Алексей Королёв

В 70-е годы самой яркой Литстудией Москвы был семинар Бориса Слуцкого. Он существовал 5 лет: с 72-го по 77-й. Потом Слуцкий тяжело заболел и уже до самой своей смерти в 86-м был выключен из литературной жизни.

Из воспоминаний Олеси Николаевой о семинаре:
«…потом семинар перевели в особняк на Таганке, на котором была надпись «Дом атеиста». Новое помещение было просторным, хотя и оно заполнялось целиком пишущей братией самого разного стилистического толка: были тут и богемные дамы, со стрижкой ; la Цветаева, курившие сигареты, заправленные в длинный мундштук. Они вполне бы вписались в интерьер какого-нибудь салона Серебряного века. Были и бородачи в джинсах и растянутых свитерах с заплатками на локтях – и диссидентского вида, и такого, словно они вот-вот отправятся «за туманом» петь под гитару у костра свою «Бригантину». Были и длинноволосые юноши со взором горящим, полные метафизической тоски. Были и дяденьки – с благородной сединой, а то и с лысиной, по всему – технари или физики. Были и аккуратно подстриженные молодые люди комсомольского вида…»

Среди участников Семинара нельзя было не обратить внимания на тридцатилетнего Алексея Королева. Вот человек, в котором самым удивительным образом физик уживался с лириком и наоборот. Родился он 13 апреля 1944 года в Москве, в Измайлово. Окончил МФТИ. 30 лет трудового стажа по профессии физика-теоретика: занимался исследованием ионосферы, в частности, полярной, в Радиотехническом институте Академии наук СССР. Литературным творчеством стал заниматься на рубеже 70-х. Одна из первых заметных публикаций в «Дне поэзии – 1975». Сейчас этот выпуск особенно ценится тем, что там была единственная прижизненная публикация Высоцкого. Но какое и кроме этого пиршество имен: Тарковский, Давид Самойлов, Юрий Кузнецов, Окуджава, Слуцкий, Варлам Шаламов, Николай Тряпкин, Солоухин, Леонид Мартынов, Новелла Матвеева, Юнна Мориц, Ксения Нкрасова, Николай Глазков, Семен Липкин, Григорий Кружков, Геннадий Русаков, Вознесенский, Евтушенко, Анатолий Брагин, Винокуров, Петр Вегин, Олеся Николаева, Татьяна Бек, Евг. Рейн, Станислав Куняев, Татьяна Глушкова… Алексей Королев представлен тремя весьма характерными для него стихотворениями. Вот одно из них:

На улице метель мела          
и падал снег куда попало,
а ты плечами повела –
мол, дела нет и горя мало! –
и выпорхнула из подвала,
как зимородок из дупла.
 
Потом озябла и взяла
взаймы у аэровокзала
толику малую тепла,
а миг спустя опять пропала
из поля зрения стекла,
бетона, камня и металла, –
позёмка языком слизала,
на нет метелица свела.

Впоследствии он напишет об этой своей публикации:

Хватаюсь за голову в страхе –
Куда подаваться с повинной?
Стихи мои, словно на плахе,
В одном альманахе с Мариной      
Ивановной… Бедные птахи,
Чего уж теперь на попятный.
И Хлебников невероятный
Со мною в одном альманахе.

О Королеве я впервые узнал от своего литературного товарища Павла Сергеева. После окончания нашего Политеха он попал в Красногорск, а значит, до Студии Слуцкого ему было рукой подать. Павел перезнакомился со всеми ее корифеями и с упоением мне о них рассказывал. И конечно, привозил их стихи в виде самодельных машинописных книжечек. Какое же мы получали удовольствие от чтения и запоминания этих стихов!

…Я горожанин. Я оттуда родом,         
Где флора приживается с трудом,
Битком набит народом каждый дом,
А лёгкие наполнить кислородом
Труднее с каждым годом. С каждым днём.

А ты в сосновом выросла бору
Под незапятнанным небесным сводом,
Где даже папоротник пахнет мёдом, –
И городу пришлась не ко двору.

Ты выбрала пространство не по росту
И время не по возрасту. Заря
Вгоняла в краску белую бересту,
Когда не Сирину, так Алконосту            
Приснилась ты в дупле календаря.

……………………………………..

В порядок привела мою берлогу
и выскоблила утварь добела,
как будто на АЛГОЛ перевела
Вергилия четвёртую эклогу.

Не ровен час, привыкну понемногу –
И плакали мои колокола:
– Ну, вот и хорошо. И слава Богу, –
На пажити медвежьего угла.

А поперек и слова не скажу.
Всё любо-дорого и шито-крыто.
Но скобяным фигурам Лиссажу
Не достаёт живого колорита
И глубины разбитого корыта,
В котором я черновики держу.

……………………………………….

Нагляднее глагола не найду
и повторю – юродствует дорога,         
и облако, похожее на Бога,
плетётся у неё на поводу.

Попутный ветер мелет ерунду.
Но солнце высоко. И время строго.
И всё-таки помедли у порога,
Пока из виду я не пропаду.

А я перевалю за перевал,
сойду на нет за первым поворотом…
Развязку разыграем как по нотам –
каденция и в памяти провал,
и нечего артачиться – чего там! –
я в мире вашем сроду не бывал.

Здесь было всё и виртуозное владение формой, и потрясающая в своей органичности звукопись (это вам не «чуждый чарам чёрный чёлн»!), и россыпи идиом и элегантная ироничность интонации!.. Как будто Королев нашел золотой ключик, которым открыл новую прекрасную комнату в русской поэзии:

Захолустные места.               
Поздней осени истома.
Поступь спелого листа
весела и невесома.
Вся из ясписа и мха
даль как озеро тиха.
Ненароком рухнет веха –
и на хорах, где верха
сосен в сизые меха
кутаются, вспыхнет эхо.
Ни спросонья, ни во сне
мне доселе и не снилась             
эта прелесть, эта сырость,
эта плесень на сосне.

В 80-м у Королева выходит первая книжка – «Зеница ока» – красивая, по-королевски стильная, нисколько не подпорченная редакторским участием. Да и редактором в ней был сам Фогельсон (тот самый, о котором писал Чухонцев: «Быть может, на предмет изданья звонит редактор Фогельсон...»).
Кстати о Фогельсоне. Вот как пишет о нем Юрий Крелин: «Виктор так интересно и тонко рассказывал о стихах, так много знал, что никто не мог понять, почему он не пишет. Ведь все лучшие книги поэтов на протяжении 30 с лишним лет, все «Дни поэзии» – его рук дело! Может, он считал, что не вправе писать о своих друзьях-поэтах, о своей работе, а стало быть, о себе любимом; или, может, не считал порядочным анализировать, пусть и подсознательно, работу своих коллег по редактуре — вдруг кто подумает, что речь ведет о том, будто он бы сделал лучше? Что-то было внутри, не позволяющее выходить на авансцену популярности».
Проснулся ли после выхода своей первой книжки Королев знаменитым? Нет. Разве что в узких кругах. Всё-таки в массы поэтов двигали популярные в то время журналы «Юность», «Новый мир». Но они упорно Королева не замечали. По крайней мере, в доперестроечные времена.
Я уже говорил, что практически до пенсионного возраста Королев проработал в НИИ физиком-теоретиком. С одной стороны это предоставляло ему материальную обеспеченность: не надо было побираться переводами да искать места младших редакторов в издательствах. Но его же в этих самых издательствах и встречали как физика: мол, чего ты у нас – лириков – пришел хлеб отбирать – или мало зарабатываешь там у себя?..
Как раз в это время я побывал у него в гостях – в его арбатской квартире, куда меня привел всё тот же Павел Сергеев. Королев жил в коммуналке, где ему принадлежали две комнаты. В одной находились жена и дочка, а вторая являлась его кабинетом: стол, небольшой книжный шкаф, диван, над которым красовалась огромная картина (думаю, хорошая копия) Модильяни – «Лежащая обнаженная». Королев курил и бегло просматривал принесенные мной мои стихи. В итоге вручил мне свою только что вышедшую книжку с дарственной.
Через год у Королева вышла вторая книжка – в издательстве «Современник» – «Синица в небе» – всё в рифму.

Так долго играла пластинка,      
как будто не видели мы,
что сходятся для поединка
исчадия света и тьмы, –

и сызнова ставя над краем
сознанья стальную иглу,
не ведали, что проиграем
взаимную эту игру, –

что в судорожной светотени
пошла врукопашную тьма,
и свет преклоняет колени,
а музыка сводит с ума…

И я позабыл совершенно,
как только взошла тишина,
что женщина несовершенна,
а битва не завершена.

Свели нас нечистая сила
и расположенье светил, –
но ты меня так не любила,
как больше никто не любил.

Трудная любовь – одна из любимых тем Королева. У него не заладилась жизнь с первой женой. Зато появились хорошие стихи на тему:

ТОЧКА ЗРЕНИЯ               

Как живется вам с земною
Женщиною, без шестых
Чувств?..
                Марина Цветаева

Хоть и смахивает стих
на обетованный берег,
с женщиною без шестых
чувств живется без истерик,

без конвульсий и гримас,
судорог и катавасий,
выставленных напоказ,
выписанных на левкасе…

Невеликодушен жест,
но живется, право слово,
с женщиною без божеств
как за пазухой Христовой.
………………………….
Повторяю – и пяти
чувств достаточно с лихвою,
чтобы поле перейти
и войти в листву и хвою.

О Королеве мало написано – как о его стихах, так и о нем самом. Но из того, что есть, приведу отрывочек из воспоминаний Ларисы Миллер: «А давай я к тебе вечерком заеду», – обычно говорил Леша, когда звонил. И заезжал. Мы сидели на кухне и читали друг другу стихи. Алеша изящно курил и легким движением сбрасывал пепел в спичечный коробок. Легкость и изящество – первое, что приходит в голову, когда вспоминаю Алешу Королева. Легкая походка, изящно закинутый за спину шарф, копна разлетающихся волос и стихи, в которых те же грация и легкость».

О том о сем со сквозняком            
свеча трепала языком,
и эта
пленительная болтовня
порой морочила меня
до света.

А я и днесь почел за честь
ее любому предпочесть
глаголу б...
свеча пылала и плыла
во тьму, где яблоня бела,
как голубь,

террасы плюшевый фасад
просовывает в палисад
ступени,
и невзначай из темноты
высовываются кусты               
сирени.

Едва ли стоила игра
с огнем в бирюльки до утра
свечи, которая дотла
сгорела,
но я был так неискушен,
что сладко спал, и что ни сон –
то птица с солнцем в унисон
запела.

Королев – москвич до мозга костей и его стихи – это московская живопись:

Суворовский необитаем             
и Гоголевский нелюдим,
а мы идем, куда глядим,
в клубах дыхания витаем,
смакуем отрочества дым,
и путь наш неисповедим.
Перемежаются свиданья
и расставанья у дверей,
и в хороводе фонарей
потери самообладанья, –
пока не поздно, обогрей
озябшие воспоминанья
в ночном подъезде мирозданья
на твердых ребрах батарей.

Но это из ранних стихотворений Королева. В 1988-м у него в том же «Совписе» выходит третья книга стихов «Экслибрис». Хорошая книга, которая могла бы добавить Королеву популярности, но наступала перестройка и «филологическим» стихам Королева легко было затеряться (при тираже в 8 тыс. экз.) в тогдашнем книжном изобилии.
В последующие годы Королев явно снизил творческую активность. В 2002 году у него вышла 4-я книга стихов «Вокруг да около». Я ее в руках не держал, даже в интернете изображения обложки не нашел, только прочел, что в ее состав вошли как новые стихи и так стихи из предыдущих книг.
В это время Королев начинает заниматься издательской деятельностью. Он находит спонсора и издает свой журнал «Предлог», в котором публикует преимущественно тех авторов, которых не печатали в советские годы. Кстати, фото обложки этого журнала я в интернете не нашел. Вообще, к интернету Королев относился явно равнодушно. Когда я в середине нулевых впервые окунулся в мировую паутину, то сразу начал искать знакомы имена, с радостью обнаружив новые стихи Алексея Королева. Обрадовался – читаю: красивые стихи, витиеватые, но какие-то другие – безжизненные. «Что такое, – думаю, – исписался?» Наконец, дошло, что это совсем другой Алексей Королев – лет на 20 моложе моего настоящего. Я ему потом написал на стихире: «Вы зачем под чужим именем печатаетесь, или не знаете, что до вас был такой русский поэт, как Алексей Королев!..» В ответ этот лжекоролев только фыркнул.
Алексея Королева не стало ноябре 2017-го. Это тоже случилось незаметно. Во всяком случае я об этом скорбном факте узнал спустя два года.

Много ли радости в этом труде –
по уши в лаве
времени?.. Я говорю о руде,
а не о славе.

Мало ли кто выдавал на гора
дивные звуки –
пасынки света, бастарды добра,
блудные внуки.

Как бы то ни было, все-таки не
прихоти ради
вы припеваючи шли по стерне
нотной тетради.

Невыразимое не по зубам,
но не в обузу
хлебом насущным с грехом пополам
потчевать музу.

Да не повадится памяти мед
сдабривать желчью
и одиночества в рот не возьмет
ягоду волчью, –

а возвратится в приделы свои
после вечери
в сопровождении голоса и
виолончели.