
Мнут бока.

А раз в заезд
Залётный лектор,
Опять
«Тарелками» грозя,
Шпигует чудом
Почём зря.
А юморист,
Из местных некто,
Посолит крепче,
Чем язя.

И что не стерпишь,
Как соавтор
В делах
На сотню каблуков.
Только не верится,
Что завтра
Сойдут пришельцы
С облаков.

Куда уж!
И с небесным блатом
Им не пробиться
Всё равно.
В кругу от барыни
Крылатой
Не только барыне
Тесно.

И я тем барством
Приворожен
Топчусь совсем
Не по смоле –
Топчу
Шагреневую
Кожу.
И что ни вечер –
То смелей.

И наплевать мне
За азартом
Среди безудержной
Гульбы
Кому
На росной зорьке
Завтра
Мои аукнутся
Грибы.

Голодовка на турбазе
Как в рай лесной
Сюда все едут.
Здесь то и делают,
Что ждут,
Как после завтрака
К обеду
Вновь позовут
И подадут

Свиной гуляш
Под рыбьим жиром.
Но пусть его
Смакует он,
Кто предложил
На диво миру
Свинье
Моржовый рацион.

Меня не повар
Озадачил.
И не по части
Вкусовой.
А опыт
Больше, чем свинячий
Над всей
Обителью лесной.

Эксперимент
Селекционный
На свиноферме
В самый раз.
Но вот гуляш
Традиционный
По мне прекрасен
Без прикрас.

И если вдруг
Весёлый повар
Решит селекцию
Продлить
Я этот смех
Сочту за повод,
Чтоб голодовку
Объявить.

И объявил я
Голодовку.
Один.
Один на целый зал.
Ах,
Как мне сделалось
Неловко.
И я добавку заказал.

Тренировка
На стадионе
При полном параде
Компания
Сущих чертей
Стоим
Жеребячества
Ради
На всех четырёх
На вратарской черте.

Стоим не на смерть.
(Не вышли паспортом)
Стоим мы на смех.
Стоим мы на спор там.

Как я позавидовал
Конскому крупу.
Когда день померк вдруг
В нокдауне.
На чём теперь
Совещаться по;крупному
И думать на чём,
Заседая,
Мне?

 На стадионе
Весёлое зрелище.
Но наблюдает
Один лишь директор,
Как сотрясает
Футбольное стрельбище
Фундаменты
Интеллекта.

На стадионе,
Конечно,
Не черти,
Не жеребцы
На воротах.
Тогда ещё не было
«Челси».
Но дурость
Имела квоту.

«Вонючка» –
на вынос.
Но будет ли впрок
Венчающий финиш
Последний глоток.

Последний –
За друга.
И залпом по всей.
Гуляет по кругу
Гранёный бассейн.

Гуляет по кругу.
Круг замкнут уже.
А сердце,
Как бубен.
А жизнь,
Как фужер.

А хрупкую тару
Разбить –
Без проблем.
Последним ударом.
Последним!
Совсем.

Будни
Ой, бабусенька!
Разве можно так?
Ты шепнула в персты
Словечко
И спасителю
В честь безбожника
Язычок показала
Свечка.

Округлились
Глаза у лика.
Прихожанин пошёл
Раскованный.
Восковая, поди,
Не улика,
Да во здравие
Участковому.

Суровый закон
Ставит рамки преграды.
Зато стадион –
Без ворот,
Без ограды.
Зато и трава –
Не трава, а ковёр.
Валит «татарва»,
А с мячом – никого.

С крестом без Христа
Бородач истукан
Снимает с куста
Инвентарный стакан.

Никто не мешает
Балдеть на природе.
Без признака духа.
И свечку зажечь
В честь любого святого
Никто не мешает.
Довольна старуха.

Крестится старая.
Вечер удачлив.
С богом и с тарою
Чешет «на сдачу».
Спешит деловито.
Время не ждёт.
Палатка открыта
Лишь от и лишь до.

Успела!
И не за зряплатой –
Порядок привычки ценней.
Жизнь не палатка –
Палата!
И участковый
При ней.

И верится,
Станут объектами
В порядке вещей
Не кусты,
А баки,
Баки с объедками!
Бабушка,
Глупых
Прости.

Манифест
Затасканная
Ямбом и хореем
В лесу метафор
Мается берёзка.
И рифмы жар
Её уже не греет.
Стоит она
Бледнее папироски.

Стоит берёзка
Призрачнее струйки.
Ни стройности,
Ни грусти белоствольной.
Душа певучая
Разобрана по струнке
И сок закатан
На десерт застольный.

Но скорое
Грядёт похмелье ямбам!
Тревожный критик
Напрягает гланды.
Я полной грудью
Поддержал и сам бы
Да в грудь упёрлись
Трубы химгиганта.

Дымит
Великотрубная армада.
Прогресс, как будто,
Дышит перегаром.
А нам с берёзкой
Многого
Не надо:
Глоточек воздуха.
Всего один
На пару.

Я кашляю.
А лист последний жухнет.
Удавкой нам
Багровый шлейф
В полнеба.
И кажется окрестность
Дикой кухней
С открытым газом
Смерти на потребу.

Прогресс раздул
Дымов своих армаду.
Прогресс зальёт
Шампунем глотки трубам.
Ведь нам, по праву,
Малого не надо.
Уж если воздух –
Синий
Во весь купол.

Уж если стих –
То жизнью одержимый.
Уж если солнце –
Целый космос настежь.
А напиваться –
Так из губ любимых.
А задыхаться –
Так от счастья.

1980;1990 гг.

Глава 2
Родовое поле

Родовое поле
На осколках полночи
В бабьелетнем шоке
Вышит полдень
Солнечный
Серебристым шёлком.

Паутина стелется
Не про посвист майский.
Жёлтая метелица
Замешала краски.

Я в остатках радуги
Не в пример бездомным
Замурован
Надолго
Тишиной бездонной.

Я зову –
Нет отзвука.
Звук у рта стихает.
Не хватает воздуха –
Я дышу стихами.

Я б связал из радуги
Кружевную шаль.
Но от этой радости
Не поёт душа.

В листопадном
Кружеве –
Куражам начало.
Измельчало ль мужество
В бабьелетних чарах?

Север грохнет холодом
И осколки лета
Брызнут из;под молота
Ледниковым светом.

Запросила отчества
Мокрая палитра.
Утопиться хочется,
Да не всё пролито.

Не во всю
По случаю
Выжато ненастье.
Под последним лучиком
Коротаю счастье.

Не спешу сутулиться.
Жёлтый лист –
Не стронций.
Не спроста над улицей
Задержалось
Солнце.

И совсем безграмотно
Уповать на кому.
Я не стану
Мамонтом.
Отогреюсь дома.

Пейзаж
Не на ветер продано
Тихой сапой лето –
Отпевают Родину.
Не поверю в это!

Мшистый дуб
Туманами
До грибниц окурен.
Но шумит ветвями он
Высоко в лазури.

Транспаранты осени
Распахнули
Лебеди.
Зреет бас
Задонщины
В ручейковом лепете

А с берёзок
к холоду
Облетают листья.
Примеряют золото
Плечи обелисков.

Дозор
Озарились на западе
Кучевые папахи.
Куликовскую заповедь
Лобызают казаки.

Солнцещёкая сотня
Отскакала в дозоре.
Отстояла сегодня
Пограничные зори.

Словно волки из ямы,
Выползают туманы.
Но не прячется память
За вчерашним курганом.

Не предвестники бури,
Не зарничные блики –
Полыхают в лазури
Лучезарные пики.

Гонит тени на запад
Светосильная кара –
Голубая папаха.
Золотая кокарда.

И под радужным небом
Золотого собора
Места нет для отребий,
Нет прощенья для вора.

Длятся ночи
Недрёмные.
Длятся дни
Беспривальные.
Стремена
Златострёмные.
Зори
Исповедальные.

Дон
Не гуляет
По Тульщине
Приснопамятный стон.
Как на волю отпущенный
Тихо плещется Дон.

Он ласкается к полю,
Где особый почёт,
Кто хорошее помнят,
Где плохое не в счёт.

Где чугунную палицу
Обронил Святогор.
Где кто искоса пялится,
Наш прямой уговор.

Где не дай Бог,
Кому то
Стать раскосей других.
Дон не роется круто.
Дон до времени тих.

Зря!
Над займищами Дона
Зря занялась заря.
И котелок с радоном
Запузырился зря.

Зря синеглазый смуглик,
Колдуя при костре,
Сгребает горкой угли
На память о заре.

Зря лучезарный веер
На россыпь серебра
Упал и тихий ветер
Туман развеял зря.

Зря не
Остановился
Песок календаря.
Чтоб отпуск вечно
Длился,
Конечно же,
Не зря!

На даче
Дождик
В сказочном наитьи
Прял серебряные нити.

Под зелёный
Тёплый шёпот
Соловьиный полог
Штопал.

Словно Кио,
Быстро;быстро
Превращал
Дождинки в бисер.

И цветистые дорожки
Украшал
Искристой стёжкой.

А на сердце
Открывал он
Буйных радуг
Карнавалы

Извержение
Над медью
Траурного звона
Моргают звёзды
Виновато.
А может жмурятся
От стона,
Что не застрял в зубах
Когда;то.

Пирует
Медным басом траур.
А что случилось?
Неизвестно.
Известно лишь –
Не к чёрту в тартар
Земля летит,
А вверх из бездны.

Страда
В палисаде,
То ли где то
Между струн
Июньских гроз
Прихорашивалось лето
На вселенский сенокос.

Снаряжало на дорожку
На укосный травостой
Земляничное лукошко
С семицветною дугой.

Отбивало громом косу,
Тронув лезвие лучом,
И озвучивало росы,
Поведя вперёд плечом,

И баюкало Стожары
На ресницах
В поздний час,
Щедро балуя
Опарой
Зацелованных девчат.

Ты
Вале

По утру
За ширмой алой
Ты румяная с ночи
К мини тучке примеряла
Золотистые лучи.

Ты зелёные поляны
Осыпая серебром,
Присмотрела по туману
На ресницы,
А потом

Улыбнулась,
Задержалась,
Отразилась в зеркалах
И в счастливую
Усталость
Унеслась на каблучках.

Тульская Троя
От неслыханного зноя
Что;то стало
С Узловою.
С Узловою и со мною

И с дворовой
Милой стражей
Чистой нравственности
Нашей.

Узловая стала
Пляжем
Либеральней южных
Даже.

Тонет в солнечных
Объятьях
Город может быть
Не кстати,

Но в языческое платье
И застенчиво, и смело
Лето красное одело
Ослепительное тело.

С ослепительного горя
Стал Гомером
Целый город.
Он придёт в себя
Не скоро.

А суровые Елены
Повергают на колени
Умоляющих
О плене.

В новом царстве
Илиады
Нет спасенья,
Нет пощады.
Но и нет
Мечтам преграды:

Навсегда
Ослепнуть тоже.
На всю вечность
Стать моложе.
Стать – не стать,
Но всё же.
Всё же…

Душно
Над городом
В выцветшем мареве
Солнцу
Не светит покой.
В небе
На выжженной гаревой
Душно
От гари земной.

Нет,
Не от леса, курящего
Пороховой сухостой.
Городу не
До изящного
От парадигмы простой.

Душно!
Угарней не выпросить
У прокурора управы.
Кашляет сердце
От выбросов
Полуживой
Полуправды.

Современная идиллия

1
На пруд
С зелёной каланчи
Упали первые лучи.
И брызги чистого огня
Зачешуились
В бредне дня.

Кишат алмазы.
А над прудом
Висит сияющее чудо.
Но не лучистый изумруд
Свои лучи
Забросил в пруд.

И уронил
С размахом праздным
Свой капитал
Не фонд алмазный.

И не букеты
Белых лилий
На жор серебряный
Приплыли.

И нет.
И нет.
И нет.
И нет!
Всё это
Не прекрасный бред.

Всё просто:
В солнечном потоке
Стал изумрудней
Старый тополь.

И полновесней
Брызги утром.
И в камышах
Уютней уткам.

И под морганье поплавка
Уютней
Сердцу рыбака.

Ещё уютней
Над водой
Взгрустнуть
По рыбке
Золотой.

И нет ни рук,
Ни прочей снасти
Измерить
Утреннее счастье.

2
В дыму
Кирпичной каланчи
Поблекли
Светлые лучи
Звезды дневной.
Но не всегда
Была таранкою звезда.

Звезда сияла
В синем небе.
Звезду
Поддерживала лебедь.
И грели белые бока,
Как лебедята,
Облака.

И курит химию
Труба.
И лебедь
У трубы раба.
И изгаляется
Не коршун –
Прогресс железный
Точит когти.

Он
С вавилонской каланчи
Пускает
Кольца калачи.
И на деревья,
И на пруд,
Где утки серые плывут.
И где на маленькое
Счастье
Рыбак забрасывает
Снасти.

3
Нет
Ни зелёной каланчи
И ни трубы.
На кирпичи
Пошла труба.
А ствол берёзки
Пошёл естественно
На доски.

И вот коттедж
Многоэтажный
Переиначил
Вид пейзажный.

А лебедь
С песенной строки
Пошла в ощип
На шашлыки.

Так это ж сивый бред.
В бреду
Опустошённый
Я бреду.

Гляжу –
Душа лежит в грязи.
Ей грязь грязнее
Не грозит.

И слышу хрип:
«Меня ты предал
За право
Лакомно обедать.
А я попала на панель.
Ты дефилируешь
По ней.

Ты не отмоешься.
Иди.
Ты квартирант
В моей груди».

Я не ушёл.
А дело в том –
Всё закоттеджено
Кругом.
И бред
Не в вымысле печальном.
А в том,
Что это
Всё
Реально.

Заздравная панихида
На фоне серых
Стен хрущёвок
Горит берёзовое шоу.

Пылает жёлтая
Палитра,
Как поминальная
Молитва,

И, как заздравный
Канделябр,
Предвосхищающий
Декабрь,

На повороте
Отлетели
За днями недели
Вот и осень
Всё больше дурит.
Облетают
Пожухлой метелью
Придорожные
Календари.

И плывут
Паутиновой строчкой
Телеграммы
Косматой пурги.
А под ними
В роскошной сорочке,
Как собравшийся
На пироги,
Лету красному
За
Поворотом
Голосует
Раскидистый дуб.
И, ещё ожидая чего;то,
Хорохорит
Обветренный чуб.

Антоновка в астрах
Шестисуточным
Автомечтам
Ставит точку
Падением властным
Вся шесть сотен
Налившихся грамм
На полёгшие в инее
Астры…

И на этот
Запущенный мир
Из космического
Беспредела
В амбразуры
Озоновых дыр
Смотрят блики
Холодных прицелов.

Кто же?
Кто сотрясает сады?
Кто в сердцах
Топчет поздние астры?
Без понятья!
Пусть стынут следы
До весны
В ледяном алебастре.

А весной
От цветочного облака
Пусть прочхаются
Медные трубы.
Ведь земля
Не Ньютоново яблоко,
Чтобы попросту
Плюхаться в клумбы.

Оптимистическая грусть
Нагребу я
Листьев ворох.
Зажигалкою сверкну.
Лето красное,
Как порох,
Отгорело.
Не вернуть.

Отзвенела.
Отсмеялась
Молодецкая пора.
Всё прошло.
Зола осталась.
Не от лета.
От костра.

Подожгу я
Ворох листьев
И,
Прощаясь на лету,
Превратится лето
В искры,
В дым
И новую мечту.

Я оспаривать
Не стану.
Догорающий сезон
Пусть летит.
А я останусь
В милом прошлом,
Как в СИЗО.

Поздняя осень
Осень вдруг напустила
Такого тумана,
Что копна золотая
Исчезла из глаз
И простуженная
Сквозняками обмана
Обострилась под сердцем
Живая игла.

Как могла побледнеть
Ярко рыжая роскошь?
Как могла обнищать
На потеху ветрам?
Отпылала, прощаясь,
И пылко, и броско.
И дрожит под дождём
Из худого ведра.

И душа цепенеет
Под горестным душем
Всё в прошедшем и нет
Ничего впереди.
Только цепкая память
Обидою душит.
Да надежда на завтра
Застряла в груди.

Осенняя баллада
Тускло.
Тоскливо.
Темно.
Кто там стучится в окно?

Кто там осмелился
Аж
На самый четвёртый
Этаж

По флейте залезть
Водосточной?
С поэмой ли,
С ломом замочным?

Пусто.
Темно
И тоскливо.
И с любопытством
Ленивым

Сдвигается медленно
Штора.
И нет ни поэта,
Ни вора.

Лишь тёмные
Влажные
Стёкла.
Так чьё же лицо
Там промокло?

Чьи там
Пустые глазницы
Смотрят тупее тупицы?

Тупеют и мысли,
И чувства.
Темно.
И тоскливо.
И пусто.

Чёрный покров
 Стая грузная
Свистнув крыльями,
Тучей чёрною
Вдруг упала
На бетонку на
Автомобильную,
Словно смертное
Покрывало.

А бетонка лишь
Лихо взвизгнула.
(Хорошо ещё
Не по крови.)
И свела вдали
На пожизненно
Две обочины,
Будто брови.

Напряглась страда
Автострадная,
Стрелка – шкалится
Волос – ёжиком.
Одичала даль
Неоглядная,
Расчленённая,
Автоножиком.

Автолезвие
К сердцу с Запада
Продирается
По живому.
С чистым выхлопом.
С пряным запахом.
С мягким выбросом
В гроб из дому.

Комета
Бьёт мурашковый гром
«Быть иль не быть?»
Звёздопёрым хвостом
Вдоль по небу.

Из холодных руин
Антимира
Разрядил карабин
Чёрный Ирод.

То не пуля летит,
А комета.
Впереди –
Голубая планета.

Самый правильный рай –
Вечный хаос.
Разошлось на «Ура!»
«Ноу хау».

И под мелкую дрожь
«Быть иль не быть?»
Хлынул
Огненный дождь.
Но не с неба!

Не комета и не
Проклятье –
Суд всевышний извне
Ждать не кстати.

Ведь кого загубить
Так и шаря,
Смерть глядит
Из глубин
Полушарий.

И уже никуда
Тут не деться
Ни отцам, ни дедьям
Ни младенцам.

Предзимье
Снова в сердце
Наследила осень
Грустной гаммой
Листьев и дождей.
И дрожит
Оранжевая проседь
В жухлом вихре
Выстуженных дней.

Вновь замкнётся время
На ненастье.
Вновь продлится
Вечная спираль.
И буран –
Певец косматой страсти
Вновь освищет
Солнечную даль.

Слепой снег
Откуда то
Оттуда,
С неба,
Видать, из облачка
Без донца
За горстью горсть
Слепого снега
Земле отвешивало
Солнце.

И на костры
Бездымных клёнов,
Моргая,
Сыпались снежинки.
И собирались
На ладонях,
Как беспризорные
Слезинки.

Тройка
Не дымится
Позёмкой сугроб
И не тешится
Волчьим надрывом.
Обгоняющий песню
Галоп
Распустил
Белоснежную гриву.

А давно ли
От нудных дождей
Было в сердце
Тоскливей, чем в парке,
Где на длинных
Конвертах аллей
Осень клеила
Мокрые марки.

Свист и свет!
От слезы – ни следа.
И не дурь
Наскочила на бочку.
Весь в снегах,
Как в кострах
Коляда
Потрошит
Новогоднюю почту.

На лыжне
Как намёк,
Прозрачен иней.
От берёзок
В сердце тесно.
А лыжня
Внизу под ними,
Как две строчки
Белой песни.

Звонким зайцем
Скачет эхо.
И в весёлой
Пляске пульса
Задыхается от смеха
Песня,
Сбившаяся с курса.

То ль от скорости
Певучей,
То ль от точечного
Взгляда
Два дыханья
В снежной туче
Вдруг застыли
Рядом рядом.

А над лесом
В ливне солнца
Кружевами
Лёгких строчек
Вяжет
Свадебные кольца
То ли лыжник,
То ли лётчик.

Белый бег
 Сквозь серое олово
Рыхлого снега
Поля проржавели.
Лудильщик мороз
Бледный от солнца
И быстрого бега
Бороду сгрёб
И сосульки унёс.

Туда и дорога
Ему бедолаге.
Припой ледяной
Устарел.
Надоел.
Весна всё отмоет
На солнечной драге
И установит цветам
Беспредел.

Масленица
Дымится
На противне
Свежих проталин
На песнях замешанный
Солнечный блин.

А сердце уносится
В давние дали,
Где ветреность игрищ,
И поступь былин.

Всё будет, как было:
И снеги, и оттепель,
И в яблоках шеи
Гривастой дугой.

И будет вприглядку
Холодная оторопь,
И радость в прикуску,
И гром под ногой.

Сладится всё:
Соловьиное соло
Сад сотрясёт –
Затрещит тишина.

И станет, томясь,
От ночных разносолов,
Надраив луну,
Самоварить
Весна.

Зима
Несерьёзная поэмка

Ура!
Дождались мы
Зимы.
Томимы снежным
Голодом,
Её, как чуда,
Ждали мы.
Она –
Пургой на голову.

И вновь мороз.
И вновь набег
На домоуправление.
Домоуправ одна за всех
Пьёт чай
От воспаления.
Там –
Нет воды.
А там –
Течёт.
Всё подтянуть
По разу бы.
А рядом –
Очередь растёт.
За непростым.
За газовым.

А я крутой.
Я в дверь – ногой!
Пришёл с белоголовою.
Нужна,
Чтоб дело «ого;го!»
Перетарифить
В плёвое.

Домоуправ, осилив стул,
Оттаяв,
Ищет слесаря.
А тот
С аванса ключ спихнул
То ль богу,
То ли кесарю.
Поди,
С устатку разумей,
Чья ходка
Делать доброе?
И, чтобы думалось
Ясней,
Лоб обивают воблою.
Домоуправ творит
Обход.
Слуга народа
Думствует.
Народ безмолвствует,
Но ждёт.
А у зимы –
Презумпция!

Земля и небо
Станут льдом –
Стеклянным сном
Воочию.
И в мавзолее ледяном
Угомонится очередь.

Окоченеет под стеклом
Народная царица и
К ней рядом
Мумия с ключом
Приткнётся
Краснолицая.

И в этом не
Стандартном сне
Я притворюсь
Мыслителем
И оприходую весь снег
В сосульковой обители.

Проблемы тихо отойдут.
Исчезнут вековечные:
И ключ,
И плач,
И пересуд,
И свищи долготечные.

И всё всё всё,
Что грело быт
Заботой настоящею,
Мороз скуёт
И утвердит
Согласье леденящее.

Опять зима.
Опять течёт.
Опять оледенение.
Опять
Чаям теряя счёт,
Я чаю потепления.

Но кто?
Кто прав?
Домоуправ?
Иль слесарь?
Иль природа мать?
Когда и думать
Нету прав,
Не стоит
Даже пробовать.

Спихнув наверх
Мозги свои,
Гоняем мы на радостях:
Домоуправ и я –
Чаи,
А слесарь –
Что поградусней.

А мать природа
Наотрез
Не терпит суть
Пустынную.
И набивает по обрез
Пустые лбы мякиною.

Пройдёт зима.
Сойдут снега.
Настанет просветление.
Кого же
Примемся
Ругать
За новое затмение?

В любой коллизии
Всегда,
Легко унизив слесаря,
Не перекрестим
Никогда
В своей коробке
Кесаря.

И будут новые снега,
И новости весенние.
И будем вздёргивать
Врага
С лукавым сожалением.

Но трос иссякнет,
Как ни вей.
И вешать будет
Не на чем.
А враг,
Он вот:
Твоих кровей –
Жестокий,
Жадный,
Мелочный.

Один
Выходим на один
В затменье,
Как в прозрении.
И не находит гражданин
Ни капли очищения.

Лежим мы в луже,
Как всегда,
Облитые утечками.
И поднимается вода
Над крайнею
Засечкою.

А где фонарь и сапоги?
Где газовый утопленник?
И затуманены мозги.
И не помогут допинги.

Прошёл опять
Не гражданин
В лобастые приказчики,
А новорусский Алладин
Тюремного образчика.

Опять зима!
И с горяча б
Опять
Не проворонить нам,
Что от заветного ключа
Ещё живы мозолины.

И память
До сих пор живёт
Той мышечною
Радостью,
С какой давали отворот
В полкуртки
Всякой разности.

И всё;таки опять зима
Румяно сарафанная.
От ветра в грудь –
Сойти с ума.
Такая
Прямосанная!

1996 г.

Ранняя лазурь
Лирическая поэмка

1
Унялся
Мельник странный
Играть
Крещенским ситом.
Земля узором санным
Уже, как шаль,
Расшита.

Как белый воробей,
Нахохлился февраль.
А на пиру пешней
Звенит
Речной хрусталь.

И облачная прорва,
Бледнеет
И редеет
И солнечная прорубь
Всё глубже голубеет.

2
А мельник лют
И дошл.
И всё поддать спешит
Под жернова подошв
Гриппозный
Тонзиллит.

Спешит припудрить
Мельник
проснувшийся румянец,
Как в зеркале сочельник,
Осколками романа.

Но все интриги – дым.
И вьюгам не плясать.
И ливнем голубым
Прольются небеса.

Чтоб в золотой пыли
Цветов
Весенний гром
Катил по небу
Блин,
А не под горло
Ком.

И без проблемы чтоб
Растаял насовсем,
Как траурный сугроб,
Сомнений
Самосев.

3
Весна!
Весна!
Как воздух,
Прозрачна перспектива
В один прощённый
Роздых
Примазаться
К счастливым.

Но тот
Не чище всех,
Кто в небесах прощён.
Отмытый свыше грех
Аукнется ещё.

Когда проснётся
Совесть,
Чьё сердце не застынет?
Согретое на слове –
На самом деле в льдине.

Но от любой одышки
Есть средство:
Сделать праздник
Посредством
Вешней вышки
Для добровольной
Казни.

И не вернётся пятым
Четвёртый ледниковый
Под звонкое распятье
Оптической подковы.

4
Мороз ещё кряхтит
Под торбой отрубей.
И про блины молчит
Надутый воробей.

Но птичий хор
Взорвётся,
Позимье атакуя.
Зиме ещё неймётся.
Лазурь уже
Ликует!

Не ледники,
Но тают
На сердце
Жернова.
И снова с губ
Слетают
Забытые слова.

1996;1998 гг.