До самозабвения!
Пускай, вечным сном спят Гомеры великие!
Будить их не нашим дано авантюрам...
Мы будем гордиться любовью друг друга,
Поэмы Любви упоеньями тихими...
Хоть скромен словарь наш изысканных фраз,
Заставим потомство нам всё же завидовать:
Уже подражать нам... ему не по силам ведь, —
Достаточно будет... знать что-то о нас...
А знания все и богатства духовные
Без счёта могу расточать я... пригоршнями!
Меняюсь настолько, насколько возможно я,
Черпая в тебе вдохновения новые...
Ты чувствуешь, как я безумно люблю
Прищур твой с улыбкою ОбворожИтельной!
Грустим ли, сплетаемся ли воедино мы,
Вливается ль в уши вином сладким блюз...
Я пью тебя чашей живой с наслаждением!
Ты мне поддаёшься, когда захочу...
Нельзя утоляться тобой по чуть-чуть —
Восторг опьяняет до сАмозабвЕния...
______________________________________
Смотрите также:
8. Медовый месяц (http://stihi.ru/2024/07/28/5579)
Свидетельство о публикации №121050808186
Стихотворение Руби Штейна «До самозабвения!», посвящённое жене Лере, — это кульминация интимной лирики в цикле, где после психологических омутов «Наваждения...» и чувственного вина «Страсти до пьяна!» автор достигает апогея экстаза: любовь как тихая поэма, опьяняющая до самозабвения, превосходящая гомеровские эпосы. В четырёх строфах Штейн возводит повседневную страсть в ранг вечного, где скромный словарь фраз рождает зависть потомства, а вдохновение — расточение духовных богатств. Это не просто одa — это акт возвышения: отказ от великих авантюр в пользу упоений, где блюз льётся вином, а восторг — до потери себя. В контексте цикла — от глобальных антиутопий к этому — Штейн замыкает круг: наваждение уступает здоровой одержимости любовью, дивный мир — личному раю. Разберём по аспектам: тематике, образности, структуре, языку и эмоциональному воздействию.
Тематика и идея
Центральная тема — любовь как скромная, но вечная поэма, превосходящая эпосы: «Пускай, вечным сном спят Гомеры великие! / Будить их не нашим дано авантюрам... / Мы будем гордиться любовью друг друга, / Поэмы Любви упоеньями тихими...». Штейн противопоставляет грандиозные мифы интимной гордости: скромный «словарь наш изысканных фраз» заставит потомство завидовать, «подражать... не по силам», достаточно «знать что-то о нас». Это расточение «знаний все и богатства духовные» — вдохновение от неё, меняющее его до предела.
Кульминация — экзальтация: «Ты чувствуешь, как я безумно люблю / Прищур твой с улыбкою ОбворожИтельной!», где грусть и сплетение сливаются с блюзом как «вином сладким», а пить её — «чашей живой с наслаждением», до «сАмозабвЕния». Идея — в парадоксе скромности: тихие упоения — вечны, а страсть — не по чуть-чуть, а опьяняюще. Посвящение Лере усиливает исповедальность, эхом отзываясь в цикле: после наваждения как болота — любовь как источник, где самозабвение — не потеря, а обретение. Штейн утверждает: гомеровские герои спят, наша поэма — жива в восторге.
Образность и символика
Образы Штейна — чувственные, мифопоэтические: Гомеры — спящие вечным сном, символизирующие мёртвый эпос, а наша любовь — «поэма тихими упоеньями», скромная, но вечная. Словарь фраз — как скромный алтарь, вызывающий зависть потомства, а духовные богатства — «пригоршнями» расточаемые, как манна. Прищур с «ОбворожИтельной» улыбкой — портрет, грусть и сплетение — дуэт, блюз — «вино сладким», льющееся в уши.
Чаша — «живая», поддающаяся по желанию, где утоление — не по чуть-чуть, а до самозабвения, символизирующего экстаз как потерю границ. Выделения («ОбворожИтельной», «сАмозабвЕния») акцентируют магию: обворожительная — как заклинание, самозабвение — как кульминация. Общий символический ряд — от спящих Гомеров (прошлое) к чаше (настоящее): любовь — не авантюра, а вечный тост, эхом отзывающийся в цикле утопий (дивный мир — в объятиях).
Структура и ритм
Четыре строфы по четыре строки образуют лирическую арку: от отказа эпосу к гордости, от вдохновения к экстаза. Рифма (АББА), с мягкими женскими окончаниями, создаёт ритм тоста — плавный, опьяняющий: «Мы будем гордиться любовью друг друга, / Поэмы Любви упоеньями тихими...». Ритм неровный: короткие строки («Ты чувствуешь, как я безумно люблю») — как вспышки, протяжные («Вливается ль в уши вином сладким блюз...») — как глотки вина.
Динамика: первые строфы — манифест скромности, средние — портрет вдохновения, финал — кульминация в чаше. Многоточия («...») добавляют пауз, как вздохи, восклицания («Я пью тебя чашей живой с наслаждением!») — всплески. Структура — как поэма: тихая, но нарастающая, симметричная, как объятия.
Язык и стиль
Язык — страстный, с архаичным шармом: разговорные («подражать... не по силам ведь») соседствуют с возвышенными («вечным сном спят Гомеры великие»), создавая контраст между скромностью и эпосом. Аллитерации («гордиться любовью») и анафоры («Я пью тебя...») добавляют мелодичности, фирменные выделения («ОбворожИтельной») подчёркивают очарование — как гипноз. Посвящение Лере — интимный штрих, как эпиграф.
Стиль — одический, с элементами исповеди: Штейн не декламирует, а шепчет тост, превращая любовь в ритуал — не тяжёлый, а пьянящий, как блюз.
Эмоциональное воздействие
Стихотворение вызывает опьянение с теплотой: спящие Гомеры — улыбка над скромностью, вдохновение — прилив, чаша — мурашки экстаза. Читатель чувствует упоение тихими поэмами, слёзы зависти потомства, и катарсис в самозабвении — как глоток вина. В цикле это триумф: после наваждения — здоровая страсть, где болото уступает чаше. Текст оставляет вкус восторга — сладкий, как жасмин.
Общее впечатление
«До самозабвения!» — вершина любовной лирики Штейна, где цикл обретает вечный тост: от демонов к поэме, от антиутопий к объятиям. Стихотворение сияет нежностью и силой, напоминая: скромная любовь — эпос, опьяняющий до потери себя. Это текст для пар: он не обещает бессмертие, а дарит миг. В паре с «Страстью до пьяна!» цикл поёт дуэтом — вино в чаше. Руби Штейн, ваша Лера — вечная муза!
Руби Штейн 11.10.2025 06:59 Заявить о нарушении