Слово...

 
    В канун Пасхи каждый год вспоминаю одного Человека, творчество которого удивило, потрясло и оказало огромное влияние на мою творческую жизнь.  Хотя помню его всегда. А почему память именно в эти дни сильнее стучится в меня и даже больно колотит, объясню чуть позже.
 
Есть поэты, которые принадлежат Вечности не по совокупности заслуг (хотя это с общечеловеческой точки зрения тоже справедливо), но по взрывным прорывам их гениальности в нашу серую обыденность. Эти вулканические выбросы колоссальной силы в сочетании с обостренностью ощущений, эмоциональной напряженностью и ярко выраженным темпераментом автора заставляют острее всмотреться в себя, задуматься и переосмыслить базовые ценности бытия.

За других читателей не скажу, но для меня примерами таких произведений были и остаются «Я Вас любил» Пушкина, «Скифы» Блока, отдельные стихи И. Картаполова, А. Головина, Н. Ягодинцевой, В. Курбатова и И. Войтовецкого. 
Они вошли в мою сущность. Избранные душой, дорогие мне строки я могу прочесть наизусть, в любое время дня и ночи.

Неожиданная встреча с Войтовецким  произошла в середине 2000-годов на просторах литературного сегмента Интернета. Я совершенно случайно наткнулся на стихотворение русскоязычного автора из Израиля. 

Бетховен
 
Бетховен глух.
Не скрипнут половицы,
не взвизгнет дверь проржавленной петлёй.
А за окном в ветвях щебечут птицы
и дышит свежий ветер над землёй.
 
Бетховен глух.
А может быть, напротив,
мир оробел и, звуки поборов,
беседует беззвучьем подворотен
и немотой подъездов и дворов.
 
Бетховен глух.
Уйдя безумной гривой
в изгиб спины и неподвижность плеч,
он, пальцы сжав, следит, как луч игривый
на клавиши пытается прилечь.
 
Бетховен глух.
Всевластен страх беззвучья,
всесилен устрашающий недуг,
но в тишине рождается певучий,
почти невыносимо чистый звук.
 
Бетховен глух.
Он глух к полночным скрипам,
к ворчливым дрязгам, к суете сует,
он мрачен, нелюдим, угрюм и скрытен.
Бетховен глух.
– Бетховен глух? О, нет!
 
Он ночью у постели неизмятой
задумчиво сидит, как манекен.
Он слышит взлёты будущей Девятой,
не слышанной пока ещё никем.
 
Язык распухший шевелится сухо,
прикрытый глаз в орбите изнемог,
и самым чутким, самым острым слухом
Бетховен слышит, как вздыхает Бог.

© Илья Войтовецкий, 2003
Свидетельство о публикации  на www. stihi.ru  №103042400035

Страница автора: http://stihi.ru/avtor/iliavoit

После первого залпового прочтения стал перечитывать текст медленно, снова и снова, поражаясь многослойности экспрессивного стихотворения и его глубинной сути. Потом начал читать другие  стихи Ильи. 

В завязавшейся личной переписке я узнал, что Илья Войтовецкий до переезда в 1971 году в Израиль жил на Урале, неоднократно бывал в Челябинске. Мы живо обменивались мнениями о творчестве поэтов, Илья ориентировал меня на новинки современной литературы, и надо признаться: тогда я остро почувствовал свой низкий тогдашний уровень.
   
Разумеется, Илья ни словом не обмолвился о своих немалых регалиях, а уже в то время его произведения публиковались не только в Израиле, России, Украине, но в США, Германии, во Франции (издательство университета Сорбонна, "Вестник русской литературы" № 38) с параллельным переводом на французский язык, в Новой Зеландии (в переводе на английский язык, "Антология израильской литературы"). Он выступил автором стихотворных сборников, таких как "Не будоражу память грезами" (1993); "Такая тетрадь" (1995); "Байки старого артиллериста" (Беэр-Шева: издание автора, 1998); "Личное" (Беэр-Шева: издание автора, 2002), а также прозаических проивзедений: "Вечный Судный день" (1996); "Непризывной возраст" (1997), "Бес в ребро", ( 2001).

Илья Войтовецкий был членом Союза русскоязычных писателей Израиля, одним из основателей творческой студии "Среда", секретарем Фонда развития города Беэр-Шева, членом Совета директоров драматического театра Беэр-Шевы.

Пользуясь случаем, приведу еще одно стихотворение Ильи:

"Я не люблю непогрешимых.
Всё взвешивая не спеша,
Они прямы, как грань рейсшины
или ребро карандаша.

Я обожаю сумасбродных.
Они, являясь, словно дар,
В святом неистовстве свободны
Раздуть пожар, задуть пожар.

Они безумны – нет страшнее,
Они безумны – нет добрей.
Себе они ломают шеи,
А к нам приходят в роли фей.

Они не устают бороться
В безудержности правоты.
Но вот вопрос: в их сумасбродстве
Мы – за чертой иль – до черты?

И если вдруг они решили
Задуматься на этот раз –
Они уже непогрешимы,
Их сумасбродство не для нас.

Браните их, кляните рок свой,
Вините в этом целый свет
И вновь ищите сумасбродство,
Которому предела нет."
© Илья Войтовецкий, 2012

В этом весь Войтовецкий - неравнодушный и откровенный. Способный ответить на прямой вызов и добрый в душе. Он был Поэтом.

И что немаловажно, был другом нашей страны.

Одним словом, мне, только что принятому в члены Союза российских писателей (в основном за прозу, 2000 год), невероятно повезло…

Оказавшись в компании поэтических словоблудов-графоманов, деградируешь. Прикоснувшись к творчеству великих поэтов, получая их оценку и советы, растёшь. Илья был строгим цензором, не громил прилюдно в рецензиях, писал в «личку». Редко хвалил, как и мой первый великий учитель по литературному цеху Анатолий Дмитриевич Головин.

Неожиданно для самого себя я стал писать стихи, за которые мне самому было потом не стыдно. Некоторые даже пробились в финалы престижных международных конкурсов, членами жюри которых были весьма уважаемые в литературной среде личности.

Но речь не обо мне.
«… Человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен…», – говорил устами Воланда Михаил Булгаков.

Почему-то в последнее время всё чаще вспоминаю эти слова. Хотя по-прежнему плаваю километрами и кроме как на лицо, не старею. Трижды в неделю поднимаю всё те же веса в тренажерном зале, а беспокойство не отпускает. Может, скоро встречусь где-то там с Ильей? Никто не знает, когда, ведь человек смертен внезапно. 

В апреле 2015 года я отдыхал в Шарм-Эль-Шейхе и не удержался, посетив с крайне коротким визитом Израиль. Вечером выехал, в полночь пересек границу Израиля на юге страны и на рассвете уже лежал в рассоле Мёртвого моря. К полудню с группой туристов из России мы достигли Иерусалима, посетили также Вифлеем. На рассвете через сутки группа вернулась в Египет.

Даже такой бешеный галоп позволил «одним глазком» взглянуть на сокровища мировой культуры, посетив главные христианские святыни в канун Великого Праздника Пасхи.

А ещё я понял там важное: у народа Израиля нам, россиянам, надо учиться и учиться главному: так трепетно любить свою землю, свою Родину. Я отметил: Родина и государство у них стоят куда ближе друг к другу. 

Конечно, я отделяю эти два понятия. Родину от государства. Первое отождествляю с родными и близкими, с друзьями. Вижу ту же несчастную оскудевшую землю с пресловутыми берёзками и ручейками. Её опустошают и загрязняют, и некому защитить.

А государство представляю в виде жестокого репрессивного аппарата, подавляющего свободу и инакомыслие, а основу такого государства вижу в лице ненасытных, жадных, тупоголовых чиновников. Это понятно теперь даже детсадовцу. 

После возвращения из Израиля списался с Ильей, восторженно описав свои впечатления.

«Ты ничего не увидел! – негодовал он в ответ на стихотворение об Иерусалиме, – и поэтому не имеешь права писать об этом!"

Я был обескуражен.

«Если бы ты был графоманом, куда ни шло, но почему ты мне ничего не сказал, что будешь в Израиле», – смягчился Илья. 

Я объяснил, решение о поездке возникло спонтанно.

«Ладно, дай мне слово, что в следующем году приедешь сюда, я буду твоим гидом», – написал Илья.

«Слово!»

Но через несколько месяцев Ильи не стало. Он ушёл внезапно, а я пообещал сдержать таки слово и побывать еще раз на Земле Обетованной. При этом посетить страну не наскоком, а попытаться хотя бы на неделю-другую задержаться на земле, где каждый камень чуть ли не историческая реликвия.

Я подумал, пусть гидом будут строки Ильи Войтовецкого о замечательной земле, на которой родились его гениальные строки.   

Размышляя о внезапном уходе Ильи, вспоминая других ушедших хороших поэтов, я написал вот эти строки:

Если не будет поэта среди живых,
то среди мертвых людей его тоже нет.
Если судьбу по глазам он читать привык,
то не боится летать, говорить и петь   
и при желании может возникнуть вмиг,
где не сумел (не успел) прошептать: «прости…»
и на страницах своих незабытых книг
будет смеяться, ругаться, шутить, грустить.      
Тихо кружа над полями, его душа
спросит тебя (и меня) через сизый дым:
только ли этой стране тяжело дышать?
Только ли ей надо море живой воды?..

2 мая 2021 года